Подвиг
Шрифт:
Къ нимъ подошелъ Нифонтъ Ивановичъ и прислушался къ ихъ спору.
— Постой, — сказалъ съ самоувренно глупымъ видомъ Мишель Строговъ, трогая отца за рукавъ. — Что ты говоришь, Америка на восток… Америка… Какъ же это можетъ быгь… Америка всегда на запад.
Это разсужденiе точно ошеломило полковника.
— Какъ на запад?…
— Конечно, на запад, - подтвердилъ и князь Ардаганскiй. — Японiя и Дальнiй востокъ на восток. Вдь тогда по вашему выходитъ, что Японiя и Дальнiй Востокъ на запад. Страна Восходящаго солнца… A солнце всегда восходитъ на восток. Какъ же востокъ можетъ быть ыа запад…
Полковника серьезно укачивало. Было мгновенiе,
— Вы, Михако, говорите какую то ерунду. Какъ востокъ на запад?
— Это вы такъ сказали, господинъ полковникъ.
— Да, это сказалъ я. He отрицаю. Принимая шарообразность земли, если хать на западъ — прiдешь на востокъ.
— Ну что ты, — съ прежнимъ апломбомъ все знающаго человка сказалъ Мишель. — Колумбъ халъ все на западъ и прiхалъ въ Америку.
— Да, конечно, въ Америку. Онъ и открылъ Америку, — подтвердилъ князь Ардаганскiй.
Полковникъ начиналъ раздражаться.
— Это все потому, князь, — сказалъ онъ, — что вы учились въ иностранной школ… Васъ не основательно учили… Если мы, такъ сказать, проткнули Америку, пройдя каналъ, мы оставили ее сзади себя и она очутилась на восток.
— Опять Америка на восток, - съ досадою наотца сказалъ Мишель. — Этого никогда не можетъ быть.
Полковника такъ качнуло, что онъ едва сдержался. Надо было бжать въ каюту, но ноги стали какъ изъ ваты… Голова мутилась. Эта новая молодежь хоть кого могла довести до морской болзни.
— Дозвольте, ваше вышкородiе, я васъ примирю, — доврительно сказалъ Фирсъ Агафошкикъ. — Я такъ полагаю, что это все происходитъ отъ качки. Вчора лейтенантъ Деревинъ очень даже явственно объяснялъ. Отъ качки происходитъ девiацiя компаса и отъ того не разберешь, гд какая сторона.
— Молчи, обормотъ, — вмшался Нифонтъ Ивановичъ. — Что ты можешь понимать, когда образованные люди въ толкъ не возьмутъ, что происходитъ. Солнышко, ваше высокоблагородiе, точно изъ за моря восходитъ, какъ и вчора, какъ и третьева дня, какъ а завсегда. Потому такъ ему отъ Господа положоно. И солнышко завсегда изъ воды восходитъ, потому такъ Господь сотворилъ, чтобы ему омыться можно было.
— А да ну васъ, — съ досадою крикнулъ полковникъ и, прижимая платокъ ко рту, побжалъ къ борту. Постоявъ надъ волнами, онъ съ сине-зеленымъ лицомъ, шатаясь и хватаясь за что попало, — ноги его совсмъ не держали — прошелъ къ люку и сталъ спускаться въ каюту.
Онъ легъ на койку и съ головою укутался въ одяло. Голова, ставшая было ледяной, начала согрваться и соображенiе возвратилось къ нему.
«Конечно, «Мститель», не доходя Панамскаго канала, повернулъ на югъ. Почему?… Потому ли, что опять обманъ, или съ такимъ контръ-революцiоннымъ грузомъ не рискнули идти черезъ каналъ? Можетъ быть и по радiо передали, чтобы не совались туда… Значитъ, идемъ кругомъ Америки. Значитъ… Все таки?… Острова Галапагосъ?… Какъ вее это глупо выходитъ.
Нордековъ подлился своими мыслями съ Парчевскимъ, но тотъ отнесся ко всему этому холодно.
— Идемъ къ Фалкландскимъ островамъ, будемъ огибать мысъ Горнъ. Тутъ, дорогой, грустно одно, что значитъ, намъ безъ конца предстоитъ болтыхаться по этимъ проклятымъ морямъ.
Неожиданная перемна курса была замчена и другими пассажирами «Мстителя», и снова начались «разговорчики».
Капитанъ Волошинъ сказалъ, что «Мститель» тщательно избгалъ курса «большихъ» линiй, по которому идутъ пароходы изъ Европы въ порты Южной Америки: — Паранаибо, Пару, Пернамбуко,
Французы матросы болтали о морскихъ змяхъ въ нсколько сотъ метровъ длиною, объ ундинахъ, наполовину женщинахъ, наполовину рыбахъ. Говорили объ особыхъ водоросляхъ запутывающихъ пароходные винты до такой степени, что они ломаются. Разсказывали и старую легенду о «Летучемъ Голландц«, о корабл, непремнно парусномъ, идущемъ наперерзъ курса, безъ людей и капитана… Боялись встрчи съ нимъ. Она всегда предвщала несчастiе.
Жара, качка, неизвстность, куда же, наконецъ, идутъ, все это усиливало нервность пассажировъ. Хоръ не плъ. Музыка не играла, и по каютамъ и въ помщенiи команды тихо шептались и передавали слухи и свои наблюденiя за отстоянныя вахты.
«Мститель» шелъ неровно. По ночамъ онъ часто стоялъ. Машина не работала. Онъ мнялъ курсъ. Точно онъ искалъ что то, или ожидалъ кого то.
Въ каютъ компанiи состоялось собранiе старшихъ чиновъ. Подъ давленiемъ младшихъ, въ виду ихъ нервности, было вынесено постановленiе выразить недоврiе капитану Немо, отправить для этого къ нему депутацiю и потребовать объяснеиiй.
Ранцевъ доложилъ о происшедшемъ капитану Немо.
— Скажи имъ, — твердо, раздльно произнося каждое слово, сказалъ Немо, — пусть явятся ко мн. Я надну на нихъ кандалы и прикажу гирляндой повсить на нокахъ рей. Или мы офицеры и идемъ уничтожать коммунистовъ, или мы глупыя, нервныя бабы… У насъ нтъ больше кинематографическаго общества, это вс теперь знаютъ, но есть отрядъ людей, готовыхъ все, до самой жизни, отдать за Родину. Я требую отъ нихъ дисциплины, повиновенiя и бодрости… Бодрости, этого высшаго качества офицера… Понялъ?…
Ранцевъ передалъ слова капитана Немо старшимъ. Т промолчали и смирились.
Въ эту ночь усиленно работало радiо. Оно подавало сигналы бдствiя: S.O.S. Радiо взывало о помощи. Оно говорило, что пароходъ «Немезида», вышедшiй 9-го iюня изъ порта Сенъ Назэръ съ артистами кинематографическаго общества «Атлантида» получилъ въ открытомъ мор по неизвстнымъ причинамъ пробоину и тонетъ. Радiо указывало координаты къ востоку отъ острова Санъ Доминго, тамъ, гд «Мститель» былъ пять дней тому назадъ.
И это стало извстно въ каютъ компанiи. Но теперь вс мрачно молчали. «Значитъ такъ надо. Значитъ, спасать Россiю надо было людьми, которыхъ вс считаютъ погибшими… Людьми — «отптыми»… Можетъ быть это и правильно»…
Но мучительною болью сжимались сердца за родныхъ, за женъ и дтей. Особенно — за женъ. При тяжелой и полной всякихъ соблазновъ Парижской жизни, что, если жены то за это время повыйдутъ замужъ, на самомъ законномъ основанiи считая себя вдовами?
По просьб Ферфаксова Ранцевъ доложилъ все это капитану Немо. Тотъ глубоко задумался. Что то размягчеиное и нжное появилось въ его обыкновенно суровыхъ и строгихъ глазахъ. Какъ удивился бы Ранцевъ, если бы онъ могъ понять и постигнуть, чей образъ вдругъ всталъ въ памяти его начальника и друга.