Пока телефон не зазвонил
Шрифт:
Выхватил из кармана зажигалку, воткнул ее в спину кавказца и злобно прошипел:
– Не двигайся. Стреляю. – «Роберт» замер. Чуть повернув голову, скосил глаза на говорившего. И увидел, как от супермаркета, неловко перебирая кривоватыми ножками, поспешает один-единственный магазинный охранник…
О том, что у «банкира» в правом кармане возможно находится пистолет, Гущин догадался еще возле минеральной выставки: одна пола существенно оттягивалась, карман слегка распух. Но следователь никогда не принимал личного участия в задержаниях и потому неверно выбрал момент для предупреждения «Не двигайся, стреляю». Когда Стас подбежал к кавказцу, тот как раз опустил руку в правый карман, собираясь положить туда брелок сигнализации и освободить
Нельзя было давать преступнику возможность опустить пальцы в карман, где лежал ПМ! Но Гущин не был оперативником. Он был кабинетным мыслителем, следаком.
А тут еще подбегающий сикьюрити отчего вдруг вздумал грозно рявкнуть:
– Стоять!!
Джигит же, надо заметить, и так стоял. Но вопль его подстегнул, заставил стать неблагоразумным. А, может быть, сыграли злую шутку тактильные ощущения, когда пальцы наткнулись на смертоносную вороненую железяку.
Непонятно, отчего так произошло, но лощеный «банковский директор» вдруг ощутил себя взаправдашним абреком. Отважным горцем, отрицателем законопослушания.
Искоса брошенный взгляд через плечо позволил Идрисову определить, что у человека, стоящего сзади, рука расположена слишком близко к его телу. Для того, чтоб между ним и якобы прижатым к спине стволом поместилось реальное оружие, явно не хватало пространства. Адам решил, что мужик попросту ткнул его в спину указательным пальцем. Взял на слабо.
А это уже выглядит совсем обидно для абрека. Идрисов представил, как в камере над ним насмехаются: «Э, дорогой. Говорят, тебя пальцем при аресте напугали, да?» Поморщился. И резко двинув правым локтем, одновременно попадая поддых стоящему сзади и выдирая из кармана пистолет, развернулся!
Парковка освещалась замечательно. Великовозрастный охранник сохранил отменную реакцию. Едва в руке повернувшегося особо опасного преступника появился пистолет, сикьюрити упал за БМВ. А Гущин выронил на землю зажигалку.
Услышав слабый «пластмассовый» стук, разбросавший коробки с покупками Адам буквально взбеленился! Его действительно пытались задержать при помощи какой-то пустяковины!
Гипертрофированная гордость горца взбунтовалась, абрек пошел вразнос.
Отпихивая Гущина, он попытался выпрямить руку и наставить на него ствол. Возможно, только постращать. И кабинетному мыслителю ничего не оставалось делать, как только навалиться на взбесившегося кавказца и прижать его к дверце БМВ всем телом.
Грозный крик опять таки не вовремя раздался. Бегущие от супермаркета охранники – во главе с разумным конопатым парнем – увидели, что их коллега уже валяется под машиной, а дядя с «корочкой» борется с опаснейшим рецидивистом… Короче – заорали громко, слаженно.
Адам Сулейманович дернулся изо всех сил, пытаясь вырваться из неумелых, но цепких объятий!..
Из пистолета, зажатого между двух тел, грянул выстрел. Пуля пробила левое колено следователя. Но пока охранники не подбежали, Стас держал «банкира» мертвой хваткой.
Дальнейшее он плохо помнил – пробитое колено дико разболелось, – и печальную историю лощеного многоженца Адама Сулеймановича можно было и вовсе не упоминать…
Но дело в том, что едва начав уверенно передвигаться и поменяв костыли на трость, Гущин попросил устроить ему свидание с Идрисовым в СИЗО. Станислав хотел узнать, так сказать, из первых рук, что подвигло импозантного афериста, многоженца и любителя женщин, переквалифицироваться в разбойники? Что произошло с мужчиной, потихоньку обирающим дамочек, что заставило его стрелять в слугу закона?
Гущин взял за правило докапываться до первопричин и давным-давно собрал приличную коллекцию нелогичных людских поступков. Выбивающихся из ряда вон и по большому счету не имеющих особенного повода. Тем более, что свой поступок – личное задержание вооруженного преступника – он тоже отнес к разряду несуразных. И поскольку ситуация брала отправную точку
И эти секунды не давали следователю покоя. Несколько лет назад Гущин вот так же «за жизнь» беседовал с одним занятным подследственным – запойным кандидатом наук, отчего-то вдруг зарезавшим семейную чету соседей, – и тот поделился с ним своей теорией знамений, предшествующих набору критической массы. «Теория отклонения от жизненного графика», как он ее называл.
– Вы обращали внимание, Станислав Петрович, – возбужденно сверкая воспаленными бессонницей глазами, бубнил образованный душегуб, – бывают дни, когда везде и всюду опаздываешь. Двери лифта захлопываются перед твоим носом, приятель, который всегда на связи – не отвечает, звонишь ему домой, а жена говорит, что он секунду назад вышел да еще и телефон оставил дома… Все один к одному! Всегда доступные знакомые – исчезают, всегда свободный троллейбус оказывается переполненным, садишься на маршрутку, а она – ломается между остановками. И все идет, идет… Наперекосяк. – Убивец выразительно поглядел на следователя, не дождался отклика и, вздохнув, продолжил: – Когда-то и я, Станислав Петрович, относился к подобным знакам без внимания. Пока однажды не задумался: а почему? Почему день, не задавшийся с самого начала, закончился совсем плачевно? Что я упустил, чего не заметил? – Убийца похрустел пальцами, на какой-то момент отвлекся на острый заусенец и, отгрызя его зубами, вернулся к разговору: – Жизнь, судьба или, если угодно Бог, дает нам неразумным подсказку: «Остановись. Задумайся. Исправь». Но мы, увы, продолжаем нестись по искореженному графику, не удосуживаясь сделать остановку. Вернуться к изначальному, подумать – что я сделал не так?! – и найти момент…
Остепененный душегуб распространялся довольно долго и витиевато. И вероятно, Станислав забыл бы ту беседу (надо отметить, что убивца ожидала психиатрическая экспертиза), не начни с ним случаться подобные казусы буквально на следующий же день.
В тот день Гущин бродил по многоэтажному офисному зданию, куда выехал «на убой» с оперативной группой. Бродил, бродил и начал замечать, что свидетели, которые его интересовали, покидали кабинеты перед самым его появлением. Один за другим, как проклятые, без мобильных телефонов! Гущин везде опаздывал на полсекунды: двери лифтов, как заговоренные, захлопывались перед ним, параллельные лифты всегда шли в другую сторону или оказывались переполненными. Дважды – в столовой и в табачной лаве, на нем заканчивались бобины в кассах и кассирши начинали их менять. Когда же Стас отправился домой, продолжилась такая же кутерьма: электрички метро вели себя совершенно издевательски. Эскалатор сломался и пришлось подниматься пешком, в душной толпе, где наблюдался критический переизбыток теток с сумками на колесиках! Эти сумки и колесики оставили на лодыжках Гущина несколько приличных синяков.
Дома, приболевшая мама попросила согреть ей молока, Гущин отвернулся на чуть-чуть и вскипевшее молоко залило всю плиту. Пока Стас, обжигаясь о конфорку, суматошно собирал губкой молочную пену, обиженная невниманием Заноза не утерпела и сделала крохотную лужицу в прихожей, чего с ней не случалось много-много лет!
К полуночи, разобравшись с неурядицами, измученный Гущин лег в постель, выпрямился и, глядя в потолок, попытался найти отправную точку, с которой все пошло наперекосяк. Шаг за шагом Стас отматывал назад весь день, припоминал последовательность встреч и разговоров… Добрался до беседы с одним из свидетелей, что вместе с коллегами обнаружил тело незнакомца на пожарной лестнице…