Подземная Москва
Шрифт:
Иван Грозный царствовал сорок четыре года, и сорок четыре года Русь истекала кровью. Он предавал огню и мечу целые посады и села, большие города: Псков, Торжок, Новгород. В Москве люди боялись дышать; ходя по улицам, оглядывались вслед: не идет ли опричник? Отец доносил на сына, сын на мать, и муж доносом обвинял жену в чародействе на «государя московского». В подземных палатах — их много было нарыто под Кремлем и под Москвой — морили людей голодом, жаждой на селедке, секли правую руку и левую ногу, вгоняли иглы под ногти, сажали на кол, заливали в глотку кипящий свинец, подвешивали на дыбу, поднося чарку зелена-вина от царского стола. И люди так привыкли к крови, своей и чужой, что умирали молча, не разжимали ртов, когда в череп вонзался гвоздь, когда на щеках каленым железом выжигали похабные слова, а на площадях, в дни масленичных или пасхальных потех, когда малиновым звоном заливались московские колокола и готовили
«Ожесточил Грозный, — писал Горсей, — и приучил к крови свои руки и сердце, обрекая на смерть свой низкий, раболепный, лишенный всякой доблести народ». И народ, по свидетельству иностранцев, стоил тогда своего жестокого государя. "Русские, — ужасался Олеарий [42] , — лукавы, упрямы, необузданны, недружелюбны, извращены, бесстыдны, у которых сила выше права, которые распростились с добродетелями и скусили головы всякому стыду…" У них не было даже семьи. Они угнетали детей, бросали их на произвол судьбы, закладывали за недоимки, насильно выдавали замуж. Дети, получив наследство, выгоняли мать из дому. Женщин забивали до смерти, прятали в теремах, вокруг теремов строя для себя гаремы. Крайнее лицемерие проникало во всю русскую жизнь тогдашнего времени. Все были в состоянии непрерывной войны друг с другом: жена с мужем за его самовольство, муж с женой за непослушание или неугождение, родители с детьми за то, что дети хотят жить своим умом, дети с родителями за то, что им не дают жить своим умом… А над всем этим морем покорности и тупого сосредоточенного горя, над морем рабской хитрости, гнуснейшего обмана, самого бесстыдного вероломства — в венчанном окружении самодурства, растоптавшего всякое человеческое достоинство, свободу личности, веру в любовь, в равенство, в братство, в святость честного труда — хитрое, в смятой бороде, в бармах Мономаха, кровавым призраком поднималось жестокое лицо Грозно— . го московского царя, ласково щурившего глаза на полыхавшие кровью плахи…
42
Олеарий Адам (1603 — 1671) — немецкий путешественник, бывал в России в 30-е гг. XVII в.; автор «Описания путешествия в Московию»
Кто же он? Вампир, садист, которому один только запах крови бередил ноздри, как хищнику, оголодавшему в пустыне? Великий трус, кровью и молитвой пытавшийся отогнать призраки и руку возмездия, не раз подъятую с роковыми цифрами? Или великий политик и стратег, презиравший свой народ до отчаяния?.. Грозный свел в могилу семь жен одну за другой, одну из них удавил на исходе брачной ночи и всю жизнь мечтал жениться на английской королеве… Англичане даже построили ему на Белом море корабли, и он уже успел было погрузить на них свои богатства и своих сыновей, чтобы навсегда распроститься с Московией и с ненавистной ему Москвой.
На горе себе и государству он остался…
Зарыл сокровища в подземных тайниках, убил сына, пересек до смерти несколько сотен женщин и девиц и заперся в Кремле за надежной стражей двух тысяч стрельцов и сорока телохранителей, с зажженными фитилями пушек у самой спальни.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
БОГАТСТВА ЦАРЯ ИВАНА ГРОЗНОГО
— Грозный собирал сокровища всю жизнь. Его глаза загорались огнем жизни только при виде крови и золота. В праздники, в прием послов — когда в простые покои его сносили несметные богатства, когда нелепо ставили их одно на другое, вовсе не заботясь о симметрии, лишь бы горела комната с пола до потолка, и рубины, и сапфиры, и жемчуга, и аквамарины, нежные, как взгляд дитяти, высвечивали мириадами звезд — он садился на свой трон, свалявшуюся бороду теребя рукою, и тогда в глазах его горело нечто, что роднило его со Скупым рыцарем Пушкина. Один его трон представлял собою сокровище неоценимое. Жена самозванца Марина Мнишек оставила в своем дневнике его описание: "Трон был из чистого золота, вышиною в три локтя, под балдахином из четырех крестообразно составленных щитов, с круглым шаром, на котором стоял на лапе орел великой цены. От щитов над колоннами висели две кисти жемчугов и каменьев, в них топаз величиной с грецкий орех, любимый камень царя Ивана, горевший тем же неверным желтоватым цветом, что и его глаза. На троне же, "любо-художества златокованы, изваяно хитростью дыхание, добро-гласная и сладкая песня возглашаху. С ними же и златые древеса, на них же птицы златокованы сидяху, яко на
43
Певг — хвойное дерево, возможно, пихта.
Сейчас, когда золото только разменный знак и люди, по крайней мере у нас в России, понемногу уже отвыкают от дурной привычки украшать свои лбы и уши его желтым блеском, мы даже представить себе не можем расточительного блеска московских царей. И не было средства, будь то обман, вероломство, грабеж, убийство, какого не употреблял бы Грозный, преуможая свои сокровища…
В 1571 году, в страшный ураган, татарский хан Девлет-Гирей поджег Москву, и в огне погибли десятки тысяч людей — бояре, дьяки, купцы, попы искали спасения в реке и московских прудах, с мешками богатств своих залезая по шею в воду. Тот, кто уцелел от огня, — утонул в воде, и на целый год Москва-река была запружена трупами. Грозный бежал со своими сокровищами в Вологду, но едва кончился пожар — вернулся на «правеж». Казнил всех, кто спасся, а имущество конфисковал.
Он брал деньги у посадов и городов взаймы без отдачи. Он напускал татар на города, а те, разграбив, отсылали награбленные (из шестисот посадов и церквей при налете на Дерпт) богатства «своему родственнику». Он напускал на области бояр, чтобы те, правя, вволю насосались народной крови, выколачивая из своих подданных богатства взятками, неправым судом, поборами, а потом предавал бояр казни, ограбленное ими добро отбирая в свою пользу. Казалось, будто целые дни он только и думал о том, как отобрать, ограбить, отнять, заточить, убить, измучить…
Так, городу Перми приказал доставить кедрового дерева, которое в Перми не произрастает, а когда по этой причине кедрового дерева не доставили — велел взыскать с нерадивых к воле государя пермяков двенадцать тысяч рублей.
Так, городу Москве, сорвав с шута колпак, приказал наполнить оный колпак блохами для лекарства. А когда сказали ему, что буде и удастся собрать по Москве столь ужасающее количество блох, то в колпаке удержать их не можно, ибо они «распрыгаются», — повелел наложить на город Москву контрибуцию в семь тысяч рублей.
Поехал однажды на охоту и не убил ни одного зайца. Значит, всех зайцев вытравили бояре — наложил контрибуцию в тридцать тысяч рублей.
Но подлее всего разыграл он комедию с отречением от престола. Сняв с себя бармы Мономаха, посадил на золотой свой трон сына казанского царька Симеона [44] , а сам сел на ступеньках: «Я — не царь больше, смиренный Ивашка — рабишко твой». Но заодно уже переложил на нового царя все долги и обязательства, а грамоты и привилегии, выданные им, «рабишкой Иваном», объявил недействительными. Государству грозил крах. Бояре, духовенство, купечество умоляли царя вернуться на пре стол. Он милостиво вернулся, но поставил условием, чтобы все хоть сколько-нибудь состоятельные в государстве люди поднесли ему неисчислимые дары и подношения… А грамоты и льготы все-таки были написаны заново, и Грозный получил за них большие деньги…
44
Симеон Бекбулатович (ум. 1616) — касимовский крещеный хан. Номинальный правитель Русского государства с 1575 г.
Все эти богатства Грозный должен был прятать. Куда же?
Мамочкин говорил монотонным, размеренным голосом, словно в большой жбан цедил воду. Дротов крутил одну за другой папиросы, думая о том, что — вот прошлое! Вот прошлое его, его предков!.. Сколько же лет нужно, чтобы наследственную тяжесть этого коварства, лжи, крови, тяжкой власти золота — смыть, забыть, уничтожить!.. В пещере было душно, в упругой темноте, как в пустом и темном храме, липкая, мертвая до шорохов простерлась тишина.
— Так где же теперь, все эти богатства? — спросил Дротов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТАЙНИКИ ГОСУДАРСТВА МОСКОВСКОГО
— Где же искать эти неоценимые, страшные сокровища? — воодушевляясь, продолжал Мамочкин. — Есть исторические тайны, над которыми ученые тщетно ломают головы целыми веками. Вот одна из таких тайн — богатства царя Ивана Четвертого, богатства, в которые можно уложить трех Фордов, Рокфеллера и с десяток Ротшильдов! Где они? Куда они могли деться? Все, что осталось после смерти Грозного, было переписано и дошло до наших дней… Так куда же могло деваться золото из Пскова,, Дерпта, Казани, Новгорода, — Торжка, из сотен русских городов и посадов, на которые ходил войною царь Иван, из тысячей монастырей и церквей, которые он разорил?..