Подвиг
Шрифт:
Онъ въ черномъ пальтишк, надтомъ поверхъ грубаго холщевого блья — еще съ Дона — въ деревянныхъ, французскихъ башмакахъ «сабо» на босу ногу и съ непокрытой головой. Щуря узкiе глаза, онъ подставляетъ лицо, лобъ и волосы холоднымъ каплямъ и жмурится, вглядываясь вдаль. Лучшее умыванiе — Божья роса.
Въ мутныхъ проблескахъ свта его взоръ упирается въ высокую стну изъ тонкихъ плитокъ бетона сосдняго дома, видитъ блеклыя черныя георгины и голыя сирени въ палисадник, простую желзную ршетку, калитку и чуть блющее пятно жестяного ящика для писемъ.
Онъ тяжело вздыхаетъ.
«А дома то что?» — съ
Сколько разъ, вотъ такъ же по утрамъ онъ стоялъ на маленькомъ крылечк блой, мазаной хаты на хутор Поповскомъ. И такъ же осенью была непогода и съ ночи сялъ маленькiй дождь. Но тамъ утромъ!.. Боже!.. Какая красота была тамъ ранними зорями, даже и въ хмурные осеннiе дни! Хата стояла на краю хутора. За низкимъ тыномъ, обвитымъ косматымъ терновникомъ чернла степь. И надъ нею — и какъ это всегда было красиво и полно Божьяго величiя — подъ черными осенними тучами золотой разсвтъ пылалъ. Въ т часы подъ такимъ же… да никогда не подъ такимъ, а подъ свжимъ душистымъ, съ неба спадающимъ дождикомъ сами собою Давидовы псалмы лзли на память и удивительныя молитвы слагались въ голов.
«Господи, отрада моя, прибжище мое, красота мiра Твоего передо мною и къ Теб простираю руки мои».
А какой густой терпкiй духъ полыни и этого особаго степного, земляного воздуха шелъ отъ широкой дали! Вдругъ перебьетъ его соломенною гарью — у сосда, знать, печь растапливать стали, — отнесетъ дымокъ въ сторону, и опять запахъ земли, безпредльной степи и стараго жнивья. Отъ большой скирды хлбомъ пахнетъ. Навозомъ отъ сарайчика. Овцами изъ недалекой, камнями обложенной кошары… И народятся звуки. Запоютъ третьи птухи, залаетъ собака у Байдалаковыхъ, и ей отвтятъ другiя по всему хутору. И потомъ вдругъ на минуту все смолкнетъ. Станетъ тогда слышно, какъ вздыхаютъ лошади, со звономъ льется молоко въ ведерко. Значитъ, тетка Марья съ Аниськой пришли доить коровъ.
— Да… Хорошо!.. Ахъ хорошо!..
Нифонтъ Ивановичъ замчаетъ, что пальтишко его намокло и съ сдыхъ прядей холодныя капли бгутъ по бритымъ щекамъ и падаютъ на сдые усы.
Пора за работу.
На маленькой газовой плитк, въ жестяномъ чайник ключомъ кипитъ вода. Чернетъ рядомъ въ кострюльк, плавясь, вонючiй сапожный варъ.
— Фирсъ, — кричитъ старикъ за перегородку. Оттуда слышенъ шопотъ, смшокъ, будто поцлуи, шлепокъ по спин, и появляется Фирсъ, немытый, лохматый, по мод остриженный — копна волосъ на темени, а надъ ушами такъ гладко острижено, что сквозитъ желтая кожа. Лицо кругомъ бритое — на казака совсмъ не похожiй. На блую съ голубыми полосками рубашку, безъ воротника и безъ галстуха, накинутъ потрепанный пиджачишко, штаны въ полоску спускаются едва до щиколотокъ, а на большихъ ногахъ обуты толстоносые американскiе рыжiе ботинки.
— Здравствуйте, ддушка, Нифонтъ Ивановичъ, — развязно говоритъ Фирсъ.
— Ты, братъ, раньше морду да лапы помой, да Богу помолись, а тады уже здоровкайся.
Фирсъ идетъ къ умывальнику съ проведенной водой въ углу комнаты и плещется тамъ. Потомъ у зеркала расчесываетъ жесткiе, перьями торчащiе волосы и подходитъ къ
— Бонжуръ гран-пэръ, — говоритъ онъ, громко фыркая. Ему нравится его шутка.
— Обормотъ… Право обормотъ, — ворчитъ ддъ,
— А ты что же Богу то молился?
— Какъ я могу молиться, Нифонтъ Ивановичъ, коли ежели я сомнваюсь? Кругомъ, можно сказать, такая культура… Автомобили, метрополитэнъ, Тур-д-Эйфель, Трокадеро… — Тутъ молитва мн кажется жестокой сарказмой.
— Обормотъ… И въ кого ты такой дурной уродился?..
— Ну, что вы, Нифонтъ Ивановичъ, одно слово затвердили… Тутъ такое образованiе… Права человка… Рентабельность…
— Ты… Образованный… — сердито кричитъ ддъ.
— Ты какъ дратву то держишь. Ты мн эдакъ только товаръ портишь… Образованный… Теб сколько годовъ?
— Двадцать третiй пошелъ.
— Это теб уже въ первой очереди служить… Я въ твои годы какъ джигитовалъ… Ты на лошадь ссть не сможешь!.. Образованный… Съ какой стороны къ ей подойти такъ и то не знаешь.
— Съ правой… Нтъ… съ лвой… Конечно, съ лвой.
— Съ лвой… Дурной… Ты къ ей подходи такъ, чтобы она тебя издаля восчувствовала. Уваженiе теб оказала. Ты къ ей съ любовью… Огладь!.. Осмотри!.. Чтобы большой палецъ подъ подпругу пролзалъ… За луку потрогай… Поводъ разбери… А тады уже садись по прiему, какъ учили… Вотъ это теб красота будетъ.
— Что жъ, Нифонтъ Иванычъ, старыя то псни пть. Нынче, какая такая лошадь?… Ее теперь можетъ въ зологическомъ саду только и сыщешь. Теперь — машина. Еропланы по небу, таньки по земл. Я видалъ войну то въ синема. Совсмъ даже не такъ, какъ вы разсказываете… Люди въ земл закопались… Лошади нигд и не видать… Людей на камiонахъ везутъ… Соскочутъ и заразъ въ землю ушли… Тамъ бетонъ… Газы… Вотъ она война то такъ обернулась… Да и теперь, какая такая война, когда Лига Нацiй и образовательный милитаризмъ.
— Обормотъ…
Старикъ наклоняется подл низко опущенной электрической лампочки и стучитъ молоткомъ по кож, натянутой на деревянную колодку.
Такъ работаетъ онъ, молча, хмуро, сердито сверкая срыми глазами, пока не услышитъ голосъ полковника:
— Нифонтъ Иванычъ, откройте собак дверь.
XI
День проходитъ въ работ. Нифонтъ Ивановичъ и Фирсъ тачаютъ сапоги, подбиваютъ подметки, наставляютъ каблуки, ставятъ заплатки — работа черная, дешевая, неблагодарная. Весь уголъ подвала заваленъ старыми башмаками съ мловыми отмтками на рваныхъ подошвахъ, и нудно пахнетъ отъ нихъ старою кожею и людскою, нечистою прлью. Рядомъ Зося готовитъ обдъ и тутъ же стираетъ блье.
Обдаютъ молча. Дловито суютъ ложки въ общiй чугунокъ, тарелки обтираютъ корками благо хлба.
Посл обда Нифонтъ Ивановичъ дремлетъ часокъ на своей постели. Рядомъ за перегородкой шушукаются, охаютъ и вздыхаютъ Фирсъ съ Зосей. Нифонтъ Ивановичъ молчитъ. «Что жъ дло молодое», — думаетъ онъ. — «Нехорошо, что съ полькой… И опять же… Невнчанные»…
Съ двухъ часовъ снова стучатъ молотки, снуетъ игла съ дратвой, шило ковыряетъ кожу. Пахнетъ казачьими щами и варенымъ мясомъ, но постепенно этотъ запахъ съдается запахомъ сапожнаго лака. Малиново-коричневыя, блестящiя подошвы новыхъ подметокъ чинно выстраиваются на окн.