Пока ты моя

Хайес Саманта

– Хотя, увы, ее ребенку повезло меньше. – Беспокойство мужчины-детектива кажется более деловитым и практичным. – Так что мы расследуем еще одно дело об убийстве.

– О, какой ужас… – Я даже не знаю, что сказать.

– Надеемся, это не огорчит вас… – Женщина снова бросает взгляд на мой живот.

– По работе мне регулярно приходится сталкиваться с неприятными вещами, которые происходят с детьми, – честно объясняю я. – Не сказала бы, что стала бесчувственной или ожесточилась, просто научилась разделять личную жизнь и работу.

Мне хочется,

чтобы они поняли, и я добавляю:

– Социальные работники никогда не заводили бы детей, если бы не умели разграничивать эти два понятия.

Я пытаюсь свести все к шутке, но безуспешно. Детективы остаются серьезными.

– Боюсь, жертвой последнего нападения стала та, с кем вы работали. Нам очень жаль, что приходится выступать в роли гонцов с дурными вестями. – Повисает пауза, и я собираюсь с силами, готовясь услышать страшное. – Той беременной женщиной была Карла Дэвис. Нам очень жаль.

Решение оградить личную жизнь от работы мгновенно разлетается на мелкие осколки. Я почти воочию вижу Карлу в моей гостиной, бедняжка пронзительно кричит, что я подвела ее, бросила в беде, позволила такой кошмарной вещи случиться с нею. Но разве я могла что-то изменить?

Закрываю лицо ладонями и чуть не задыхаюсь от рыданий. Ради Карлы я не могу позволить себе распускаться, давать волю эмоциям. Я должна оставаться сильной и помочь полиции.

– Вот это да! – вырывается у меня. – Я и понятия об этом не имела. Что-то слышала вскользь об этой истории, но не знала, что речь идет о Карле… Не могу в это поверить.

По-прежнему сидя на диване, я чувствую, как начинает кружиться голова, как подступает слабость. Боюсь, вот-вот упаду в обморок. Это ужасные новости.

– Мне очень жаль, – сочувствует инспектор Фишер. – Для ваших коллег это известие тоже стало ударом.

– Мы так тесно работаем с этими людьми… – тихо произношу я, не в силах до конца осознать весь ужас произошедшего. – Мы узнаем их, становимся частью их жизни, направляем их, контролируем, следим за их успехами, пытаемся дать их детям лучший старт в жизни. Да, знаю, я сказала, что стараюсь эмоционально не втягиваться в чужую жизнь, но это очень сложно.

– Я понимаю вас, голубушка. – Женщина-детектив произносит это так, словно искренне разделяет мои чувства. – К несчастью, ребенку Карлы только что отказали в этом праве на жизнь. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов о Карле. Она сейчас в больнице и пока не в состоянии о многом нам рассказать.

Я снова прячу лицо в ладонях, погружаясь в раздумья. Все тело томительно ноет от жалости.

– Пожалуйста… – вскидываю руку я. – Обязательно расскажу вам все, что знаю, но я тяжело реагирую на кровавые подробности… ну, вы понимаете, по поводу того, что с ней случилось.

Мне действительно хочется им помочь.

– Просто скажите: она выкарабкается? – спрашиваю я.

– Слишком рано говорить об этом, – отвечает мужчина. – Но врачи не теряют надежды.

Я мрачно киваю.

– Впервые я встретилась с Карлой, когда ей было лет двенадцать, хотя мне известно, что она находилась

под наблюдением нашего отдела гораздо дольше. Насколько я помню, к нам обратились из ее школы, сообщив о грозящей девочке опасности. Это была обычная история: неблагоприятные условия дома, безработная мать-наркоманка и отец, то и дело попадавший в тюрьму. Ее мама недавно умерла.

– Нам крайне необходимо знать, с кем дружила Карла, а главное, выяснить, кто мог быть отцом ее ребенка.

Я на мгновение погружаюсь в раздумья. Хочется дать им максимально полную информацию.

– Помнится, у нее была близкая подруга. Эмили – так, кажется, ее звали.

– Может быть, Эмма?

– Да-да, Эмма. Точно, она. Эмма была для Карлы настоящей опорой. Она родом из более благополучной, прочной семьи и, в сущности, работала вместе с нами над реабилитацией Карлы. Подобно своей матери, Карла страдала героиновой зависимостью.

Женщина-детектив делает какие-то пометки.

– Расскажите нам поподробнее о наркотиках.

– Она всегда что-нибудь употребляла: марихуану, самые разные таблетки, которые только могла достать, крэк и, наконец, героин. Она пристрастилась к наркотикам давно, еще с того времени, как мы впервые поставили ее на учет, и увлекалась ими вплоть до восемнадцати лет, пока не обзавелась собственным жильем. Думаю, после этого она пару месяцев была «чистой». Беременность помогла ей по-новому взглянуть на свою истинную жизнь и чуть ли не дала импульс все наладить. – Я вздыхаю, вспоминая, как мы впервые навестили Карлу в ее собственной квартире. Тогда я молилась, чтобы она нашла в себе силы исправиться. – В последнее время нас больше интересовала не она сама – Карле давно исполнилось восемнадцать, – а ее будущий ребенок. Детей нельзя воспитывать в условиях, которые могла предложить Карла.

Я думаю о ее умершем ребенке, и мне становится дурно. К горлу подкатывает тошнота, а комната так и расплывается перед глазами. Я просто не могу до конца принять то, что случилось.

– Так у вас есть какие-нибудь идеи по поводу возможного отца? – спрашивает меня мужчина.

Снова надолго погружаюсь в интенсивные раздумья.

– У нее было несколько бойфрендов, – отвечаю я инспекторам. – Но, насколько я помню, ни один из них не задержался надолго. Такая молодая женщина, как она, живущая одна, очень беззащитна…

И тут я думаю о себе. Находясь на другом конце социального спектра, моя жизнь коренным образом отличается от жизни Карлы. Но если все сводится к одиночеству и уязвимости, мишенью злоумышленников запросто могу стать и я. Когда Джеймс – вдали, я ничем не отличаюсь от матери-одиночки.

– Вам, безусловно, лучше спросить об этом Тину Кент, мою коллегу. Она недавно занималась проблемами Карлы. Я лишь контролировала работу над этим делом. Тина наверняка знает больше об отце ребенка.

– Мы уже беседовали с Тиной. Мы забрали несколько документов по делу Карлы, но Тина объяснила, что одного не хватает, совсем недавнего, и эту бумагу, скорее всего, оформляли вы.