Подвиг
Шрифт:
X
Такъ и жили они, обитатели виллы «Les Coccinelles» въ N 24 no rue de la Gare маленькаго припарижскаго мстечка. Раньше, когда они были въ Россiи, до войны, ихъ жизни сливались въ одну общую, какъ сливались жизни полковника, Ольги Сергевны и Шуры. Тогда была у нихъ одна общая вра въ Бога — не Карловацкая и не Евлогiанская, не восточно-католическая и не краснаго епископа, присланнаго изъ Совдепiи. Тогда было все равно, куда ходить молиться — въ аристократическую церковь при министерств Удловъ, или молиться со «всми» во Владимiрскомъ собор, или другой «приходской» церкви. Вра была одна — православная.
Тогда былъ Царь. Государь Императоръ, о комъ благолпно, величественно и благоговйно возглашали моленiя въ церквахъ всей Россiи. Когда незадолго до войны прiзжалъ Государь въ Ялту — Ольга Сергевна видла путь къ молу чуть не по ступицу колесъ усыпанный цвтами:-розы, глицинiи, нарциссы, магнолiи, — все дождемъ сыпалось подъ ноги лошадей внценоснаго Монарха и его супруги — Матушки Царицы… Какое возбужденiе, какой восторгъ были на Ялтинскомъ молу, гд Императрицей былъ устроенъ благотворительный базаръ и гд стояла ошвартованная у мола Императорская яхта.
Тогда было — Отечество. He Украина, не Польша, не Казакстанъ, не Армянская республика, но великая Россiйская Имперiя — владычица трехъ океановъ. Отъ Калиша до Владивостока, отъ Торнео до Батума — все была одна Россiя, съ однимъ языкомъ, съ однимъ царемъ, съ разными религiями, но съ одною святою врою.
Если и тогда не вс жизни сливались въ одну линiю, стремящуюся къ одной цли — карьерной ли, обогащенiю ли, къ слав ли, къ благополучiю, къ жертвенному ли исполненiю долга, то шли он параллельно, какъ шли тогда жизни полковника и Нифонта Ивановича. Другъ друга тогда они не знали, но въ своемъ служенiи Родин и царю были совершенно единомышленны.
Теперь, когда, какъ то вдругъ и совершенно неожиданно — не на то они разсчитывали, когда одни сознательно, другiе безсознательио шли заграницу — вышло такъ, что не стало у нихъ Родины, стали они «sans Patгiе», «Heimatlos» «бженцы», «эмигранты», вдругъ и жизни ихъ разошлись и, исходя изъ одной точки — виллы «Les Coccinelles» — стремительно, пучкомъ уходили въ разныя стороны, гд были разныя понятiя, разные идеалы, гд не было дружбы и любви, но гд были скрытая вражда и непониманiе другъ друга.
Все дальше отходила Ольга Сергевна отъ полковника. И жутко было слушать Георгiю Димитрiевичу, какъ иногда, узнавъ, что онъ сдлалъ взносъ въ полковое объединенiе — она фыркала и со злобою ворчала:
— Игра въ солдатики… Все бросить этого не можете?… Музей полка… Могила дорогого покойника… Кладбище старыхъ мечтанiй… Разбитое корыто… He зачмъ было мнять Государя на временное правительство… Домнялись!.. Проворонили все!!..
Полковникъ тогда до верху застегивалъ свое крашеное англiйское пальто, поднималъ воротникъ и уходилъ изъ дома. Онъ шелъ на берегъ Сены и долго ходилъ взадъ и впередъ, ничего не видя, никого не замчая. Все то, что такъ жестоко и больно осуждала Ольга Сергевна было для полковника — врой. Врой въ побду, въ возвратъ того стараго, лучше чего не было въ его жизни. Потерять эту вру… И что останется?… Вилла «Les Coccinelles»?…
Когда старуха Неонила Львовна вдругъ пускалась — обыкновенно посл вечерняго чая — въ свою философiю и, куря папиросу за папиросой, разсказывала о стратосфер, объ электронахъ, энергiя которыхъ такъ велика, что всякаго бога затмитъ, о томъ, что на высот пяти километровъ воздухъ такъ чистъ и заряженъ электричествомъ, что тамъ никакiя болзни невозможны, полковникъ сосредоточенно и мрачно курилъ.
— Какъ же, — говорила
Она упрямо вскидывала голову, и сдыя космы встряхивались на ея затылк. Ольга Сергевна съ недоумнiемъ, но безъ всякой любви смотрла на «мамочку». Полковникъ глядлъ съ отвращенiемъ. Мишель Строговъ слушалъ внимательно, сурово глядя въ ея лицо узко поставленными, напряженными глазами.
— Этого, бабушка, нельзя, — вдругъ строго и внушительно перебилъ онъ старуху. — Никакъ этого нельзя, бабушка. Теперь вотъ трудящемуся человку посл шестидесяти лтъ работы не даютъ… И правильно… Не загромождай мста… Давай дорогу молодымъ силамъ… А въ будущемъ? Я такъ полагаю, недалекомъ даже будущемъ — какъ стукнуло шестьдесятъ — ну и не дыши… Очищай землю отъ своего ненужнаго присутствiя… Дали нюхнуть тамъ чего — и готово… Вотъ это наука!.. Это культура!.. Къ тому идемъ, бабушка.
Нсколько мгновенiй старуха со страхомъ, Мишель Строговъ съ холоднымъ любопытствомъ смотрли въ глаза другъ другу. Потомъ вс, точно сговорившись, не прощаясь, не пожелавъ другъ другу «спокойной ночи» — какая сентиментальность — расходились по своимъ комнатамъ.
Ну разв не шли они по линiямъ, уходящимъ все дальше и дальше другъ отъ друга… Разв было у нихъ что нибудь общее, что связывало бы ихъ, кром заработной платы и возможности платить за «Les Coccinelles» и какъ то питаться?…
Только съ Нифонтомъ Ивановичемъ и было у полковника нчто общее. Оба шли, какъ будто, по близкимъ параллельнымъ линiямъ, тосковали одинаково по прошлому и ждали и врили.
Да… крпко, несокрушимо, не колеблясь, врили…
И все-таки все больше было тоски и скорби въ голос стараго казака, когда онъ спрашивалъ — и теперь все боле и боле несмло — «что утшительнаго привезли, ваше высокоблагородiе, изъ Парижа?… He надумали ли чего въ Палат Депутатовъ въ помощь Россiи?…»
Но ничего уже утшительнаго не могъ разсказать дду Агафошкину старющiй полковникъ Нордековъ.
Такъ и жили они вс вмст, въ одномъ маленькомъ, точно карточномъ домик, гд будилъ ихъ всхъ по утрамъ будильникъ Мишеля Строгова. Казалось въ этой борьб, не за жизнь уже, но просто за прозябанiе, они забыли, что есть на земл любовь, слава, честолюбiе, что, есть гд то Родина, за которую надо непрерывно бороться…
XI
Въ яркiй ноябрьскiй полдень, когда надъ Парижемъ вдругъ точно разостлали голубое Ниццское небо, и воздухъ сталъ прозраченъ, а Сена голубла, зеленла и текла полноводная отъ пролившихъ дождей, заливая колни каменнымъ статуямъ зуавовъ на Парижскомъ мосту, совсмъ неожиданно, прямо съ вокзала на такси, на виллу «Les Coccinelles» прiхала изъ Союза Совтскихъ соцiалистическихъ республикъ, изъ Россiи, изъ Петербурга племянница Ольги Сергевны — Леночка.
Впрочемъ ея появленiе не должно было быть такъ уже неожиданнымъ. Ее ждали, но какъ то не врили, что она прiдетъ. Ибо какъ можно оттуда прiхать?…