Похищение Луны
Шрифт:
— Ты серьезно говоришь это?
— Конечно. А то как же? Какие могут быть шутки! — и Тараш выпустил изо рта густой клуб дыма.
Арзакан и радовался и не верил. Мысли его тотчас же перенеслись к Тамар Шервашидзе. Он представил себе, как приедет в Мегрелию…
Но не выказал своей радости. С удивлением взглянул на Тараша.
— Чему ты удивляешься? — спросил тот.
— Как чему? Пара ли она тебе? Кажется, она даже не совсем грамотна.
— Вот это мне в ней и нравится. Она еще не отведала отравы театров, кино и глупых романов.
— Значит, ты собираешься
— Эх, Арзакан, мне все равно — что здесь жить, что в другом месте. Я свыкся с Темуром. Он превосходный охотник, я многому у него научился. Войду в ласкари Кора Махвша и заживу с ними.
— Что это еще за чертовщина — «ласкари»?
— Это первобытная форма обобществленного хозяйства. Однако не каждый может в него войти, а только родственники по крови. Если вы уйдете отсюда, я пошлю Тарба выкуп и помирюсь с ними. Вот и Темур говорит, что Кора Махвш собирается послать Тарба выкуп. Ты, действительно, намерен весной ехать в Тбилиси? Что говорит отец?
— Да он только и задерживает меня, а то я давно бы двинулся. Но я непременно поеду в Тбилиси. А отец, может быть, уедет к черкесам… Мне кажется, что ты хочешь остаться здесь, чтобы закончить свою работу.
— Уверяю тебя, — нет! Говорю тебе совершенно искренне, что я стосковался по земле. Жду не дождусь, когда Темур начнет пахать, хочу насытиться запахом земли. Я очень жалею теперь, что не изучал в Европе агрономию.
В душе моей пробудился зов земли. Не знаю, может, этому причиной моя преждевременная седина? Недавно, когда я шел из Пещеры великанов, я увидел старого свана, который с трудом тащился за сохой по подъему, Я взял у него из рук соху и пахал целый час. Запах свежевзрыхленной земли дурманил меня. Вспомнилось, как учил нас пахоте твой отец.
— Помнишь, Гуча, как ты свалился с бороны?
— Конечно! Я даже помню, что у быка Никоры на лбу была шишка, а один рог сломан. Как мы были тогда счастливы, Арзакан! Как беззаботно ходили мы по земле! Каждый день нам приносил новую радость и чудеса. И люди казались такими добрыми и прекрасными!
— Мы должны создать людей с новыми взглядами на жизнь. В Сванетии плуг революции должен очень глубоко захватить целину. Иначе этот несчастный народ неминуемо погибнет.
Тараш слушал молча, и Арзакан продолжал:
— Вот Саур: он парень хороший, но комсомолец не ахти какой.
— Я не обвиняю Саура, — заметил Тараш. — Что может сделать один Саур в этих условиях? Ты думаешь, чтобы переделать человека, достаточно десяти или двадцати лет? Кто знает, наслоения скольких культур можно найти в каждом из нас, если хорошенько поскрести? Совсем как те пласты, которые находят геологи, изучая формацию гор.
Арзакан оглянулся назад. Их догонял Саур. Приблизившись, он обнял Арзакана за плечо и приветствовал Тараша.
— Пойдемте поглядим, как наряжают к празднику Сакмисая. И водкой нас еще угостят, — предложил он.
— Что значит «Сакмисай»? — спросил Арзакан.
Саур попытался было объяснить, но не смог. Тараш пришел ему на помощь.
— Сегодня Муркваноба — День башни. В этот день
Арзакан заявил, что ему противно смотреть на это скоморошество.
Но Саур подхватил его под руку и потащил почти насильно к башне, стоявшей неподалеку.
Раздались возгласы: «Темуров зять пришел!»
И вся семья высыпала им навстречу, прервав обряжение Сакмисая.
Саур объяснил хозяевам, что зять Темура пишет книгу о сванском Муркваноба и что поэтому надо показать гостю, как обряжают Сакмисая.
Тарашу Эмхвари не понравилось то, что сказал Саур, однако он промолчал.
Стоявшая в кругу молодежь вытолкнула вперед Нодара, русого свана с длинным кинжалом на поясе; потом двое парней принялись его уговаривать. Нодар отнекивался, смеясь и показывая свои сверкающие белизной зубы.
— Почему именно я должен быть каждый год Сакмисаем? На этот раз выберите Саура, а я буду Шахом.
Тем не менее Нодару вымазали лицо сажей, одели в лохмотья, на голову нахлобучили кожаный мешок и к поясу привесили вырезанный из карагача фаллос. Но-дар строил гримасы, потешая народ.
Началась попойка. Чару Махвша поднесли «профессору». Тарашу опять не понравилось, что сваны почему-то величают его профессором.
Чаша с водкой уже обошла круг. Арзакан сначала отнекивался, потом вошел во вкус; то и дело осушал чашу и передавал ее Тарашу.
Сидевшие за трапезой сваны громко смеялись, гоготали. Тараш чувствовал, что его мутит. Внезапно закружились, пустились в пляс все предметы. Лица сотрапезников, сидевших вокруг него, заплясали, точно фигуры на экране на заре кинематографии.
Теперь толпа, сопровождавшая Сакмисая, повалила в другой дом. Все смешалось: лай собак, крики ребятишек, женский визг, гогот мужчин. Тараш чувствовал, что соловеет, однако старался внимательно следить за церемонией обряжения.
Шахом выбрали здоровенного, высоченного свана; на голову надели колпак, вымазали сажей лицо и опоясали деревянным мечом. Затем встал Сакмисай, отцепил от своего пояса деревянный фаллос и начал бить им по поясу Шаха, сопровождая это циничными прибаутками. Сторонники Шаха схватили дубовые палки, свита же Сакмисая принялась деревянными шилами колоть всех — от мала до велика. Собралось все село. Когда обряжение кончилось, толпа двинулась к церкви Ламарии и расположилась там под дубом.
— Куда делся Арзакан? — спросил Тараш.
— Арзакан сильно напился. Только что был тут, не знаю, куда запропастился, — ответил Саур.
Да и сам он был изрядно навеселе.
Тараш обошел весь круг, тщетно разыскивая Арзакана.
Солнце склонилось к западу. Темные полосы легли на село. Заалели облачные башни на Кавкасиони.
Тараш Эмхвари под шумок пробирался к женской стороне. Он хотел подойти поближе к Ламарии, поговорить с ней и досадовал, что Ламария была окружена сестрами и невестками.