ПоэZия русского лета

Русанов Владислав Адольфович

Всё нормально

у меня всё нормально. душевная боль не в счёт.я одет по погоде, не голоден, жив… ещё.надо мною не каплет, не падает, не печёт.даже ангел ещё за плечом.пролетают пока заплечных дел мастера,ну и что тут такого, что вместо души дыра.о душе не пишите, о крыльях – и всё пройдёт.а не скажешь на чёрное белое – идиот.в идиотском полку отставной барабанщик был,может быть, счетовод и считал – всё гробы, гробы.на Матфеевом списке писал – здесь был дом, и здесь,кем бы ни был, да только вот вышел весь.на куски разлетаясь в каждый обстрел, прилёт,всё же, сука, дышу ещё, чёрт меня не берёт.я все даты запомнил по накалу обсценных слов.ну и как там на небе, скажи, неплохой улов?на гибридной войне сам становишься вроде рыб —не доносится звук из забытой такой дыры.чем туманней вблизи, тем более даль ясна.зарастают окопы травой – и у них весна.у меня всё нормально. и нечего мне менять.и

бояться не нужно меня или за меня.я дышу, говорю и, в общем, совсем неплох.у меня всё нормально… да лучше б сдох.2019

Донецкое

Говорят, что у Данта над кругами адскимиБыл ещё рай, но кто до него дочитывал?Какие времена, такие и рифмы солдатские,Защити себя сам какой умеешь защитою.Нам выдавали полдень, и небо его было ласковым,Но нам казалось тесно, мало, не слишком розово.А когда всё стирают таким сумасшедшим ластиком,Вдоль какого неба теперь мы пойдём с вопросами?Если верить Данту, небес так же девять наверчено,Святость тоже делится – на чистых и кто попроще.Пусть меня не ждёт ни в одном никакая женщина,Пусть все живут… пусть живут и никогда не ропщут.Что нам рай, куда не пускают даже Вергилия,И, куда ни ткнёшься, места под солнцем все заняты.То, что нас не минует, как знать, может быть, помилует.В город мины летят, а розы – по расписанию.И они всё такие же – алые, белые, чайные,Только небо другое, наверно, круги перепутали.Если смерть ходит рядом – живёшь раза в два отчаянней,Розы тянутся к небу, любому, колючими прутьямиИз надёжной земли, где спасительны ямы и рытвины.Здесь последняя вера, что мелют Господни мельницы.Тот, кто любит, – любим. Небеса нынче настежь открытые.Медь звенит, и кимвалы звучат… души метятся.2019

Как называть

был бы моложе – назвал бы тебя джульеттой,был бы испанцем – точно тогда дульсинеей,а здесь у нас такое адское лето,и васильки смертельно синеют.жил бы я в сочи, не помню уже, что знал бы,где она, правда, и кто ещё носит прада,а здесь опять через сердце проходят залпы —сто двадцать второго калибра мины и «Грады».звать бы тебя голубкой, да снова сносит…драму не эту, заглядывать бы к макбету,но сводки читаю, повёрнуты сумрака оси,врут договоры, к чёрту летят обеты.кем бы я был, если бы звал тебя дарлинг,на берегу темзы какой мёрз бы…всё нам дают взаймы, ничего не дарят,здесь и река, если донец, то мёртвый.звать эсмеральдой? – тесен для нас париж-то.у нас бесконечен цыганский размах дороги,небо бездонно, в котором легко паришь ты —можно тебя крыльями только трогать.всё, что не смерть и война, здесь кажется книжным;помню, когда-то наоборот было.как мне тебя называть, чтобы просто выжитьв лето шестое без берегов и тыла?2019

Летать

Ты учишь меня летать – научи меня падать,Соломку мне не стели – пусть упал-отжался.Когда за спиной враги, за углом засада,Учи меня забывать, что такое жалость.Когда погиб командир и застава пала,Когда устали считать, сколько там зарыто,Ты учишь меня летать – ни много ни мало,Как будто бы в небе можно найти укрытье.Раскрыты земля и небо до ада и рая,Стоящим в степи до них одинаково близко,Когда под шквальным огнём города сгораютИ падают навзничь разбитые обелиски.Ты учишь меня летать – не учи терпенью,Всегда побеждает тот, кто нетерпеливей,Когда идёшь долиною смертной тени,Как будто идёт над землёю весенний ливень…Ты учишь меня летать – я учусь влюбляться,Я так не умел, пока всё внутри не выжгло…Вот делаешь шаг, и можно взлететь над плацем,Войной и бедой, полем боя – всё выше, выше.2021

Говорить языками

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

I Кор. (13:1) апостола Павла

Мы с тобой виноваты уже только в том, что живыВ этом времени лживом войн заказных и смут.Если я говорю языками чужими,Как ты думаешь, может, меня поймут?Больше ангельских нет языков, человечьих тоже,Всё смешалось, и слышится только язык врага.Что ещё мы с тобой в этом мире можем,Если млечная речь нам по-прежнему дорога?Да, я знаю, в войне не бывает, чтоб все невинны,Только кто-то напал, а другой защищал свой дом.Но дойдём до какой-нибудь середины,Если говор чужой через площадь переведём?Знаешь, я говорил, что когда-то услышу песнюНа таком языке, что снаряд направлял в мой дом,И заплачу от этой тоски неместной,Только вот не сейчас, а (быть может) потом.Если нет здесь любви, бесполезно кимвал бряцает,Так бряцают кинжалы, оружие, зброя, беда,Сыновья расточают, что собрано было отцами,Не имеет синонимов горькое слово «предать».И звенящая медь тщетно сердце стремится измерить,И пусты все пророчества – будет, что быть суждено,Остаётся лишь та, что больше надежды и веры,И на всех языках говорит об одном.Я хочу говорить о любви

языками всеми —Ковылём шелестящим, тёплым грибным дождём.Если станут землёй все, кто ляжет однажды в землю,Может быть, мы друг друга сейчас поймём?2021

Мария Ватутина

«На костылях. В бинтах ступня…»

На костылях. В бинтах ступня.Прошил осколок у Каховки.Глядит смешливо на меня,Стишки читавшую в столовке.Загар, похожий на броню.Досадует на попаданье.«А хочешь, маме позвоню,Когда вернусь в Москву с заданья?У вас тут есть с роднёю связь?Скажу, жива её пропажа».А он ответствовал, смеясь:«Не-не, она не знает даже.Мы бережём. — Он бросил взглядНа раскуроченную ногу. —Про это знает только брат».И мы отправились в дорогу.Я думала за часом часПро дагестанского героя,Который жизнь свою отдастДля материнского покоя.Прощаясь, я ему: «Родной,Н у, ты орёл!» А он с подскока:«Ведь это же мой позывной…»Так он признал во мне пророка.

Агитбригада

И я внести хотела лепточкуЖивым курком, взведённым в слове.Летели бортом мы за ленточку.Но кто-то выходил в Ростове.Гуляли, спешившись, по лётному.И шли кормою к фюзеляжуКамАЗы с ящиками плотнымиИ прочей фронтовой поклажей.Майор, с которым там мытарились,Кивнул на ящик: – Дальше вместе.А ты-то знаешь, чем затарились?Ответила ему: груз двести.Стрельнул цигарку несерьёзную.Кивнул, мол, знаешь, уважаю.И полетели мы по воздуху,До неба мёртвых провожая.Из-за обстрелов нас за ленточкуНе повезли, в Крыму сгрузили.Но наши дали им ответочкуИ дальше – жили, жили, жили!

Лётный полк. Зарисовка

Мы выступали в лётной частиНа фоне подуставших “сушек”.Собрали техников ворчащихИ двух старушек.Все слушались команды замаПо политической работе.А остальные были, знамо,Уже в полёте.Но не успели депутатаДослушать мужики, как строго,Назойливо, продолговатоВзвилась тревога.Должна покаяться – струхнула.Не то чтоб кинулась метаться,Но смертью, в общем-то, пахнуло.Не отмахаться.От нашего репертуараОстался пшик. Неважно это,Когда, по сведеньям радара,Летит ракета.Стоишь и ждёшь, когда пустоеТо небо, что надеждой правит,Своей мозолистой пятоюТебя раздавит.Потом тревогу отменилиТремя сигналами в прокрутке.Точней, двумя. И все шутили,Что обсчитался тот, кто в рубке.Смеялась замполитша Вера,Хорошенькая, как с картинки,И Золушкиного размераНа ней военные ботинки.

«Худая, дряхлая на вид…»

Худая, дряхлая на вид,Совсем иссохшая зимою,Чужая мать в саду стоитНад раскуроченной землёю.Дай обниму тебя, прижму,Поглажу кукольные плечи.Засею землю по уму,Затеплю в доме печь и свечи.Не ты ли вышла на задкиС отцовским знаменем советским,Когда здоровые сынкиПришли к своим задворкам детским?Не твой ли флаг топтали тут,Смеясь, подмётки вытирали?И «куры, млеко и капут»Тебе, затравленной, орали.Чужая матушка моя,Не пяться от сыновней злобы.Твои дурные сыновьяЗабыли свет твоей утробы.Терпи и боль свою таи,Считай, что это просто глупость.Но тихо: «Это не мои», —Она ответила, потупясь.Я горе видела в упор,Но равных нет минутам этим,Как выносила приговорЧужая мать родимым детям.

«Они стреляли по донецким…»

Они стреляли по донецким.Они стреляли по луганским.По сношенным пинеткам детским.По каблукам и сумкам дамским.По одеялам и подушкам,Ночнушкам, шортикам, пижаме.И в класс, где запрещённый ПушкинПо-русски говорил стихами.По толстым словарям толковым,По тощим козам, по колодцам,Они стреляли по торговымПалаткам и по огородцам.Они не подходили близко,Стреляя в школьницу у дома,Она была сепаратистка,Она абстрактна, незнакома.Невидимы в прицеле пушкиЕё косички и ладошки,Её забавные веснушки,Припухлые её губёшки.Но в том абстрактном артобстреле,Закрыв глаза на все детали,Они – её убить хотели,Они – по ней в упор стреляли.С остервенением немецким,С особой слабостью к гражданским,Они стреляли – по донецким,Они стреляли – по луганским.