Поэзия Канады (Блисс Кармен)
Шрифт:
ДИТЯ МОРЯ
Возлюбленная Марджори – дитя
Один спокойный в жизни час не знала,
А ныне море – нянька старая, пыхтя,
Ее укачивает у причала.
Удочеренная ребенком Марджори
Имеет в жилах ритм и страсть движенья,
И радость волн морских в лучах зари,
И солнца белого полуденное жженье.
A Sea Child
The lover of child Marjory
Had one white hour of life brim full;
Now the old nurse, the rocking sea,
Hath him to lull.
The daughter of child Marjory
Hath in her veins, to beat and run,
The glad indomitable sea,
The strong white sun.
ПЕСНЯ
Ветер походки решительной вниз
Носит по улице гулкой сюрприз
В городе старом – у моря для вас
Есть сообщенная новость сейчас!
Та, что меня переносит из грязи,
Рвет с эпидемией времени связи!
Сердце болит и негодно к войне,
С раной моей неспособно вдвойне.
Холод и дрожь я в костях ощутил,
В лунном сиянье не чувствую сил,
Бледных камней разглядеть не могу,
Рано старею я на берегу.
Зов переносится с места на место,
В сумрак пустынный летит повсеместно,
Но только эхо я слышу в ответ,
Слов первозданных давно уже нет.
Рыскаю в дебрях от двери до двери,
Друга там нет, где скрываются звери,
Где волчий страх новобранца-слуги
Нюхает сзади мои каблуки.
Звуки глухие я слышу сейчас,
К берегу с борта отправлен баркас,
Ближе снастей перестук и шаги,
Сверху на палубе ждут моряки.
Это предвестие шторма, ура,
Мне с кораблем отправляться пора.
Рупором руки, командуешь ты,
Мой капитан темноты.
О, расскажи, вольный ветер Востока
Великого, кто нас бродить одиноко
Выпустил из запыленного порта
Подальше от гула людского у борта,
Под звездами, что пребывают на страже
Входа глубинного в темном пейзаже,
Голос твой мрачный несет над волнами
Звуки мелодий, забытые нами.
Не нужно мне песен, свободные ветры,
О хлебе, вине или символах веры,
Пределы колоний лежат временных
За гранью простых размышлений о них.
Ветер походки решительной – вниз
К морю по улице ранней лети и резвись,
Авантюрист и искатель иных приключений,
Что ж, до свидания, мир, я – последний.
A Song before Sailing
Wind of the dead men’s feet,
Blow down the empty street
Of this old city by the sea
With news for me!
Blow me beyond the grime
And pestilence of time!
I am too sick at heart to war
With failure any more.
Thy chill is in my bones;
The moonlight on the stones
Is pale, and palpable, and cold;
I am as one grown old.
I call from room to room
Through the deserted gloom;
The echoes are all words I know,
Lost in some long ago.
I prowl from door to door,
And find no comrade more.
The wolfish fear that children feel
Is snuffing at my heel.
I hear the hollow sound
Of a great ship coming round,
The thunder of tackle and the tread
Of sailors overhead.
That stormy-blown hulloo
Has orders for me, too.
I see thee, hand at mouth, and hark,
My captain of the dark.
O wind of the great East,
By whom we are released
From this strange dusty port to sail
Beyond our fellows’ hail,
Under the stars that keep
The entry of the deep,
Thy somber voice brings up the sea’s
Forgotten melodies;
And I have no more need
Of bread, or wine, or creed,
Bound for the colonies of time
Beyond the farthest prime.
Wind of the dead men’s feet,
Blow through the empty street;
The last adventurer am I,
Then, world, goodby!
АКВАРЕЛЬ
В
Он дни невзгод и мрака освещает мне, -
Цветет под судьбоносным хмурым взглядом,
Во время нудной городской работы рядом,
Во время многих-многих зимних драм
Душа вокруг не видит серость только там,
В нем подлинный Июнь хранит бумага,
Несет для духа удовольствие и благо.
Едва с ладонь картинки этой ширина,
Что в рамку на стене смогла вместить она,
Но мне напоминает все ж распахнутую дверь,
В которую на радость я смотрю теперь,
Там, где лежат равнинные болота,
Спокойный взгляд уводит в дали позолота,
И нереальный синий цвет струит прохладу,
В прекрасную иллюзию вдыхая жизнь и правду.