Похищение
Шрифт:
Отсек повышенной безопасности состоит из пятнадцати камер: пятеро белых, пятеро латиноамериканцев, четверо черных – и одна наша с Компактным. Сочтя себя ущемленными, черные начали акцию протеста и требуют обменять меня на человека с «правильным» цветом кожи. Они караулят дежурных надзирателей у входа в общую комнату и громогласно предъявляют им свои требования.
Я брожу по общей комнате, не находя себе места. По телевизору идут испаноязычные новости (один из пяти дозволенных каналов): журналисты обсуждают везучих индеек.
– У помилованных указом президента индеек
Слон Майк – заместитель Стикса от Арийского братства – делает громче. Это он – огромный, мускулистый, бритоголовый, с татуировкой паука на затылке – помогал Стиксу избивать меня в душевой.
– Найти бы адрес этих защитников животных, – говорит он. – Может, они бы и нам улучшили условия.
Журналистка радостно скалится в камеру.
– Кейти предоставят подогреваемую клетку, уплотнят слой соломы на дне, добавят в рацион фруктов и овощей, а также подсадят к ней нескольких кур для стимуляции умственных способностей.
Слон Майк в знак недовольства скрещивает руки на груди.
– Вот так, значит. Им для стимуляции дают цыпочек, а нам – латиносов.
К Слону Майку подходит мексиканец и злобно пинает его стул.
– Гринго, – бормочет он, – chenga su madr'e.
Когда я прохожу мимо Слона, он вдруг хватает меня за рукав.
– Стикс просил передать тебе кое-что.
Я даже не спрашиваю, как Стикс, отделенный от нас целым этажом и запертый в камере двадцать три часа в сутки, умудрился что-то передать Слону Майку. В тюрьме есть много способов общения: можно переговариваться через вентиляционные шахты в душевых, можно передать записку кому-то на собрании анонимных алкоголиков, а тот человек уже вручит ее кому надо.
– Раз попал за решетку – держись своих.
– Я вроде бы дал понять, что вас своими не считаю, – отвечаю я.
– Сам же здоровее будешь.
Смолчав, я иду дальше. Но не успеваю сделать и трех шагов, как невидимая сила припечатывает меня к стене.
– В любую минуту может начаться заварушка, и в твоих же интересах, чтобы рядом не оказалось врагов. Я что хочу сказать: тебе крышка, папаша, если не поймешь, как тут живут.
По громкой связи слышится голос надзирателя:
– Майк, что ты творишь?
– Танцую, – говорит он, выпуская меня.
Офицер вздыхает.
– Танцуй лучше вальс.
Слон Майк толкает меня локтем и уходит.
Я сжимаю кулаки, чтобы никто не увидел дрожи в моих руках. Если бы сегодня был обычный вторник, к половине девятого я был бы уже у себя в кабинете. Я позвонил бы в «Фермы Векстона» – мы помогаем этому району – и узнал бы, никого ли не положили в больницу, не задерживается ли транспорт и не сменилась ли у кого диета. Я заглянул бы на кухню, чтобы узнать, что сегодня в меню, и поприветствовал бы человека, ответственного за развлекательную программу: лектора из университета или художника-акварелиста, готового поделиться своей страстью
Я возвращаюсь в камеру. Компактный сидит, сгорбившись, на полу возле картонной коробки, где хранятся его лакомства. Заслышав мои шаги, он прячет под койку что-то похожее на ломоть хлеба.
– Я занят. Вали отсюда.
В камере пахнет апельсинами.
– Что ты знаешь о Слоне Майке?
Компактный недоверчиво косится на меня.
– Он себя х… знает кем возомнил, а на самом деле – кусок говна. Все время проверяет, прикроют его жопу или нет. – Тут он, похоже, вспоминает, что должен не помогать мне, а всеми силами вытравливать в другую камеру. – Если ребята тебя здесь застукают, тебе хана.
Я смотрю под ноги и замечаю обертку от конфеты «Джолли Ренчер». Подобрав, я разглаживаю ее ладонями.
– Не закручивай пробку слишком туго, – советую я.
Когда он отворачивается, я лишь пожимаю плечами.
– Самогон. Ты же самогон варишь, ведь так?
Хлеб, апельсины, карамель… Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какой химической реакции добивается Компактный.
– Не лезь не в свое дело! – рявкает он и продолжает копошиться под койкой.
Забрав полотенце, я иду в душевую. В это время в кабинках обычно пусто: на кулинарном канале вот-вот должна начаться передача Эмерила, [25] а уж его появления не пропускает никто независимо от расовой принадлежности. Завернув за угол, я натыкаюсь на Слона Майка, который стоит со спущенными штанами, прислонившись к стене и закатив глаза к потолку.
25
Легендарный повар и ведущий популярного гастрономического шоу.
И мальчика, который стоит перед ним на коленях, я тоже узнаю. Он представляется как Клатч; у него еще даже щетина на подбородке не растет. Слон Майк и Стикс наверняка предупредили его, как и меня, а потом предложили свой протекторат – за соответствующую плату. Процесс выплаты я, собственно, и застал.
Откуда-то со спины, через шею, на мое лицо наплывает волна багрянца.
– Простите, – выдавливаю я и удаляюсь.
На экране телевизора Эмерил бросает чеснок на плюющуюся жиром сковороду.
– Бабах! – выкрикивает он.
Я сажусь в последний ряд и притворяюсь, что смотрю передачу, хотя на самом деле не вижу ничего.
Если заплатить шерифу Джеку тридцать долларов наперед, становишься членом привилегированного класса и можешь ходить в тюремную лавку. Расходы на эту роскошь снимаются с твоего счета. За полтора доллара, например, можно купить флакон шампуня или двенадцатиунцевую банку газировки. Можно купить мыло, похожее на щелочной раствор и раздирающее кожу до крови. Можно купить антигистаминное средство, колоду покерных карт или испанско-английский словарь. Можно купить сладости, «сухие завтраки», консервированного тунца, зубные щетки и словарь синонимов.