Подвиг

Краснов Петр Николаевич

Полковникъ сталъ совать газету въ пасть собак и говорить сердито, стараясь не глядть на сына.

— Пойди и перемни!.. Пойди и перемни! Мишель Строговъ все такъ же насмшливо, какъ взрослый на задурившаго ребенка смотрлъ на отца. Потомъ вздернулъ плечами, шмыгнулъ носомъ и, ни съ кмъ не прощаясь, вышелъ изъ комнаты. Его тяжелые башмаки загремли по лстниц. Звонко щелкнула желзная калитка палисадника.

— Позвольте мн газету, Георгiй Димитрiевичъ, — сказала теща. — Я пойду и перемню вамъ ее.

Неонила Львовна была въ старомодной — изъ Россiи еще — черной шляпк грибомъ, въ черномъ старомъ плать, подобранномъ по манер

прабабушекъ резиновымъ пажомъ, въ порыжлой накидк и съ зонтикомъ въ рук. Она отобрала отъ полковника газету, крикнула собаку и пошла къ дверямъ. Топси, поджавъ хвостъ въ сознанiи горькой обиды, покорно шла за нею. Въ прихожей она взяла въ зубы корзину. Это была другая ея обязанность — носить за «мамочкой» провизiю.

Полковникъ, сердито фыркая, пилъ кофе. Противъ него сидла Ольга Сергевна.

— Хотя бы воспользовались случаемъ и хоть разъ почитали газету другого направленiя. А то на все смотрите глазами «Возрожденiя», — говорила она наигранно спокойно.

Полковникъ мрачно молчалъ. Онъ косился на часы, бывшiе у него на ремешк на рук и разсчитывалъ, успетъ онъ встртить тещу, или проще самому взять у газетчика, да за одно и выругать его. И онъ придумывалъ слова, чтобы газетчикъ не слишкомъ обидлся. «Especes de nouilles» — не сильно ли будетъ?… Хотлъ спросить у жены, да побоялся: — смяться надъ нимъ станетъ.

Они вышли вмст. Молча, толкаясь раскрытыми зонтиками — полковникъ все никакъ не могъ научиться носить зонтикъ — спустились по узкой пшеходной дорожк къ станцiи. Молча сидли рядомъ въ вагон и, когда вышли, — онъ пошелъ вверхъ по набережной, она направилась къ мосту съ золотыми статуями, самому красивому мосту въ Париж, носившему гордое, славное и звучное имя: — «мостъ Императора Александра III».

Разставаясь они не обмнялись ни однимъ словомъ. Не кивнули другъ другу головой. Не улыбнулись ласково. Они все давно сказали другъ другу, и новыхъ ласковыхъ словъ у нихъ не было. Они не понимали одинъ другого и потому не могли простить, онъ ея холодности къ нему, она той тяжкой трудовой бдности, что смнила ихъ когда то безпечальное, красивое житiе въ прежней Россiи.

Этотъ мостъ съ золотыми статуями всякiй разъ невольно блескомъ своего имени возвращалъ ее къ воспоминанiямъ Петербургскаго дтства. Печальная улыбка накладывала складки на ея еще красивое, увядающее лицо, и она, шла, широко раскрывъ громадные, лучистые глаза и никого не видя. Она спотыкалась о каменныя плиты, попадала ногою въ лужи и осуждала всхъ тхъ, кого считала виновниками потери прекраснаго прошлаго и въ ихъ числ и своего мужа.

«Георгiй Димитрiевичъ», — думала она. — «Какъ ей… тогда… казалось… Георгiй Побдоносецъ… Димитрiй Донской — побдитель татаръ на Куликовомъ пол… И не побдоносецъ… Ку-у-да!.. И чьи теперь побды, въ чьихъ рукахъ Куликово поле и берега Дона и Непрядвы?…»

VII

Этотъ день былъ для Топси сложнымъ и труднымъ. Когда съ утра не повезетъ, то ужъ не повезетъ!

Но Топси съ честью вышла изъ труднаго положенiя и Зося, «ами» Фирса Агафошкина, когда выслушала разсказъ Неонилы Львовны о всхъ подвигахъ Топси, хлопнула себя мокрыми руками по бедрамъ — она стирала Фирсово блье — и, блистая свтло голубыми глазами, воскликнула:

— Алэ яки у насъ Топси, прошэ пани… Тэразъ вшысци о ней бэндонъ мувить…

И точно Топси отличилась на все мстечко. Она шла очень разсянная за Неонилой Львовной. Ея

собачья совсть была смущена, Чмъ она такъ провинилась передъ полковникомъ?.. За что ее ругали и били?..

Она принесла какъ всегда газету?.. Что же такое случилось?..

Въ булочной было много народа. Неонила Львовна отобрала шесть простыхъ булочекъ для ужина и три хрустящихъ «круассана» себ для кофе, положила еще въ корзину большой всовой хлбъ и все это сдала Топси. Въ своемъ разсянномъ съ утра состоянiи Топси и не замтила, какъ старуха вышла лзъ булочной. Топси выскочила на улицу съ корзиной въ зубахъ и посмотрла по сторонамъ. Нигд не было видно старухи. Топси вернулась обратно, поставила корзину въ углу и сла рядомъ. Она думала: — «дождусь». Но сейчасъ нсе сообразила, что «мамочка» могла пойти рядомъ въ мясную. Топси выскочила было снова, но тотчасъ и вернулась.

«Разв можно въ теперешнее время оставить корзину съ булками?… Нынче народъ такой ненадежный. Вотъ, хоть взять того же Лимонадова? Съ газетой это непремнно онъ что нибудь подстроилъ. Пакость какую нибудь сдлалъ!.. Свиснетъ кто нибудь у меня корзину, а я отвчай… Люди!.. Они такiе!.. Отъ нихъ всего можно ожидать!..»

Булочникъ заинтересовался поведенiемъ собаки. Онъ, казалось, читалъ ея мысли. Это онъ все потомъ и разсказалъ «мадамъ Олтабассоффъ».

Топси между тмъ снова взяла корзину въ зубы и пошла съ нею искать Неонилу Львовну. Она, не входя въ мясную, оглянула глазомъ покупателей. Неонилы Львовны тамъ не было. Дошла до мелочной «?рiсеriе», тамъ Неонила Львовна всегда брала масло. Нтъ… И тамъ не было старухи. Топси постояла у дверей въ раздумьи и пошла обратно въ булочную.

«Хватится меня, а не меня, такъ булокъ и придетъ «мамочка» обратно въ булочную. He пойдетъ она до мой безъ своихъ хрустящихъ круассановъ. Теперь, когда вс ушли, самое то старухино счастье начинается. Усядется съ газетой и станетъ кофеи распивать».

Топси поставила корзину въ самый уголъ и легла рядомъ.

И точно — Неонила Львовна вернулась. Булочникъ разсказалъ ей вс собачьи маневры, и старуха ласкала собаку, впрочемъ не столько за ея умъ, сколько въ отместку за побои полковника. Они шли вмст подъ мелко сющимъ дождемъ. Старуха подробно разсказывала собак, какое наказанiе для нихъ всхъ отъ тупого солдафона полковника и какъ онъ сегодня былъ несправедливъ къ Топси, а та слушала ее, поднимая временами на нее жолтые топазы своихъ глазъ и настораживая уши. Топси хотлось все разсказать про Лимонадова, да какъ скажешь, когда во рту тяжелая корзина съ провизiей и совсмъ не умешь говорить по человчески? Вилять хвостомъ?… Направо и налво?… Но это только Александръ Ивановичъ Купринъ знаетъ «пуделиный языкъ», а мамочка — та ничего не пойметъ».

Дома опять были разсказы про Топсинъ умъ… Восторговъ было не обобраться. Нифонтъ Ивановичъ сказалъ: — «Экiй умъ Господь всякой твари послалъ».

Фирсова «ами» цловала собаку и повторяла: — Алэ яки у насъ Топси, панъ Нифонъ, тэразъ вшысци о ней бэндонъ мувить.

VIII

Задолго до того, какъ рзкою, надодливою, заливистою трелью по всему сквозному домику зазвучалъ будильникъ Мишеля Строгова, когда еще было темно на двор, и бдный разсвтъ не могъ пробиться сквозь туманы дождевой стки — жолтымъ огнемъ засвтились узкiя окна маленькаго подвальчика и на крыльц появился старый Нифонтъ Ивановичъ.