Похождения Штирлица и другие приключения Бормана
Шрифт:
Кеннеди выплюнул зубную пасту и с интересом посмотрел на него и кивнул, побуждая продолжать говорить.
– Мы запустим к русским техаскую кукурузную саранчу, и эта свинья Хрущев умрет с голоду вместе со своим советским народом.
– О, и мы все равно нарушим биологическое равновесие! радостно сказал подхалим Томпсон.
Кеннеди задумался.
– Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне напоминаете... сказал он, снимая бронежилет.
– Рад стараться!
– воскликнул Томпсон.
– Старайся, старайся, - сказал президент
***
– Слушай ты, Лысенко чертов, ты когда гирбринт огурца с бутылкой выведешь? Я жрать хочу!
– Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.
– Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.
– Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, сказал Хрущев, начиная злиться.
– Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения большой и маленький - принялись, кряхтя и поминутно охая, драться. Их быстро разняли и развели по разным комнатам.
– Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со шнурками!
– орал Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить им в Лысенко.
– Сам дурак!
– отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.
***
По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли сквозняки и Борман. Вчера он написал на стене "Родина-мать зовет", нарисовал непристойную картинку и высморкался во все шторы, хотя на насморк не жаловался. Борман был ужасно доволен собой.
Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню Пахмутовой:
"И вновь продолжа-а-ается бой...
И Борман такой молодо-о-о-й...".
Он был в хорошем настроении и никому не мешал. Левую руку партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним тянулся извилистый след банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть очень удачным.
Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом, он неожиданно вынул руку из-под пулеметной ленты, висевшей у него на тельняшке, и дал Борману подзатыльник.
– Это тебе за заговор, - пояснил он. В выпученных глазах Бормана появился признак немого вопроса.
– Вот это память...
– восхищенно сказал Борман, держа обеими руками гудящую от удара голову.
Штирлиц спокойно прошел по коридору, лавируя между расставленными партайгеноссе препятствиями, и исчез на лестнице, погромыхивая по ней коваными сапогами. Партайгеноссе радостно потер руки. Предусмотренного на случай желающих подняться грохота не последовало.
" Значит, Штирлиц спустился вниз ", - обиженно подумал Борман. Этого он не предусмотрел.
***
Штирлиц сидел за столом и сосредоточенно делал вид, что пишет.
На самом же деле он загнал в дырку в крышке стола жирную муху и теперь обильно поливал ее чернилами. Ему было интересно, можно ли покрасить муху чернилами, и будет ли после этого летать это животное.
Когда
Муха выбралась из своей тюрьмы и медленно полетела к окну, громко жужжа и брызгаясь чернилами. Штирлиц улыбнулся и два раза плюнул на пол. Он опять был прав. День медленно тянулся к закату. Лиловое солнце нежно коснулось вывески "Сегодня и ежедневно кроме субботы, четверга и понедельника у нас лучшие котлеты в штате Мэн", и Штирлиц, зевнув, достал из кармана пачку "Беломора".
Как всегда, делать было совершенно нечего.
В городской центр культуры - публичный дом, куда его звал мистер Томпсон, идти не хотелось - после вчерашнего дебоша болела поясница и там могли, по крайней мере, набить морду. Томпсону, конечно.
Штирлиц поскучал еще примерно час, затем смахнул с затылка пыль и отправился в коридор.
Напротив гипсового бюста Кеннеди стоял на четвереньках мистер Томпсон, прижимая обеими руками к тусклому мрамору пола простую фетровую шляпу. Он стоял неподвижно, но тем не менее старательно кряхтел. Штирлиц бросил зубочистку и подошел ближе.
– Кто у тебя там?
– вежливо поинтересовался он.
Томпсон поднял к нему потную морду и плаксиво сказал:
– Во-вторых, не у меня, а у господина Министра обороны. А во-первых, я сам не знаю.
– Вредный ты, - сказал Штирлиц и приготовился дать Томсону пинка или подзатыльник. Но его что-то остановило прилипшая к пальцам, залежавшимся в кармане, жевательная резинка типа "Бубель-Гум спешал фор Штирлитц" - так было написано на пачке.
– А где эта интриганская морда?
– спросил Штирлиц, отлепляя от пальцев липкий, но довольно жесткий продукт.
– Вы про кого, про господина Министра? Он ушел... ненадолго... ну, ему надо...
– Понятно, - сказал Штирлиц, приятно улыбаясь.
Из ватерклозета, располагавшегося в конце коридора, рядом с портретом Вашингтона, раздалось шипение и клокотание. Вскоре оттуда показался посвежевший и очень довольный господин Министр, вытирая мокрые руки о пиджак.
– Штирлиц, как хорошо, что вы пришли!
– сказал он и сделал такое лицо, каким осужденный утром перед казнью встречает палача.
– Прямо превосходно, - сказал Штирлиц, чтобы все поняли, как ему приятно.
Господин Министр, продолжая радостно улыбаться, сделал маневр к отступлению.
– Кто у Томпсона под шляпой?
– строго спросил Штирлиц.
Господин Министр закатил глаза к небу и стал думать, чтобы такого соврать. Обманывать Штирлица считалось очень рискованным делом. Но кроме мелких земноводных амфибий на ум ничего не приходило.
– Лягушка?
– неуверенно сказал господин Министр и покосился на Штирлица.
Зверь, сидящий под шляпой, задергался и издал зловещее стрекотание.