Похождения светлой блудницы
Шрифт:
Одна её однокурсница берёт у Мани с трудом накопленные деньги. На шубу из Беловежской пущи. Там и скрылась эта Надежда, нет надежды вернуть деньги. Шубы новой так и нет. И у неё мелькание, как у риэлтора Петра Простофильева. Он, вряд ли, простофиля. Наверное, работает по оным. А ещё его глаза – фонарики: то вспыхивают, то меркнут. При выключении темнеют, и охровый цвет меняется на цвет болота, омута…
Этот день был «творческим», так как некоторые редакторы «Художественных шедевров» могут творить. Маня, например, стихи. Не шедевры. В отзывах критики, которую
Теперь день «свободный». Ото всего: от работы, денег, иногда – от еды. Но главное – от творчества. Дядя Толя говорит: «Чего ты хочешь, – капитализм!»
И вдруг утром:
Верить, не верить, не знаю,странным охровым глазам…Не превратить ли, наконец-то, свободный день в творческий? Но, увы. Телефон. Тётя Люда:
«…она к тебе едет!»
– Как это – «едет»? А меня кто-нибудь спросил?
«Я так боюсь за тебя. Ну – как там?» – ведь её племянница побывала в тылу врага!
Краткий отчёт. Кладёт трубку, а недавняя тёти Людина студентка Урюпинцева тут как тут. Вынув ноги из ботинок, в деревенских носках прёт «глядеть комнатку»!
– Людмила Олеговна мне говорит…
– Никакой «комнатки»!
– Сто долларов! У нас это такие деньги!
– А у нас – не деньги!
Кое-как выгнала.
Впереди тайная операция на фирме, укрытой в бомбоубежище холодной войны, как от авианалётов, – от налётов налоговой полиции. Об этом намёк Простофильева. В окне переулок… И у судьбы, как у переулка, две стороны. Одна – подвал «Гусь-Русь-интернетед», охраняемый целым батальоном казаков (информация риелтора). Другая – Урюпинцева… И третий вариант: жить так… Но ботинки могут лопнуть, шуба в дырах, на еду не хватает.
Телефон. Сёма: не убили? Нет. Отбой.
Володя… Ему – яркий натюрморт: бетонный бункер без окон… «Надо было мне с тобой!» «Володя Бородин живёт один» – шутка в издательстве «Художественные шедевры». Когда-то с бородой, с натурщицами, он на эту робкую редакторицу не глядел. Только на иллюстрации вдвоём. Денег нет, свободный художник. Пишет луг, поле… Как Левитан… Но в моде квадратная дыра, в неё глядят неотрывно оболваненные пропагандой. Когда у Мани будут деньги, на масло не хватит, на акварель выкроят. Но она давно не та Манечка из отдела «Лучшей мировой поэзии».
«Как подмахнёт договор, рот – пластырем и в ковёр укатать, вколов снотворного, вытащить из квартиры, а там и урыть… Надыбать реально кусков пятнадцать грина».
– Н-да… «кусков пятнадцать грина», – она бегло «ботает по фене», а иногда обходится и двумя вводными: «типа» и «как бы». – Мне, как бы, и убивать не надо. Наоборот, типа, меня и завалят. Там, наверное, типа тоннеля, вот и укатают.
Леонид Германович. Преподаватель литературы и торгует в Олимпийском макулатурой, выправленной «правилами». Пара тинэйджеров требует от папеньки денег на модные шмотки, мобильники, компьютеры и мотоциклы. С олимпийским спокойствием предлагает Мане переехать к нему. Его жена на их вечеринках могла танцевать
«Марья Андреевна, добрый день, это – Пётр!»
Блекнут, и так блёклые, голоса Володи Бородина и Леонида Германовича. От этого – ветром высоты. Ей ветер поёт о грядущих деньгах. А о чём могут петь Володя с Леонидом? О нехватках. О трудных временах, о нереализованных проектах. Нет, у неё другой проект!
Пётр у метро. Идут вдвоём к будке: «Изготовление ключей». Один он отцепляет от общей связки. И она видит его палец… Откровение. Армия, Сибирь, минус тридцать, транспортировка боевых орудий. Отморожены руки. И на одном пальце ампутируют фалангу.
Дубликат готов.
– Надо испытать, да и недвижимость надо увидать.
Квартиру оглядывает. Кофе с бубликами. Вновь откровение. Он в Медведково в панельном доме. На тридцати двух квадратных метрах сын, больная на голову тёща, ротвейлер Рудик и бывшая, Ангидридовна, внучка донецкого химика.
– Да вы её видели на фирме, она моя начальница. Проверяла правильность документов… Женился на лимите, дурак, теперь она меня выгоняет.
Он берёт дубликат для показа квартиры в её отсутствие. «Для темпа». Темп в его натуре.
Телефон. Петровна. О том, «как отключить волю гипнотика». Первый пункт: определить «фронт доверия объекта». Не одинаков у разных лиц, социальных категорий… Например, одинокие, немолодые дамы легко доверяют молодым джентльменам-обманщикам.
Этот риэлтор… Довольно молод. Но нет, он никакой не обманщик! Петровна злит, как и добрый друг тётя Люда, немало выведавшая в телефонной болтовне.
«Жива? Ты, вроде, редактор детективных романов. За такие деньги могут убить. На эти фирмы надо идти по блату: блатников не убивают. А ты как? Твой “Полиграфыч” бандюга».
– Он – комсомолец.
«Эти из комсомола первые бандиты. Вспомнишь, когда будут убивать. Но вначале к батарее прицепят. И отказалась от тёти Людиного протеже!»
– …Я не намерена существовать в коммуналке!
«Зато не убьют».
Оглядывает одну комнату, вторую… Никакого уюта… Похороны свекрови, развод: «БМВ продаю, с квартирой делай, что хочешь»… Горы хлама.
Напросилась пьяноватая Галина. Неплохой она писатель. Когда-то Маня была редактором её книги новелл. Но то, что пишет Галина Чистова, не грязь, тоннами выдаваемая книгоиздательской машиной. Её чистые добрые новеллы не выгодны. И она, сломленная, пьёт. Рыдает, готова прыгнуть с платформы метро. Редко плачущая Маня рекомендует ей укреплять нервы: обливаться утром ледяной водой, бегать и не пить! Маня бегает в компании двух дедушек (бодрых) и двух парней. Эти, когда с похмелья, уступают дедушкам.
Уходит настоящий писатель… Навек, в небытиё…
Простофильев с незнакомцем, но теле-виденным. Откормлен, надо думать, одной сёмгой, ведущий канала «Наш друг – Америка». Квартира ему нравится потенциалом, раскрытым риэлтором Петей. Немаленькая, с немалым фронтом работ для евроремонтников. Имей Маня, кроме квартиры, много денег, и она бы расширила комнаты за счёт кладовки, а холл за счёт кухни, а кухню за счёт ванной, куда и при уменьшенной площади войдёт джакузи.
На другой день: