Подвиг
Шрифт:
— Ха-ха-ха, — вопилъ онъ, корчась отъ смха. — Хо-хо-хо… Вотъ умора то!.. Ой-ой-ой… — Обезьяна то!.. ха-ха-а!..
Это было такъ странно и неожиданно, что кое кто не поврилъ. Казалось, что Фирсъ просто дуритъ, представляется… Молодой летчикъ Вха пошелъ медленными осторожными шагами черезъ невидимый лучъ. Но едва дошелъ до него, какъ повернулъ обратно. Видно было, какъ онъ всми силами старался удержать смхъ. Лицо его кривило спазмой, наконецъ, прорвало и -
— Ха-ха-ха, ха-ха-ха… — присоединилъ онъ свой смхъ къ неистовому дикому хохоту Фирса.
Еще два, три человка бросились, пытаясь быстро проскочить роковую полосу, но и ихъ невидимая сила
— Ха-ха-ха… хи-хи-хи… хо-хо-хо!..
XXXIII
Ранцевъ остановилъ токъ. Помощникъ Вундерлиха вынулъ склянку. Профессоръ досталъ изъ ящика колбочку съ розовымъ порошкомъ. Ее вставили на мсто прежней.
— Теперь, — самодовольно говорилъ Вундерлихъ, — это плакучiй. Кто теперь идетъ — плакать будетъ… Горько плакать… Н-ню тоже не опасно для здоровья ничуть… Слезы это тоже иногда ошень карашо… Успокаивайтъ нервы.
Но плакать, повидимому, никому не хотлось.
«Волевой» человкъ Мишель Строговъ, — ему эти опыты чрезвычайно понравились, въ нихъ онъ увидалъ хорошее средство испытанiя воли — вышелъ впередъ.
— Н-ну, — съ сомннiемъ въ голос протянулъ онъ и пошелъ твердыми шагами боксера, идущаго на противника черезъ полосу. Было видно, какъ, вступивъ въ промежутокъ между шестами, онъ заставлялъ себя сдлать еще шагъ, но потомъ схватился за глаза руками и быстро пошелъ назадъ. Слезы градомъ лились изъ подъ пальцевъ. Непроизвольная спазма рыданiй кривила лицо. Онъ уже не въ силахъ былъ дольше держаться и громко зарыдалъ. Докторъ Пономаревъ подхватилъ его подъ руки и бережно повелъ внизъ. Зрители стояли, нахмурившись. Никто не пожелалъ повторять опыта Мишеля Строгова.
Склянку съ розовымъ порошкомъ вынули, самъ Вундерлихъ пошелъ вставлять въ штативъ новую скляночку съ срымъ порошкомъ.
Онъ обратился къ Ранцеву:
— Я попросилъ бы васъ поставить офицеръ впередъ, чтобы никто не ходилъ теперь. Это ошень опасный лучъ… Это «капучiй»… Теперь, кто идетъ… большевикъ… шмерть…
Его помощники перенесли кроликовъ и морскихъ свинокъ къ публик. На палуб было томительно тихо.
— Знаешь, — прошепталъ Парчевскiй, обращаясь къ Нордекову, — совсмъ, какъ въ цирк передъ какимъ нибудь опаснымъ сальто мортале. И чего не придумалъ человкъ? He даромъ онъ и на человка не похожъ…
— Fertig? — спросилъ Вундерлихъ.
— Jawohl, — отвтилъ помощникъ, державшiй клтки.
— Пускайте кроликъ и швиней.
— He надо… не надо, — раздались голоса. — Вримъ и такъ!
Кролики и свинки побжали за приманкой. Едва они достигли роковой черты, какъ стали падать и дрыгать лапками въ смертельной конвульсiи.
Тяжелая тишина стояла на палуб. Помощники Вундерлиха выбросили тла свинокъ и кроликовъ за бортъ на съденiе акуламъ. Вс вдругъ заговорили.
— Да… Ну и придумано, — сказалъ Нордековъ. — Дьявольская какая штука.
— А какъ же противъ большевиковъ то! Другого средства нтъ!.. Травить ихъ, подлецовъ надо, — сказалъ Амарантовъ.
— Это какъ въ крпости, за такими лучами.
— Если не вретъ профессоръ, что на десять верстъ идетъ его лучъ такъ лучше всякой крпости.
— Изъ пушекъ пали, не долетитъ.
— Главное, господа, то, что можно поставить въ любомъ мст.
— И притомъ совершенно непримтно.
— Д-да… Это не авантюра.
— Какая тамъ авантюра!..
— А потомъ и плакать…
Возбужденiе становилось сильне. Люди перемшались и какъ то не замтили, какъ Вундерлихъ съ его аппаратами исчезъ, точно сквозь палубу провалился. На мсто его «штучекъ» поставили небольшой радiо-прiемникъ и завели моторъ. Хоръ Амарантова и пвчiе Гласова приблизились къ нимъ.
Вечеръ былъ тихъ и прохладенъ. «Мститель» несся по спокойному океану. Передъ нимъ спускалось къ морской равнин румяное солнце.
ХХХIV
Высокiй сдобородый финляндецъ подошелъ къ аппарату и сталъ объяснять его устройство.
— Господа, если кто изъ васъ знакомъ съ аппаратами радiо, тотъ можетъ видть, что мой аппаратъ нсколько иного устройства, чмъ вс практикуемые теперь аппараты. Сейчасъ въ Европейской Россiи позднiй вечеръ. Во всхъ казармахъ, въ лагеряхъ, въ клубахъ красныхъ командировъ, въ избахъ читальняхъ люди собрались подл своихъ и общественныхъ радiо-аппаратовъ, чтобы слушать объявленную программу. Я беру своимъ приборомъ ихъ волну. Я слушаю ихъ, и потомъ я пускаю особую свою волну. Назначенiе ея състь, такъ сказать, ихъ волну, уничтожить ее, не заглушить шумомъ, какъ это длается обыкновенно, но просто парализовать ее. Я не буду объяснять вамъ техническихъ подробностей, какъ это длается. Скажу только, я заставляю ихъ аппараты замолчать, и сейчасъ же пускаю свою волну и она имъ всюду, гд они приготовились слушать свое даетъ наше. Я имъ навязываю въ ихъ же аппараты свою программу. Сегодняшняя наша программа предназначена для красной армiи по преимуществу. У нихъ сегодня… — Лагерхольмъ вынулъ записочку — у нихъ сегодня… въ эти часы… Да… Станцiя «имени Коминтерна»: — «Комсомольская Правда» — это передача газетнаго номера. «Крестьянскiя передачи», — «Музыка танца», станцiя «Опытный передатчикъ»: — «часъ пiонера и школьника», «лекцiя по физ-культур«и «Русскiя псни».. Какъ видите, программа небогатая и какъ далеко ей до европейскихъ программъ. Возьмемъ для начала станцiю «имени Коминтерна».
Лагерхольмъ покрутилъ кружки, навелъ, прислушался, навелъ еще, повернулъ аппаратъ, и сейчасъ же ясно и четко, будто тутъ рядомъ кто то говорилъ, раздалось:
— Бюрократизмъ, помноженный на безотвтственность, сложенный съ нелегкой организацiей аппарата даетъ вотъ какiе плоды…
— Ну, это очевидно «Комсомольская Правда» передаетъ содержанiе своего номера. Итакъ мы начинаемъ вмсто ихъ скучной, всмъ въ зубахъ навязшей чепухи
подавать нашу программу. Викторъ Павловичъ, прошу начинать…
Амарантовъ взмахнулъ блой палочкой.
— Разъ, два, три… четыре…
Прекрасный оркестръ заигралъ старинный «Петровскiй» маршъ.
Какъ только онъ кончилъ, хоръ Гласова, дополняя и освщая то, что игралось заплъ:
— Знаютъ турки насъ и шведы И про насъ извстенъ свтъ… На сраженья, на побды Насъ всегда самъ царь ведетъ…Красивымъ переливомъ, понизивъ голоса, пвчiе продолжали:
— Съ нами трудъ онъ раздляетъ, Съ нами онъ всегда въ бояхъ, Счастьемъ всякъ изъ насъ считаетъ — Умереть въ его глазахъ…