Погоня за судьбой
Шрифт:
Собака сорвалась с места и кинулась в мою сторону. У меня были считанные секунды на то, чтобы среагировать – я сбросила рюкзак на траву и достала пенал, из которого посыпались ручки и карандаши. Дрожащим протезом сжала синюю ручку, поднялась, и в тот же момент подоспевшая собака совершила прыжок. Я успела лишь выставить перед собой металлический протез руки, а пёс вцепился в него и стал бешено дергать головой, так и норовя сорвать механизм с кости.
Ребята улюлюкали и орали, а меня вдруг охватило то самое ощущение – когда время замедляется, всё вокруг становится как будто неважным, теряет очертания. Остаётесь только вы двое – ты и он, и исход может быть только один – смертельный.
Пока я собирала канцелярские принадлежности и укладывала их в рюкзак, стояла гробовая тишина. Я ушла, провожаемая ошарашенными взглядами малолетних шакалов. Никто из них не последовал за мной, но мне нужна была справедливость. Через три дня я подкараулила Винсента на выходе из мужского туалета и предварительно выкраденной из спортзала полуторакилограммовой гантелей превратила его самодовольное толстое лицо в кровавую кашу. Пока я била его, перед моим взором стояла искажённая ужасом физиономия Гарри Маккейна…
Парикмахерши нависали надо мной и чего-то ждали, осуждающе сверля глазами.
— Знаете, — тихо произнесла я. — Я иногда жалею, что меня тогда оттащили, и я не успела добить вашего выродка.
— Да как ты смеешь, тварь?! Мой любимый сыночек! Ты поганая мразь, террористка! — Женщина налетела на меня, осыпая неумелыми ударами наотмашь, а я поспешила ретироваться и выскочила на улицу. Вслед мне неслись злобные проклятия и брань, но это ничуть не испортило мне настроения – наоборот, я чувствовала удовлетворение…
* * *
За день я обошла весь городок, побывав в страховой компании, на мойке машин, в гостинице, салоне связи, медицинском центре… Везде я получала отказ в той или иной форме. Наверное, всё дело было в протезах. Впрочем, было больше похоже на то, что моя слава далеко опережала меня, и никто не хотел брать на работу столь одиозного персонажа.
Перекусывая булкой, купленной в той самой пекарне, с которой я начала свои мытарства, я сидела теперь на краю фонтана на площади и ждала автобус. Тело гудело от долгой ходьбы, а звезда Мю Льва скрылась за белое двухэтажное здание мэрии, неумолимо склоняясь к закату. Мой позитивный настрой медленно таял, уступая место привычной уже мрачной пустоте. Позади раздавался заливистый ребячий хохот вперемежку с ритмичным скрипом, и я обернулась – в догорающее небо на качелях взмывали девочка и мальчик, оба лет десяти от роду. Вверх и вниз, вперёд и назад…
И вдруг ко мне со всей стальной беспощадной ясностью пришло осознание – я больше не ребёнок. Дети на качелях были по-настоящему счастливы – так, как могут быть счастливы только дети. Дома их ждут любящие мама и папа, горячий ужин и игрушки, а завтра они отправятся в школу и будут носиться по коридорам, строить друг другу рожицы и галдеть без перерыва. Никто не отберёт у них самое сокровенное, самое искреннее время жизни – детство.
Когда я была маленькой, я верила в доброту. Каждый Новый Год ассоциировался не с приближением конца, а с Дедом Морозом. День Рождения знаменовал собой яркий праздник, и каждый день я просыпалась в ожидании какого-то доброго чуда – будь то красивая птичка, севшая на подоконник, грибной дождь, а то и просто голубое небо над головой. Я защищала деревья от мальчишек-хулиганов, которые по ним лазали, норовя обломать ветви, а по приходу весны – бережно выпускала на волю
Но всё изменилось. Сложно сказать, в какой момент – с убийством ли мерзавца Маккейна, или с осознанием того, что все мои друзья погибли, а я не смогла этому помешать. Внутри меня на месте души зияла чёрная пустота, источавшая холод. Жизнь как будто превратилась в неинтересный уже фильм, который хотелось промотать до конца, поставить на полку и никогда больше о нём не вспоминать. А то и просто выключить на середине…
Прибыл дочиста вылизанный, сияющий сочной зеленью автобус, и я среди прочих пассажиров заняла место у окна. Рядом никто не садился, будто сторонясь искалеченной души и тела, а я меланхолично глядела в окно на облитые багрянцем заходящего солнца верхушки деревьев. Автобус тронулся, и за окном поползли низкие домики. Краем глаза заметив движение сбоку от себя, я обернулась. На соседнем месте уже сидела благовидная худощавая старушка в очках и с палочкой. В салоне было полно свободных мест, но ей зачем-то понадобилось сесть именно рядом со мной.
— Не возражаешь, внучка? — тихо поинтересовалась старушка, поправив седую шевелюру.
— Не возражаю, но и восторга не испытываю, — честно сказала я и отвернулась обратно к окну.
— Как тебя зовут?
— Лиза, — буркнула я.
Опять ко мне начинают лезть с расспросами? Оставьте уже меня все в покое…
— Я вижу, Лиза, тебе нелегко пришлось сегодня. Тяжёлый выдался день?
— Бывало и похуже, — вздохнула я.
Кажется, она от меня так просто не отстанет.
— У меня тоже день не очень. Вот, ездила справки собирать. Внучок мой тяжело болен, а родители его непутёвые по притонам шляются. Алкоголики, всю свою жизнь пропили, и ребёнка своего бросили, ну а я… Как же я его оставлю?
Я посмотрела на неё. Она сидела, сгорбившись, и тряпочкой протирала свои очки. Я не нашла ничего лучше, чем выпалить какую-то банальщину:
— В этом мире чересчур много глупости и зла…
Неожиданно подсознание выудило из памяти небольшой холмик, покрытый высокой травой, и серьёзное лицо Отто рядом с моим.
«…Нельзя так, Лизка. Зла и так слишком много…»
— Да, внученька, чересчур… Ты прости, что я пристаю, просто нужно было поделиться с кем-то, выговориться, а выговориться всегда проще незнакомому человеку. Самое-то обидное, что я уже ничего с этим поделать не могу. — Голос её был слаб и дрожал. — Нет ни сил повлиять, ни возможности изменить что-то. Старость – она не про ревматизм и склероз. Она про беспомощность…
— Ничего, бабуля, когда-нибудь всё это закончится, — сказала я, и вдруг осознала, что здесь и сейчас это звучит кошмарно.
— Для меня – уже довольно скоро, — согласно кивнула женщина, ничуть не смутившись. — А вот у тебя вся жизнь впереди. Распорядись ею так, чтобы можно было потом оглянуться и увидеть, что всё не зря!
— Как раз сегодня я об этой самой жизни размышляла. И так получилось, что она меня выбросила на обочину.
— Тогда выбирайся с обочины, вставай и иди дальше. Найди своё дело, которое разожжёт в тебе огонь жизни…
Я промолчала. Слишком часто звучат эти вечные вопросы, навязшие на зубах. И каждый норовит влезть со своим универсальным рецептом спасения, будучи сам по ноздри в жиже. И каждый, безусловно, прав, но точка зрения – это всего лишь точка, не дотягивающая даже до угла. Чего уж говорить о том, чтобы охватить взором всю картину…
Моя остановка приближалась, и я, поддавшись неожиданному порыву, спросила:
— А как зовут вас?
— Долорес Бланк, — ответила старушка, и бледная улыбка тронула её губы. — Но можешь звать меня просто Долорес.