Пока мы не встретились

Рэнни Карен

– Нет ничего дурного в том, чтобы знать себе цену. Четырнадцать лет я самостоятельно пробивал себе дорогу в жизни, но никто из моей семьи не интересовался моими достижениями. Моя ценность для Балидона состоит в том, что я его унаследовал. С этого момента все, что я буду делить, будет продиктовано тем, что я – двенадцатый герцог Лаймонд.

– А где же мое место?

– Вы – герцогиня Лаймонд, – бесстрастным тоном произнес Монкриф.

– Я не состою в родстве со знатью, за исключением, пожалуй, дальнего кузена – графа. Мой отец – простой землевладелец,

разве что не фермер. Нас можно считать мелким дворянством, но и то с натяжкой. – Кэтрин вопросительно взглянула на мужа.

– Зачем вы решили копаться в генеалогии? – Монкриф удивленно поднял брови.

– Не могу понять, как герцог может жениться, на ком попало. Ведь вы почти принц.

– Я Монкриф, – произнес он таким непререкаемым тоном, как будто дальнейшие объяснения не требовались и даже были нежелательны.

– Неужели вас не волнует, что я – просто дочь фермера?

Он улыбнулся широкой улыбкой. Сверкнули белые ровные зубы.

– Сомневаюсь, что вас можно назвать фермерской дочерью, мадам. Ваш отец был самым богатым землевладельцем в графстве, а Колстин-Холл вовсе не убогая хижина.

– Мой отец был скромным человеком, он не хотел, чтобы я ставила себя выше других.

– В таком случае он, без сомнения, будет разочарован, узнав, что вы вышли замуж за герцога.

– Он бы очень удивился, если бы был жив, – возразила Кэтрин.

– Мне кажется, что если от меня потребуется следить за стадами овец, то дочка фермера окажется ценным, приобретением. У нас в Балидоне море овец.

Кэтрин не смогла сдержать улыбку.

– Монкриф, ну говорите же серьезно!

– Вот если бы ваш отец был пивоваром или виноделом, то в Балидоне вас встретили бы с распростертыми объятиями. Мы делаем прекрасное виски и отличный эль.

– Неужели наш союз не кажется вам неравным?

– Абсолютно не, кажется. – Улыбка исчезла с его лица, а в глазах появилось уже знакомое Кэтрин напряженное выражение. – Если вы спросите меня, являюсь ли я поборником равноправия, то я отвечу – нет. Я не обращаюсь со своим адъютантом как с другом. У меня нет желания дружить со служанками и водить компанию с лакеями.

– А как насчет вашей жены? Как вы будете относиться ко мне?

– Ответ на этот вопрос заключается в вашем поведении, мадам.

– Почему вы женились на мне, Монкриф?

– Вас надо было спасти.

Кэтрин ждала совсем другого ответа и некоторое время сидела молча, стискивая кулачки и не зная, что сказать. Природа пришла ей на помощь. Буря, наконец, разразилась прямо у них над головой. Поднялся такой шум, что продолжать беседу стало невозможно – пришлось бы кричать. Кэтрин это устраивало.

Глинет рассказала ей, что в ночь венчания Кэтрин была очень больна и могла умереть. Но Монкриф произнес свою фразу таким бесстрастным и равнодушным тоном, что сердце Кэтрин сжалось от обиды. Неужели надо жениться, испытывая только одно чувство сострадания? Она же не брошенный щенок, которого Монкриф мог подобрать у дороги и спасти!

Конечно, жизнь Кэтрин сложилась совсем не так, как она бы

хотела, но у нее были не только тяжелые дни, но и счастливые тоже. Со временем, пусть не быстро, она бы смирилась с тем, что Гарри больше нет на этом свете. Его образ постепенно померк бы в ее памяти, как и любовь, которую она к нему испытывала. Со временем она свыклась бы со своим горем. Но этого времени ей не дали, не дали и возможности достойно соблюдать траур.

В ее жизнь вошел мужчина, самоуверенно утверждавший, что ее надо спасать, и разом все изменил. И никто его не остановил.

Каждый из путников предавался своим мыслям. Оба молчали. День был холодным, и Кэтрин радовалась, что на коленях у нее покрывало.

Впервые Балидон явился ей сквозь завесу дождя. Замок выглядел как расплывшаяся акварель – пятно темно-красного кирпича на фоне поблекшей зеленой травы. Особняк расположился на самом высоком холме над долиной и своим величием напоминал о бурных временах в шотландской истории.

В здешних местах герцоги Лаймонд веками олицетворяли власть. И, глядя на их замок, Кэтрин поняла почему. Никакой враг не посмеет вторгнуться в столь мощную твердыню или восстать против воли ее властителя.

Сооружение было столь велико, что закрывало почти весь горизонт. Круглые башни по углам внутреннего двора возвышались над холмистыми окрестностями. У стен замка бежала река и пропадала за поворотом.

Как может она, Кэтрин, быть хозяйкой подобной цитадели?

Почти четверть часа карета приближалась к Балидону по гравийной подъездной дорожке. Вокруг тянулись скошенные поля. Монкриф молчал и бесстрастно смотрел на окружающий пейзаж. У Кэтрин возникло неприятное чувство, что это возвращение может оказаться для него нелегким.

– Вы ведь едете домой в первый раз после смерти вашего брата?

Несколько мгновений герцог молчал, и Кэтрин уже подумала, что он не ответит. Лицо Монкрифа в меркнущем свете дня стало еще суровее, рука вцепилась в оконный проем.

– Я не был в Балидоне четырнадцать лет. Тогда мой отец был еще жив. И Колин тоже.

И Монкриф отвернулся к окну, словно бы отгораживаясь от спутницы, однако в эту минуту он поведал ей о себе больше, чем сам рассчитывал.

– Вы ведь не любили отца, правда?

На лице Монкрифа мелькнуло удивление, но исчезло так быстро, что Кэтрин усомнилась, было ли оно.

– Почему вы так решили?

– Когда мой отец умер, я очень горевала. Я до сих пор думаю, о нем с тоской и хочу, чтобы он был рядом. Каждый раз, когда я смотрю на Колстин-Холл, я задаю себе вопрос: что бы он сказал о моих нововведениях?

– Сомневаюсь, чтобы мой отец заметил что-нибудь столь низменное, как новые перила или новую кухню.

– Значит, он тоже был герцогом до мозга костей. Монкриф улыбнулся, и его улыбка поразила Кэтрин – она оказалась очень привлекательной. Но сама Кэтрин предпочитала более строгое выражение на его лице. Как ни странно, тот прежний – суровый – человек казался ей более приемлемым спутником, чем этот, более доступный.