Поиграем со смертью?..
Шрифт:
Боль. Острая, нестерпимо-жгучая.
Ноги тут же подкосились, и я упал на траву, успев лишь схватиться ладонью за шею. Из неё что-то торчало. Что-то твёрдое, острое… как игла. Толстая, длинная, словно шило или половина спицы. Больно. И нет сил дышать…
Темнота.
Открыв глаза, я сразу понял, что нам каюк. Вытоптанная земля сменила траву, боль в шее пульсировала, словно подгоняемая кровотоком, а руки, стянутые за спиной, онемели. Голова «плыла», в глаза словно песку насыпали, но, что интересно, речь столпившихся вокруг индейцев я понимал так же, как и солдат в лесу. Словно
Индейцы стояли вокруг нас плотным кольцом. На женщинах и девочках были странные свободные длинные платья серых и коричневых тонов (иногда даже синих), украшенные кучей бус, и даже в волосах, длинных, угольно-чёрных, порой мелькали вплетённые бусины. Мальчишки щеголяли в серых свободных рубашках и кожаных ноговицах — не скреплённых между собой штанинах, поверх которых красовались набедренные повязки. Мужчин было почему-то очень мало, и у меня промелькнула мысль о том, что большинство ушло сражаться. Но тишина, не нарушаемая ничем, кроме гула голосов смуглых людей с непривычной моему взгляду внешностью, говорила, что бой ещё не начался. Значит, солдаты выбрали для нападения время, когда почти все мужчины покинули деревню?..
— Осторожно, — прохрипел я, и шушукавшиеся индейцы посмотрели на меня полными немого удивления глазами. — Сюда идут солдаты. Скоро будет нападение…
Вперёд выступил высокий пожилой мужчина с ирокезом на голове и кучей бахромы на коричневой куртке, скрывавшей типичную местную свободную рубаху. Он хотел было что-то сказать, но в этот момент со стороны леса раздался резкий звук, похожий на хлопок.
Выстрел.
В следующую секунду по небольшой толпе мирных жителей прошла волна немого ужаса. Женщины хватали на руки детей, девочки жались к матерям, мальчики искали взглядом воинов, а тот самый пожилой мужчина вдруг словно разом постарел, и следующим, что я услышал, был его приказ. Они собирались драться. Не бежать, а сражаться, хотя мужчин было до ужаса мало.
А дальше началась суета, которая больше смахивала на попытку муравьёв спастись из горящего муравейника. Индейцы бегали от вигвама к вигваму, что-то кричали, доставали луки… А я, моя сестра и Дина просто лежали со связанными за спиной руками в центре индейского поселения, состоящего не больше, чем из тридцати вигвамов. Чёрт. Почему я такой идиот? Почему нас повязали? Почему мы не предупредили их заранее?!
А выстрелы уже стали постоянным фоном.
И тут Динка, лежавшая слева от меня, села, а затем пролезла ногами в кольцо связанных за спиной рук, и узел оказался прямо перед ней. А после этого я имел сомнительное счастье наблюдать за тем, как подруга совершала довольно странные движения руками, и как на удивление быстро верёвка, связывавшая её запястья, прекращала давить на кожу. Одно завершающее движение, и Динка освободилась, выскользнув правой рукой из некогда плотного верёвочного кольца.
— Гудини, — прокомментировал я, быстро сев.
— Вроде того, — безразлично бросила подруга и начала быстро развязывать узел на моих путах.
Инна тем временем попыталась повторить подвиг Дины и переползти через собственные руки, но получалось у неё откровенно фигово (может, рюкзак мешал? Его с неё не успели снять), а потому она просто отползла к одному из вигвамов. Индейцам же на нас было наплевать —
Чёрт. Лучше бы я этого не видел. Никогда.
Как в замедленной съёмке люди в темно-синих мундирах и фуражках скакали по полю, отделявшему лес от деревни. Индейцы, заняв оборону у карая посёлка, стреляли в них из луков — метко и быстро. А в ответ летели пули. Град пуль, куда более смертоносных и быстрых, чем стрелы. Винтовки и револьверы против луков и томагавков. Честная борьба, правда? Толпа мужчин, восседавших на лошадях, против нескольких десятков женщин и мальчиков, не достигших и тринадцати лет. Мужчин на стороне индейцев было очень мало — человек десять, включая стариков. И они все сражались. Даже дед лет семидесяти, а то и старше, дрожащими руками натягивал тетиву и неизменно попадал в цель.
И в этот момент впервые в жизни я почувствовал, что готов разрыдаться — я увидел мальчишку лет пяти, который выскочил не пойми откуда и закрыл собой женщину. Мать?.. Грохот револьверного выстрела и женский крик я не забуду никогда. Как и ухмылку небритого человека, сидевшего на лошади и прицелившегося снова — чтобы добить женщину, что-то кричавшую и схватившую томагавк мёртвого сына. А может, и не сына. Просто ребёнка, который её спас.
— Бежим! — меня дернули за руку и поволокли куда-то. Я даже не понимал, куда. И мне было наплевать. Просто в ушах звенел этот крик. Полный ужаса, ненависти и отчаянной решимости.
Она продолжит драться. Она не бросит этот чёртов томагавк и не побежит. Она умрёт. И она будет права.
— Двигай ногами, Лёша! А то и мы попадёмся, — Инна тащила меня на буксире, Дина бежала рядом, а где-то за нашими спинами кричали младенцы в вигвамах, стонали раненые и грохотали выстрелы.
— Да пошла ты.
Я свой голос даже не узнал. Но зато понял, что уже не бегу, а стою и сверлю взглядом опешившую сестру. Не понимаю. Я не понимаю её! Как можно быть такой… стервой?
— Да пошла ты. Если мы не смогли спасти матерей, поможем хотя бы детям. Я попытаюсь. А ты беги. Проваливай отсюда.
— Ты рехнулся?! У тебя даже оружия нет!..
А дальше я не слушал. Просто развернулся и побежал обратно к деревне, где уже горели ближайшие к лесу вигвамы. А солдаты пытались пробиться к ним мимо оставшихся в живых женщин. Тот старик, что неизменно попадал в цель, лежал ничком в луже крови, так и не отпустив лук. Та женщина, которую спас мальчик, была похожа на переломанную куклу, а на синем платье виднелись отпечатки копыт. Красные языки пламени взлетали к слишком синему, безоблачному небу. Даже оно против этого посёлка. Даже небо. Дождя не будет. Жизни — тоже.
Добежав до деревни, я понял, что я — идиот, а индейцы — вовсе нет. Те, кто сражался у леса, просто прикрывали отход женщин, пытавшихся спасти младенцев. Они тащили вопящие свертки, а за подолы увешанных бусами платьев цеплялись дети, ещё не способные держать оружие. Они бежали прочь от деревни, к лесу, который и справа, и слева огибал её, словно беря в подкову. Инка хотела оттащить меня налево, женщины с детьми пытались уйти вправо. Вот она, логика моей сестры — взяла курс подальше от тех, за кем точно погонятся. Пусть дети будут приманкой, зато мы выживем. Бесит!