Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

Хеверь

Всё бог отцов моих!.. Он щит и меч для странников плотских, Он бодрствует невидимо над нами И, в царственном величии своем, Ведет к себе таинственным путем, И этот путь красуется огнями Его любви и благодатных сил, Чтоб каждый здесь то счастье предвкусил, Которое за гробом нам готово!.. Премудр и тверд в намереньях своих, Он бережет невинных и благих И путает сетями дела злого Детей беды и жалких гордецов: Да, Ахшверус! Всё бог моих отцов! Всё он один с небес определяет, А я, смирясь пред вечною судьбой, Иду вперед послушною рабой И делаю, что небо мне внушает И что велит божественный закон, Который нам создатель наш Адон Так видимо, так четко пред очами Изобразил в созданьи, чтобы мы Узнали ход из этой грустной тьмы…

Ахшверус

(прерывая Хеверь) Всегда, Хеверь, подобными речами, Без гордости и в духе простоты, Дают ответ достойные, как ты… Но

от кого тот умысел кровавый Узнала ты, и кто открыл тебе, Как в яростной и бешеной алчбе Всю красоту величественной славы Хотел затмить ничтожный, злобный льстец?

Хеверь

Мой государь!.. Мне всё сказал отец…

Ахшверус

(к Асадаю) О старец мой!.. Я вновь тебе обязан! Недавний друг, ты много сделал мне: Я помню всё; итак, теперь вдвойне Твой царь с тобой признательностью связан. Но верь моим властительным словам, Что за тебя я многим вдруг воздам: Запразднует разбросанное племя, Возвысится униженный народ И, получа свободы сладкий плод, Он сбросит в прах томительное бремя Былых скорбей и, обновись на вид, С веселием судьбу благословит!.. (Отдавая ему свой перстень) Возьми печать, и напиши повсюду, Где только власть простерлася моя, Что для тебя с довольством сердца я Приветствую свободного Иуду. Что с этих пор те вольные сыны Избавлены от сборов для казны; Что все свои обряды и законы Им совершать дозволено везде И что всегда — в страданьях и нужде — Ко мне дойдут их жалобы и стоны, И, как родных и кровных мне детей, Я их спасу защитою своей… А ты, старик, ты будь свидетель миру, Что у меня за светлые дела Моя рука наградами светла… (Приказав знаком приближенным своим, чтобы они подали порфиру и венец, передает их Асадаю.) Возьми, надень блестящую порфиру И на чело ты возложи венец… (Обращаясь ко всем) Друзья мои!.. Он царский мой отец!.. [164] Я с ним делю всю честь и славу трона, Всю власть мою и все мои права: Он надо всем начальник и глава, И, равный мне, он выше стал закона… Так, Асадай!.. Имея от богов Избыток благ, я всё делить готов С таким, как ты: и почесть, и державу, И золото, и всё, что мне дано В земной удел, затем что я давно Вменил себе в заманчивую славу И в лучший дар из всех моих даров: Вознаграждать не звуком пышных слов, Но прочною существенностью дела! (К Рафиму) А ты, Рафим!.. Безумца злая речь Открыла мне, что ты помог сберечь Моих детей и, восставая смело, Пошел вперед к ниспроверженью зла, И для тебя преградой не была Враждебника блистательная сила, Ты позабыл и страх, и злую месть, Ты всё презрел, и помнил только честь, Твоя душа высокого просила: Она рвалась как на стезю побед, И дал ты ей на деле свой ответ, Ответ благой, возвышенный, прекрасный, Который нам передает без слов, Что ты на всё великое готов… Не возражай, не говори напрасно!.. Ты светлою решимостью своей Нам доказал, что и во цвете дней Бываем мы для подвигов могучи И если в нас под пылом знойных дел Душа — тверда, взгляд — зорок, разум — смел, Стремления к избранному — кипучи, То можно нам по всякому пути С величием и с честию пройти!.. Да! Довод дел есть довод безусловный, И в этот миг, руководимый им, Я за твое бесстрашие, Рафим, Плачу свой долг: ты мой сатрап верховный!.. (Снова обращаясь ко всему собранию) Теперь, друзья, одно осталось нам: Возвысимся к властителям-богам Чистейшею сердечною мольбою И, в пламенном усердии щедры, Им принесем и жертвы, и дары, Затем что их верховною судьбою Всеобщий враг внезапно сокрушен, А там за пир!..

164

Титло царского отца было в древней Персии самым высоким из всех отличий, до которых мог домогаться частный человек.

Асадай

Хеверь!.. Удел решен!.. Могучею десницей провиденья, Незримо к нам простертой с вышины, Мы избраны, подъяты, скреплены, И всё сбылось: все дивные виденья, И оный сон, которым наш Иаг Мне предсказал о новом ливне благ!.. (После небольшой паузы) Ты сберегла ль в своем воспоминании Ту страшную и чудную мечту, Где всё слилось и в скорбь, и в тесноту И бедственно томилося в страданьи? Сей дикий вид — не внятный ли символ Грозивших нам свирепо-бурных зол?.. А зов на брань, а два крылатых змея, Слетавшихся из тьмы небытия, Не та ль борьба, какую вынес я С крамолами враждебного злодея?.. А тот живый и светлый тот ручей — Не сладкие ль излития речей, Которые из алых уст Хевери О бедных нас к Предвечному текли И скрылися в пленительной дали, В небесные растворенные двери?.. А звуки те, святые звуки те, Которые, звеня на высоте, Таинственно к невольникам страданья Катилися из ясной стороны И лили к ним отраду тишины И теплоту святого ожиданья, Те звуки, дочь, замена дивных слов, Не божее ль прощение грехов?.. А та заря, то утро огневое, Которое, в красе своих одежд, Взошло для нас, как пышный цвет надежд На прочное величие земное…

Хеверь

(одушевленная

пламенем высокого прозрения, быстро прерывает его) Остановись, отец!.. Не говори О блеске той божественной зари, Которая, святыней загорая, Испепелит плотяности права! Ты ветх уже, а та заря нова: В ней мир любви несозданного рая, В ней свет и жизнь, и, кроткая, она Вся счастия надзвездного полна, И вся полна росы возобновленья, И вся дрожит и сыплет к нам с высот Лучи добра, и неги, и красот. Ты зрел ее, но чудного виденья Тебе вполне умом не разгадать… Да!.. Божия святая благодать Мне говорит наземными словами: «Кто, внешностью запутан и объят, Не устремлял родного чувства взгляд В далекий край, разверстый перед вами, В сияние безвечернего дня, Тому душой не осязать меня, И не постичь небесных откровений, И светом их себя не разогреть!..»

Асадай

Что ж делать мне?

Хеверь

Одно — благоговеть!..

Асадай

Хеверь!.. Ты гость из ангельских селений, И вижу я: тебе вполне знаком Надзвездный дом, духовный божий дом. Ты телом здесь, а там всегда душою; А я, бедняк!.. Но для чего ж опять Свою болезнь без пользы растравлять? Нет!.. Этот день, прославленный тобою И милостью божественною к нам, Мы посвятим не вздохам и слезам, Но чистому веселью о свободе, В которую непостижимый Он Украсил свой желательный Сион, И в память всем в предызбранном народе Мы в этот день на торжество благим Огромный пир и праздник учредим: Пускай везде о славе Пресвятого Гремит хвала из рода в дальний род, И веку век трубой передает, Как сильный наш и крепкий Иегова В минуты бед избранникам помог: Да знают все, что за Иуду — бог!..

Хеверь

Нет!.. Бог за всех!.. Он всех зовет на небо, И тот блажен, тот истинно счастлив, Кто с верою на мирный сей призыв Спешит в алчбе божественного хлеба, В желании небесного питья!.. (Берет за руки Ахшверуса и Асадая) Пойдемте же, пойдемте, как друзья, Как добрые и близкие родные, На сладкий пир красот и чистоты, Где вкруг столов живящей благоты Кипят ключом отрады неземные И разлиты восторги — как моря!.. Да!.. Поспешим на светлый пир царя Стезею чувств и кроткого смиренья, Чтоб, весело оконча здешний путь, Нам у него в чертогах отдохнуть И радостно при свете наслажденья Субботствовать в объятиях любви… (Становясь на колена) А ты, творец, ты нас благослови!..

^{Ахшверус и Асадай в невольном благоговении поспешно кладут к ее ногам свои короны, так что они с короною Хевери составляют треугольник… Все вельможи и царедворцы, объятые тем же святым чувством, спешат снять тиары и шлемы, и потом преклоняются почтительно.}

^Конец

1834–1836

253. К ДЕВЕ-ПОЭТУ

Я кличу клич: «Изящные счастливы!» Итак, вперед, и, словно чародей, Искусством ты чудесно завладей, И рвись в лазурь и в божии разливы! Ты знать должна, как славой сиротливы Все рифмачи, потешники людей: В их песнях нет ни чувства, ни идей, Сих колосов богоколосной нивы! Их каждый стих нарядно весь одет, Но сущность в нем — как суетность мирская: Всё тянет вниз, и вся пуста, как бред!.. Так вверх и вдаль!.. А даль-то ведь какая! Святый глагол, безбрежность рассекая, Дарит ее!.. Смелей же вдаль, поэт!.. 1837 или 1838 Вологда

254. РАЗРУШЕНИЕ ВАВИЛОНА

Поэма

1

Голос свыше

Внимайте вы, персов и мидян князья! Мой говор стремится, как вихорь порывный… Воздвигните вместе, как древко копья, Вы знамя скорей на горе на обрывной [165] . Воздвигните так, чтоб отвсюду кругом Все зрели то знамя вдали пред собою, И голос к народам возвысьте потом, И, всех зазывая, машите рукою, И пусть во врата к вам все внидут они. Сбирайте земных вы!.. Я в небе восстану! Я сам поведу их! Я в ночи и в дни Толпой освященных [166] начальствовать стану. Сбирайте!.. Я ныне торжественным звоном Сзываю в свой гнев, непреложный и правый, Могучих и сильных в пылу боевом И гордых моею верховною славой.

165

Во время войны древние евреи ставили на возвышениях длинные шесты, чтобы подавать условные знаки.

166

Освященными евреи называли всех готовых на какое-либо предприятие.

2

Наземный

(Всматриваясь в грядущее и таинственно видя свершение побеленного свыше, говорит, следя за событиями) Вот голос многих на горах, Как будто многие народы!.. Там сонмы их наводят страх, Там сонмы их кипят, как воды, Там шум и глас до облаков Собранных царств и языков. Вот все стеклися!.. Всё готово! Все дышат жаждою карать,— И обозрел уже Йегова Свою воинственную рать, Ту рать для пагубы печальной; Весь полный власти и чудес, — Из стороны пришел он дальной От основания небес. (Взглядывая на военачальника и его воинство) Да, наступает день посева, Жестокой смуты и тревог!.. Вот сам господь, вот крепкий бог, А вот сосуды божья гнева: Они сплотилися в стену — И погубить им всю страну!..