Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
И фата ее розовая легка.
Оленихи детей уложили спать
И потом убежали тихонько гулять.
Свой послед в полях оставляет лань,
Чтоб мускусом пахла весенняя рань.
Высоко в облаках журавль кричит,
На десятки верст его крик звучит.
Почернело сердечко Багры Гара,
Лишь она услыхала полет орла.
Молодые птенцы впервые летят.
Оленихи в зарослях кормят телят.
Вылезают драконы погреть бока,
Туры горные сбрасывают рога.
Над
Собирать зерно муравей пошел.
Высыхает под солнцем сырость кругом.
Платье шелковой радуги блещет огнем.
Прыгая по росистым ветвям,
Тихо чирикают воробьи по ночам,
Листья тихо дрожат на ветвях вокруг —
Тот похож на стрелу, а другой — на лук.
Попугай начал мудро и сладостно петь,
Заколдовывая птицелова и сеть.
Все птицы вернулись из дальних краёв
И на старые гнезда уселись вновь.
ГАЗЕЛИ
* * *
До сотворения мира началом начал был я,
Тех, кто камней драгоценных ярче сверкал, был
Алмаз превратил я в воду, она затопила мир.
Аллахом, который небо и землю зачал, был я.
Потом я стал человеком, но тайну свою хранил.
Тем, кто в сады аллаха первый попал, был я.
Я восемнадцать тысяч миров обойти сумел.
Огнем, который под морем очаг согревал, был я.
С тех пор я узнал все тайны аллаха, а он — мои.
Тем, кто истины светоч первым познал, был я.
Я Хатаи безнадежный, истины свет постиг.
Тем, кто в неверном мире все отрицал, был я.
* * *
Говорит: уходи! Ты лишь горе и боль мне принес.
Пожелтело лицо от кровавых, от огненных слез.
Я всегда представляю тебя молодым и прекрасным.
Мое сердце с твоим навсегда, мой жестокий, срослось.
Если горя клинок пополам твое тело разрубит —
Знай, что вместе с тобою погибнуть и мне довелось.
Ты меня не ищи — я с тобою везде неразлучна,
Я полна твоих мыслей, страстей неуемных и грез...
Говорит: уходи... Как уйду я от взгляда газели?
Как любовь обойду — предо мною она, как утес!
Берегись, Хатаи! От горячих очей тонкостанной
Стать бы тонким, как волос гордячки, тебе не пришлось!
* * *
Душа
Простимся,— в далекий собрался я путь...
Душа моей плоти умершей,— живи!
Со мною пришлось тебе горя хлебнуть!
Немало я пролил и крови и слез,—
Прости меня, милая, не обессудь...
Тоска, словно черные кудри твои,
Мешает мне нынче на солнце взглянуть.
Я видел толпу возле окон твоих,—
И горько мне стало, и дрогнула грудь...
Пускай я погибну — ты вечно живи!
Но мученика Хатаи не забудь!
* * *
Я ныне властитель державы любви!
Тоска и беда — вот визири мои.
В костях моих мозг, словно воск, растопился,
Огонь поселился в безумной крови!
Чертоги мои попирают Фортуну.
Я воин — меня не пугают бои!
Орел я, парящий над лезвием Кафа,
Завидуют песням моим соловьи.
Халладжа Мансура веду на цепи я...
О мир! Хатаи властелином зови!
ХАБИБИ
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ
Конец XV — начало XVI века
МУСАДДАС
Я возлюбленную встретил: радостной была она,
По плечам волос струилась ароматная волна,
Заплетаемая в косы. В них, бессилия полна,—
Видел я,— была, как узник, чья-то жизнь заключена.
«Кто несчастный узник этот?» — я спросил. Она в ответ
«То плененная арканом кос моих — душа твоя».
И бровей лукоподобных я увидел гордый взлет.
Шапку сняв, она смеется, амбру на голову льет.
Лик ее, с луною схожий, мимо глаз моих плывет,
И на нем, дразня собою, ярко родинка цветет.
«Это что здесь за примета?» — я спросил. Она в ответ:
«Это след от взора скрытых ран твоих — тоска твоя!»
Видел я: рубин бесценный прилипал к ее губам,
Локон в мускусе хотанском страстно льнул к ее щекам,
Жемчуг ластился наджафский к нежно-розовым ушам.
Вдруг услышал я, как что-то падает к ее ногам.
«Сердолик Йемена это?» — я спросил. Она в ответ: