Пока дышу
Шрифт:
— Все хорошо, уймись уже, — я полез в сумку и, найдя меха с вином, приложился от души, а после протянул и друиду.
Он, конечно, не отказался и спустя пару хороших глотков вернул мне.
— Так, что это было-то, ведьмак? Ты спокойно стоял, а потом вдруг рухнул, я к тебе наклонился, а у тебя лицо бешеное, я аж испугался, думал, бросишься на меня. И часто у тебя такие приступы?
— Все хорошо, все хорошо, прекрасная маркиза. Не приступ это был, вспомнил кое-что, то, что давно забыл и не хотел вспоминать.
— Ну ты того, — он заткнул руку за пояс, — предупреждай, что
— Как скажешь, мой дорогой зверолюб, — поднявшись, я попытался отряхнуться от земли, вышло не особо успешно, и руки оставались грязными.
— Так, что с тобой случилось-то? Что за воспоминания? — лицо Данральда так и лучилось любопытством.
— Я же говорю, воспоминания, тяжёлое детство ведьмака, вместо игрушек меч и зуботычины, вместо сказок на ночь рассказы о чудовищах, что живут во тьме, так что потом с неделю уснуть не можешь. Тебе могу рассказать, очень познавательно, особенно в темноте, — лицу я попытался придаться злобное выражение.
— Нет уж, спасибо, я как-нибудь без этого проживу.
С холма спускались в тишине. В голове мелькали мысли на счет произошедшего, но рассуждать здраво было невозможно. Быстрей бы прийти в себя.
А еще ужасно раздражали грязные руки, сам не знаю почему. Хотелось смыть с них землю и умыться.
— Э, ведьмак, я, кажется, немного ошибся, — разглядывая развилку дорог, пробормотал друид.
— И в чем же?
— Ну-у, — он протянул и указал рукой налево, — мы не там пристали к берегу, отсюда ближе к твоему дому.
— Вот это ты молодец, вот это ты красавец зверолюб, к вечеру-то дойдем хоть?
Взглянув на небо и прищурив глаза, он задумался.
— Наверно, — просто пожал плечами.
— Пойдем тогда, раз наверно, — и, повернув на левую дорогу, я потянул за собой Данральда.
— И, ведьмак, не называй меня зверолюбом, мне это не особенно приятно.
— Ты это погоди, ты же друид, растения там травки и любовь к природе и животным большая, значит, ты звероюб, что начинаешь-то?
— А ты знаешь тогда кто, — Данральд аж зашипел, — монстролюб ты, вот ты кто, самый настоящий монстролюб.
— Ага он самый, — я даже поднял указательный палец вверх, — мы будем убивать баб и трахать чудовищ, мой друг, — и хлопнул его по плечу.
Данральд замялся и все-таки выдал:
— Может, все-таки наоборот надо?
Попытавшись придать лицу как можно более беспечное выражение, хотя самого тянуло рассмеяться, я протянул:
— Может быть, может быть.
В тишине мы продолжили путь, Данральд, походу, сильно задумался над последним и украдкой кидал на меня взгляды. Да и мне было где соображалачку раскинуть.
В том, что эти кусочки воспоминаний оставил многоуважаемый предок, сомнений не было. Да и зачем он это сделал, в принципе, тоже понятно. Вот только вызвало сомнения то, что он рассчитывал, что я, воспылав праведной яростью, побегу мстить. Хотя по факту я иду мстить и прекрасно понимаю, что душевного диалога с братцем у меня не выйдет. Значит, в мою голову он мог вложить еще что-то. Не, ну так, если рассудить, если бы я увидел эти воспоминания
Ведь мстить-то я пойду за себя, а не за Рингольда, который был до этого. Увидев его воспоминания, я не просто их видел, я им был и даже сейчас это чувство не прошло. Какой хитрый дедушка, однако, комбинатор хренов. Изящно и прелестно, ничего не скажешь. Повесил долг. Да и хер с ним.
Спустя минут сорок тишины, прекрасной тишины, как раз хоть успел разобраться немного в отношении к этому.
— Слушай, ведьмак, а ты не думал, вот придем мы сейчас к твоему дядьке, и что ты скажешь? А если он тебя не примет?
— Думал, конечно, не примет, да и хрен с ним, к братику зайду, пообщаюсь там по-родственному, обнимемся, всплакну на его могучей груди и, взглянув ему в глаза, спрошу как посмел он, злоебучка эдакая, так себя нехорошо вести, ремешком по жопке его пройдусь и все, там на корабль и в Цинтру или куда еще — повернувшись, я посмотрел на друида, который шагал рядом со мной, сгорбившись и ковыряясь в ухе.
— Шутишь ведь, — друид вздохнул.
— Шучу, убью его и все.
— И даже не попытаешься поговорить, выяснить, зачем он так поступил?
— А что здесь выяснять, ярлом захотел стать, править на острове и всем владеть, — я пожал плечами, — здесь все просто, или почти все просто. Мысли скакнули к одному из виденных мной воспоминаний.
— Данральд, я вот слышал, что есть обычай такой, сам-то я уже и не помню, что вроде как бывает, что жену вместе с мужем хоронят.
— А то, в основном такое короля касается, да и ярлов, и не все так однозначно, супруга почившего может возлечь рядом с мужем. В жизни и в смерти едины. Обычных людей такой обычай не трогает, хоть и не возбраняется. Хотя могут и сами люди жену умершего положить рядом, не спрашивая ее мнения, тут по-разному, — он хмыкнул. — В основном, как я и сказал, это касается семей ярлов да короля, остальным до этого нет дела.
— Ясно.
— Ведьмак, когда брата убьешь, ты же братоубийцем станешь, — вот моралист зеленый, а сначала таким хорошим парнем казался. Лезет и лезет в душу, не прекращая.
— То есть, когда ты решил предложить мне свою помощь, тебя это не смущало?
Немного замявшись, Данральд ответил:
— Я об этом не думал.
— Не думал он. Понимаешь, ведь Олаф убил меня, я умер, теперь я уже не тот Рингольд, каким был, — эмоции начали проявляться, не нравился мне этот разговор. Немного помедлив добавил: — И смерть моя была нелегкой, так что да, стану, и мне на это плевать, раз он так поступил. И на его руках моя кровь, да и смерть мамы вызывает много вопросов.