Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Мне в разлуке ни радости нет, ни забвенья хотя бы на миг,
Без любви я не жизни, а смерти, смертельно влюбленный, прошу.
Моему кипарису привет от Бабура снеси, ветерок,
Пpax пред ним поцелуй,— так я, заживо здесь погребенный, прошу.
* * *
О какой клевете говорить? Все дела соперников — ложь!
И какую мне рану открыть? Ты меня изранила сплошь.
На
Колесо коварных небес ты с кривых путей не сведешь!
О какой мне поведать тоске, о каком спасенье кричать?
Кровожадной разлуки рука ведь уже вонзила свой нож.
Если в собственном даже краю ты забыто милой своей,
На чужбине, о сердце мое, неужели верность найдешь?
Что соперников злоба тому, кто от милой так пострадал?
Если роза так больно язвит, то чего от терния ждать?
* * *
Что о судьбе думать моей? Слишком всесильна печаль!
Где же приют сердцу найти? Ехать в какую мне даль?
Пьяный вертеп, божий ли дом — все предо мной на замке,
Здесь постучусь, там постучусь,— разве бездомного жаль?
В мире земном что мне сказать жалкой породе людской?
Слушать их речь? Но человек — или невежда, иль враль.
Что тебя ждет в мире земном, лучше, Бабур, не гадай.
Что суждено, то суждено! А в размышленьях — печаль!
* * *
Весело мы пировали вчера. Всем на пиру таком хорошо!
Очень приятные гости сошлись, каждый мне был знаком хорошо.
Благопристойно беседа велась, не было глупых, путаных слов,
Здравицы произносились красно, кто-то блеснул стишком хорошо.
Хоть не заморское было вино, крепость его отменна была.
Время бежало между одним и меж другим глотком хорошо.
Музыка, пение, сласти, вино — не было недостатка ни в чем.
Не было скуки. Устроен был пир истинным знатоком хорошо.
Люди хмелели, шумели,— у всех пьяной слезой туманился взгляд.
Эти — от хохота плачут, а те — давятся жирным куском... Хорошо!
Стали друг друга по-пьяному чтить, лбом об лоб усердно стуча.
Спутались головы, ноги... Весь дом вертится кувырком... Хорошо!
Новая полночь настала,— гостям время пришло идти по домам.
Трезвому лучше в седле восседать, если подвыпил — пешком хорошо.
Я
Месяцеликая пери, чей взгляд все мне открыл тайком хорошо!
Милые гости, простите меня, если сболтнул я глупость вчера:
Выпил Бабур! И царю простаком стать иногда под хмельком хорошо!
ПИСЬМО
...Было со мной: ночью лежу, духом смятен,
Влага в глазах, в жилах огонь, крови взамен.
Так я лежу,— душу гнетет бремя тоски,
Сердце свое, горько стеня, рву на куски.
Века дела перебирал, мысля всю ночь,
Также дела жизни своей числя всю ночь.
То я лежал, то иногда вскакивал я,
Спорил с судьбой, сам над собой плакивал я.
Так я взывал: «Тяжкий мой рок, сколь ты жесток,
Несправедлив к жертве своей, злобный мой рок!
Верности чужд, правды в тебе — малости нет,
К праведникам, к мученикам — жалости нет.
Занят одним делом, палач, ты искони:
Казни и гнет! Или казни, иль изгони!
Чем я тебе так помешал, чем надоел?
Ведь между мной и меж тобой не было дел!
В тесном углу мира один жить я привык,
В скудной тиши, горести сын, жить я привык.
Я не роптал — радовался, что одинок,
Что от друзей, что от всего мира далек.
Счастье познав истиннейшей сути свобод,
Освобожден был я от всех низких забот.
Сам я избрал этот покой, этот затвор.
О, если б мог я пребывать в нем до сих пор!
Словно во сне, жил я, но ты — настороже,—
Сон мой прервав, новый капкан ставил душе.
В новый капкан мне суждено было попасть,—
Имя ему — царский венец, ханская власть.
Сделав меня счастьем друзей, горем врагов,
Под ноги мне ты ль не поверг вскоре врагов!
Сев на престол, что и отцу принадлежал,
Судьбы владык, судьбы их стран я разрешал.
Я на шестой месяц шестым царством владел,
Семь поясов мира в тот срок я оглядел.
Мнил, что достиг высшей мечты в жизни земной,
Только не знал: властвуешь ты в жизни земной!
В пору, когда я возлюбил радостей пыл,
В пору, когда слово «печаль» я позабыл,—