Пока телефон не зазвонил
Шрифт:
Станислав поднял голову от папки, поглядел на лужайку, по которой носилась Зойка в компании пуделя и молодой овчарки. Задумался.
Три года назад Гущин вел расследование гибели молоденькой девушки, труп которой был обнаружен у водоподъемной плотины, представляющей из себя по сути дела деревянную планку, что позволяла воде свободно протекать. (Тогда еще никто не знал, что дело будет серией.) Стас неплохо изучил окрестности, знал, что труп могли сбросить с нескольких мостов, расположенных выше по течению. Или пустить в плавание с довольно
Статус серийного делу придали позже, когда в подмосковных водоемах были обнаружены еще две жертвы со схожими следами насилия. Всех трех девушек перед убийством изнасиловали, на их телах имелись порезы на шеях в виде параллельных неглубоких царапин. От длительного пребывания в воде, порезы распухали и начинали напоминать жабры Ихтиандра из фильма «Человек-амфибия». Порезы делались прижизненно, в этот момент девушкам, судя по синякам от пальцев на лице, перекрывали дыхание – зажимая рукой рот и нос. У всех девушек обязательно отсутствовала одна из сережек. Убийца, вероятно, фетишист, он забирал серьгу на память.
Дела о гибели трех девушек объединили в одно производство и передали коллеге Мартынову, лихо работающему по серийщикам.
Стас тогда, надо заметить, слегка обиделся. Но на нем висели несколько серьезных многотомных дел и обида прошла быстро.
…Слепо глядя на галопирующую Зойку, майор спросил начальника:
– А чего это вдруг во вне надобность возникла? Игорь не справляется?
– Ну… – надул щеки подполковник, – Мартынов человек упорный, но если «русалок» все еще находит, значит – не справляется. Сам понимаешь, Стас, эта девушка вторая за лето, а он убивает их по трое за сезон… То есть, надо ждать еще как минимум одно убийство.
– И? – Стас повернулся к патрону и поднял брови. Напоминать о том, что врачи предупредили «на больничный, парень, ты как минимум на полгода сел», было ни к чему. Заново взять дело Водяного Стас никак не мог.
Подполковник закинул руку на голову, помассировал макушку, поросшую коротким седоватым «ежиком».
– Николаич, не тяни, – попросил майор. – В чем дело?
– В политике, – коротко брякнул патрон. – Чтоб ее черти взяли.
– В смысле?
– В конкретном смысле и есть, – подтвердил Коростылев. – Последняя «русалка» – горничная Евгении Сергеевны Львовой.
Произнеся имя подполковник сделал паузу, и Гущин понятливо мотнул головой:
– Той самой?
– Угу. Мадам депутат в истерике, мы три дня в мыле бегаем. Всех собак на Игоря спустила.
Подполковник пространно и даже в непечатных выражениях, поделился последними новостями. Посетовал на связи «истеричной бабы», закончил неожиданно и примирительно:
– Хотя и Львову, Стас, понять можно. Она живет в нескольких километрах от плотины, имеет двух дочерей блондинок, убийца орудует в непосредственной близости…
– Подожди, подожди, – перебил майор. – Львова, что… знает о серии с блондинками? – Шеф, подтверждая,
– Вот. – Подполковник со значением поднял вверх указательный палец и повторил: – Политика, чтоб ее черти взяли. В помощниках у Львовой подвизается младший сын замминистра из параллельного ведомства, политического опыта у «львицы» набирается. – Коростылев вздохнул: – И толи Владик решил полезность и информированность выказать, толи попросту придурок из ранних да ретивых… Ну в общем он о Водяном начальнице всю инфу выдал. Да так выдал, что у Львовой чуть инфаркт не случился.
Станислав поморщился. Ситуацию патрон обрисовал крупными художественными мазками: ретивый дуралей решил выслужиться перед начальницей и доложил ей все – мама не горюй! Помощь бати замминистра предложил. Карьерист, чтоб их всех вместе с политикой…
– Короче, – продолжал подполковник, – Львова подняла всех на уши, затребовала для следственной группы лучшие силы. Попросила обеспечить свой поселок охраной…
– А у нее что – не охраняемый поселок? – удивился Стас.
– Поселок Львовых это отдельная история.
Неожиданно для Гущина местечко Игнатово, где жила мадам депутат оказалось не супермодным обиталищем для нуворишей, а обычной деревенькой – малой родиной ее супруга Дмитрия Михайловича. И по словам Евгении Сергеевны, радела она прежде всего не о безопасности своего семейства, а беспокоилась о населении (читай – электорате), почтившим ее доверием на выборах в Госдуму.
– Сурово, – покачал головой майор.
– А то. Политика. Львова вроде бы и в праве требовать и истерить. Типа то, что у нее две дочери – двадцати семи и шестнадцати лет, уже вторично.
– Ну я бы ее за беспокойство о дочерях тоже не стал упрекать.
– Согласен. У меня самого две внучки. Львову можно понять: где-то поблизости ходит убийца, дочки в самом аппетитном для него возрасте… я б на ее месте и сам бы все силы приложил.
– Ну и в чем подвох? Я-то чем тебе помочь могу?
Подполковник выпалил просьбу, как в канализационный люк сиганул:
– Не мог бы ты пожить у Львовых? А?
– То есть? – подался назад майор. – Как это – пожить?
– В Игнатово. Львова сама тебя предложила.
– Львова? Меня? – Раздельно и недоуменно выговаривая вопросы, Гущин думал о том, где депутат могла о нем услышать?!
– Угу. О тебе ей услужливый Владик доложил. Мол, есть такой гениальный сыщик, – ввернул комплимент Коростылев, – обретается без дела, когда-то, кстати, его от этого расследования отстранили…
– Да не отстранял меня никто! Дела просто объединили.
– Ну Львовой в этом разбираться некогда. Ей донесли, что «отстранили» толкового сыскаря…
– Толя, Толя, подожди, – взмолился Гущин. – Дай опомниться. Я даже пока с мыслями собраться не могу… Как все это будет выглядеть?! Как ты себе представляешь мое участие?!