Поговори со мной!
Шрифт:
«А вот новый анекдот, послушайте: Сталин в присутствии Лаврентия Павловича Берии беседует с Алексеем Максимовичем Горьким:
– Ну, что, Алексей Максимыч, вот вы написали «Песню о соколе»… «Песню о буревестнике»… Хорошие получились песни… А не могли бы вы написать ещё, например, «Песню о Сталине»?!
Горький в задумчивости покрутил свой ус и ответил:
– Отчего же. Отчего же, Иосиф Виссарионович, попробую.
– Попробуйте, – приободрил его Сталин. – Попробуйте.
И, поворачиваясь к Берии, продолжил:
– Попытка, не пытка. Правда, Лаврентий?!»
Шаги смолкли, вместо них заливистый хохот раскатился по всему пространству. Аврора вздрогнула и невольно отшатнулась
– Тише, Аркадий Семёнович, тише! А то мало ли… – зашипел испуганный низкий голос.
Разрастающийся в душе огонь любопытства пересилил испуг быть обнаруженной и, прильнув к приоткрытой створке, Аврора с жадностью исследователя стала рассматривать беседующих. Один, белобрысый, сухопарый, лет сорока с небольшим, был в белой подпоясанной косоворотке и серых мятых брюках. Его спутник несколько постарше, круглее и ниже ростом, в светлой летней паре и твёрдой соломенной шляпе. Аврора с изумлением рассматривала их ретро-костюмы, когда раздался строгий баритон гражданина в шляпе:
– Иосиф Виссарионович недавно сказал: «Болтунам не место на оперативной работе».
– Так я же не кому попало рассказываю этот анекдот, а только проверенным людям, – почти шёпотом ответил белобрысый и пугливо оглянулся по сторонам. Аврора еле успела отпрянуть в укрытие, прижавшись к стене.
Баритон несколько смягчился, и поддержал разговор другой историей:
– В прошлом году, во время обсуждения хлебопоставок, секретарь одной из областей сострил, говоря о том, что его область не может поставить больше зерна:
«– Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у неё есть.
Иосиф Виссарионович поправил:
– Но она может дать дважды».
Снова послышались приглушённые смешки и шаги и голоса удалились.
Ничего не понимая, Аврора потрясла головой, надеясь, что наваждение покинет её, и она окажется там, где и должна быть на самом деле – в разрушенном временем, одичавшем санатории. Но картинка не менялась. Перед Авророй всё так же был свежеобустроенный новенький просторный номер с нэпманской мебелью из натурального дерева, в духе молодой Страны Советов. Стараясь не издавать никакого шума, Аврора ещё раз прижалась к приотворённой щели и острожно выглянула. Никого не было. Тогда она бесшумно проскользнула в коридор и устремилась прочь в сторону лестницы.
Вместо иссушенных расшатанных ступеней перед ней предстали абсолютно новые дубовые проступи. Через распахнутое настежь окно на лестничную площадку низвергались золотым потоком солнечные лучи. Фокусируясь в зеркальных стёклах, они тиражировались весёлыми бликами на лаке пузатых балясин, поддерживающих поручни янтарных перил.
С улицы, явно из репродуктора, дискретными волнами доносилась бравая музыка. И казалось, что звуки вязнут в раскалённом от зноя воздухе, и, застревая в плотной массе, отражаются жестяным тугим эхо.
Аврора крадучись спустилась этажом ниже и свернула в холл перед новым коридором. Там на стене висел большой портрет Сталина и по углам возле огромного дивана и пары кресел уютно расположились напольные вазы с живыми цветами. Яркими мазками сочной зелени и нежно розовым цветом роз, они оживляли строгий портрет, добавляя в его пафос озорные летние нотки. На приземистом журнальном столике небрежно валялись какие-то брошюры.
Не удержавшись, Аврора подошла и взяла в руки тонкий проспект. Ей попался какой-то отчёт с чёрно-белыми фотографиями. Половину обложки занял снимок нового моста, светлой жирной горизонталью отчертившего горные хребты на заднем плане. Нижний край этой линии покоился на равномерных
«На советской Ривьере.
Больше половины этой необъятной страны уже покрыто снежной пеленой; в полярных сумерках ледоколы пробиваются через хрустальные толщи; сани мчатся по мёрзлым белым дорогам; огонь пылает в широких печах; густые меха согревают тела охотников; пар бьёт у губ укутанных городских пешеходов. А здесь, у нижней кромки той же страны, невосколеблемой голубизной сияет тёплое море, мягко плещется прозрачная волна, загорелые люди сбрасывают у воды лёгкие одежды и протягивают руки к солнцу, неистощимому, благодатному, щедрому.
Природа ничем не обидела нашу родину. У неё есть уголь, золото, нефть, в ней водятся полярные моржи и тропические тигры, растёт тундровый мох и банановая пальма. Только добывать эти богатства, только растить и множить плодородие – не для чужих и угнетателей, а для себя самих. И вот этот лазурный берег южного моря – сколько радости и счастья может он принести новым хозяевам этой страны!»
Раскрыв брошюру, Аврора углубилась в чтение. Вся статья была пронизана общим идейным духом – радостным воодушевлением и призывами работать на благо советской родины и всего трудового общества. Посвящена она была новой здравнице, построенной для строителей коммунизма. Об этом как раз санатории. И фото именно этого корпуса «люкс». Четырёхэтажное здание с длинными симметричными флангами. В центре – гордый портал, важно покоящийся на круглых станах четырех дорических колонн. Как огромная белая птица спустилась на землю, уселась на хвост и чинно разложила по бокам свои крупные крылья. Всё, как сейчас, только совершенно новое здание, с весёлыми людьми в устаревших нарядах, которые облепили ступени и позируя между колонами.
Аврора отложила эту книжечку и взяла следующую. Там на титульном листе и внутри на разворотах красовались рисованные барышни в модных купальниках. Ни о каких бикини или стрингах в ту пору даже не слышали. Кругом сплошные модели, стыдливо закрытые снизу глухими складками ткани. Край одежды по низу старательно выравнивался в ровную горизонталь. Наподобие скромной юбочки или хотя бы широкими плоскими оборками, спускающимися воланами, надёжно защищающими пах от откровенных взглядов. И верх – без привычного декольте, целомудренно, строго, прилично, как платье без рукавов. Никаких открытых частей тела. Они не боялись, что на коже останутся следы от бретелек или загар ляжет неровно по границе плавок и чашечек бюстгальтера. Кутали себя в плотные трикотажные боди и для красоты нашивали поверх кружавочки или шнуровки. На одном рисунке девушки держали цифры 1932… Аврора ещё немного поразглядывала аутентичную раннюю советскую, канувшую в далёкое прошлое моду и отложила буклет.
Остальные проспекты ей показались не интересными – в одном какая-то политическая пропаганда. Другой текст – о пользе водо- и грязелечения на местном курорте.
Внезапно за её спиной раздался резкий металлический звук, сменившийся перезвоном. Аврора сильно вздрогнула, едва удержавшись от подпрыгивания, словно ужаленная лёгким разрядом тока. Быстро оглянулась и уставилась на равномерно раскачивающийся латунный маятник, слушая размеренные удары курантов. И с каждым ударом напряжение случайного испуга отпускало её, расслабляя нервы и возвращая привычное состояние. Громоздкие напольные часы в резном корпусе красного дерева, разместившиеся в простенке между окнами, торжественно звенели, оповещая о наступлении полудня.