Пока муж в командировке

Тихонова Карина

Я вошла в распахнутые ворота и медленно пошла вдоль центральной аллеи, выискивая нужный ряд.

Мамин памятник виден издалека. Это высокая монументальная стела, украшенная поясным портретом. Памятник роскошный и очень дорогой. Половину стоимости взял на себя театр, иначе я бы такое великолепие просто не потянула.

Я подошла к железной ограде, поклонилась, перекрестилась. Потянула на себя дверцу в ограде и вдруг остолбенела.

На плите у основания стелы лежал огромный букет роскошных красных роз. Длинные стебли были надломлены ближе к цветкам. Тот, кто принес этот

роскошный букет, не хотел, чтобы его украли и перепродали.

Я разглядывала розы. Мной овладело странное чувство, что все это происходит во сне.

Я медленно наклонилась, подняла с гранитной плиты сломанный стебель. Поднесла бутон к лицу, вдохнула аромат. А цветок-то пахнет! Живой, не оранжерейный! Да я и сортов таких в Москве не видела! Зато видела подобные розовые кусты на юге, в Гаграх, где мы с мамой однажды отдыхали.

Значит, у мамы есть неведомый поклонник с юга. Воображение тут же нарисовало мне колоритного грузина в кепке с золотым перстнем и платиновыми зубами. Нет, вряд ли такой человек станет ходить на оперные спектакли.

– Мама, кому я должна передать, что ты не любишь красные розы?
– спросила я вслух.

Тишина.

Художник изобразил ее в обычном строгом костюме, как на паспорте. Отчего-то мне показалось, что лицо у мамы усталое, а глаза грустные. Как жаль, что я так мало о ней знаю! Я подошла к памятнику, прижалась щекой к холодному граниту. Разбросала гвоздики поверх роскошных роз, зажгла несколько поминальных свечей, просидела на скамеечке почти полчаса, вспоминая свое странное детство.

Наконец холод напомнил мне о времени. Я потерла друг о друга замерзшие ладони, подышала на них теплым паром. Достала из сумки конфеты, яблоки и положила их на столик: пускай кто-нибудь остановится и помянет маму.

Я повернулась к памятнику, поклонилась еще раз. Тихонько сказала:

– Скоро приду еще.

Поплотнее запахнула куртку, поправила косынку и побрела обратно.

Домой я вернулась в половине десятого. Отчего-то мне показалось, что первые гости придут рано, в десять. Поэтому я быстро сунула в микроволновку внушительную стопку ажурных блинчиков, поставила на плиту кастрюлю с борщом. Разложила по тарелкам ветчину, сыр, колбасу, нарезала овощи. Отнесла все в зал, расставила на скатерти. Что-то забыла… Что? Ах да! Соль!

Я метнулась обратно на кухню. Насыпала в солонку мелкий белый песочек, проверила, есть ли в наличии черный перец. Есть, все в порядке.

Я поставила на стол специи, посмотрела на часы.

Без десяти десять. Пора переодеваться.

Я надела строгие черные брюки и черную водолазку. Мне сегодня придется много двигаться, в брюках это делать гораздо удобнее, чем в юбке.

Затем распустила волосы, причесалась и снова тщательно собрала их на затылке, волосок к волоску. Осмотрела себя в зеркало, осталась довольна. Вполне пристойный вид, скромный и строгий.

Я заглянула в ванную, проверила, висит ли там чистое полотенце для рук. Полотенце было на месте.

Микроволновка отключилась с приятным звоном. Я выскочила из ванной на кухню, выложила горячие блины на большую тарелку. Перенесла блюдо в комнату и водрузила в

центре стола. Интересно, сметану прямо сейчас на стол поставить или подождать, когда гости придут? Пожалуй, лучше подождать. Долго ли из холодильника вынуть?

Я села за стол, посмотрела на часы. Десять. Сейчас придут первые гости.

Желудок свело судорожным спазмом. Я вспомнила, что с утра ничего не ела, но решила не нарушать красоту накрытого стола. Сейчас появятся гости, тогда вместе и помянем маму, как следует по обычаю.

Я сидела во главе огромного стола, накрытого парадной вышитой скатертью, и смотрела на стрелку часов. В комнате было так тихо, что тиканье часов казалось мне оглушительным.

Прошло пять минут, прошло десять. Двадцать, сорок…

Через полтора часа я встала и унесла остывшие блины на кухню. Гости придут позже. Придется греть все заново. Ну и согрею. Долго ли их греть, если есть такое чудесное изобретение - микроволновка?

Я вернулась за стол и осмотрелась. Все замерло в парадной готовности, все ждало своего часа. Может, перекусить на скорую руку? Боюсь, что долго без еды не продержусь. Меня даже подташнивало от голода.

Напольные часы с маятником пробили полдень. Я взяла кусочек хлеба, положила на него сыр. Откусила половину бутерброда, медленно принялась пережевывать. Во рту было сухо, как в пустыне.

Я открыла бутылку красного вина, налила немного густой багровой жидкости в большой венецианский бокал. Мама говорила, что эти бокалы называют «бокалами дожей». Интересно - почему? Потому что они красивые, с позолотой? Или потому, что они такой странной формы: крупные, расширенные кверху? Так и представляешь себе крепкую мужскую руку, обхватившую узорное стекло. На пальцах драгоценные перстни с большими, грубо ограненными камнями, из-под бархатного рукава выглядывает край кружевной манжеты. Жилет с куньей оторочкой, бархатный берет…

Я настолько увлеклась, что не заметила, как прошло еще полтора часа. Я посмотрела на полупустую бутылку вина и подумала: неужели совсем никто не придет? Неужели такое возможно?

Впрочем, почему я так обижаюсь? Мама рассказывала, как уходил на пенсию великий Мариус Лиепа, человек, можно сказать, прославивший Большой театр. Администрация ознаменовала уход великого танцора так: отобрала у него служебное удостоверение. И тем самым запретила ему вход в театр со служебного подъезда.

Чем моя мама лучше Мариуса Лиепы? Почему к ней должны относиться как-то по-другому? Артист нужен только до тех пор, пока он способен выходить на сцену!

Мысль показалась настолько горькой, что я не удержалась и всхлипнула. Впрочем, тут же вспомнила сон и распрямила плечи. Как мне сказала мама? «Не сутулься!»

Так и сидела я во главе накрытого пустого стола почти до самого вечера. В комнате сгущались сумерки, но я не стала зажигать свет. Сидела очень прямо, сведя лопатки до боли в спине, и не отрываясь смотрела на часы. Когда часовая стрелка коснулась цифры пять, в дверь кто-то позвонил.

Наконец-то!

Я пошла открывать. Распахнула дверь и застыла в изумлении. На пороге стоял мой новый знакомый Ираклий Андронович.