Пока ты моя
Шрифт:
– О, Рей, – только и произнес Адам, направляясь к Лоррейн. На этот раз она не сделала шаг назад.
– Грейс губит свою жизнь. А как же экзамены, университет, все ее мечты о карьере?
Адам вздохнул:
– Если Грейс решительно настроена бросить школу и жить с Мэттом, боюсь, нам ничего не остается, кроме как поддержать ее. Ты не успеешь и глазом моргнуть, как ей исполнится восемнадцать, и она все равно поступит по-своему.
Лоррейн ушам своим не верила. Это ведь Адам недавно негодовал в этой вот самой комнате, рыча по поводу планов дочери: «Черта с два!» Оглядываясь назад, на все эти годы, Лоррейн не могла не признать: исполнять роль родителя Адаму было проще. Намного проще. Конечно, он выполнял свою долю обязанностей по смене подгузников и ночному кормлению, но когда дело касалось необходимости взять декретный отпуск или остаться дома из-за болезни детей в ущерб продвижению по службе или участию в крупной операции, Лоррейн всегда оставалась внакладе. Даже сейчас именно
– Послушай, – начала Лоррейн и вдруг спохватилась, что забыла остановиться у китайского ресторанчика, продающего еду навынос. – Я лишь говорю о том, что она ведет себя опрометчиво. Мы должны вмешаться и предотвратить катастрофу, о которой она будет жалеть потом всю оставшуюся жизнь.
– Она думает, что влюблена. И возможно, так и есть. Дай ей время и посмотри, что произойдет.
– У нее нет времени. Как же ее экзамены? Чтобы поступить в университет, ей нужны хорошие отметки… – Лоррейн осеклась. Спорить с мужем было бессмысленно. К тому же на кухню только что неслышно впорхнула Стелла. На ней красовались толстые носки по колено и одна из огромных шерстяных кофт Адама.
– Я умираю от голода, мама. И мне очень холодно.
Адам сорвал рекламное меню с доски для заметок и взял телефон. Стелла по привычке крикнула Грейс наверх, что китайская еда вот-вот прибудет, но Лоррейн взяла младшую дочь за плечи и мягко объяснила ей, что сестры нет дома и она вряд ли вернется в ближайшее время.
– Лучше объясни мне, что ты сегодня хотел мне рассказать по телефону, – чуть позже попросила Лоррейн Адама.
Супруги заключили пакт, что покинут дом этим вечером только в том случае, если произойдет что-то по-настоящему важное. Впрочем, если бы обстоятельства, о которых Адам упоминал ранее по телефону, радикальным образом меняли ход расследования, он наверняка уже сказал бы об этом.
– Я прочитал кое-что интересное в досье Карлы Дэвис.
– В том личном деле, которое мы забрали из дома социальной работницы? – уточнила Лоррейн.
Адам кивнул и растянулся на старом диване. Его рубашка выбилась из-под брюк спереди, но Лоррейн упорно отказывалась смотреть на это. Она знала, что ее муж был в отличной форме, и это так раздражало! В то время как ее живот успел послужить надежным убежищем для двух детей и с тех пор поглощал все, что в него забрасывали, живот Адама был великолепно накачанным, натренированным и накормленным с пользой для здоровья. Лоррейн никогда не стеснялась того, как выглядит, но в последнее время между ними с мужем началось что-то вроде соревнования – или, по крайней мере, ей так казалось. А в том, что касалось физической формы, они были как небо и земля.
– И что там?
– Я наткнулся на запись о том, что у Карлы был запланирован аборт, когда она была на шестнадцатой неделе беременности. Операцию должны были проводить под общим наркозом.
– Понятно. – Лоррейн обняла себя руками за талию.
– Но, как мы знаем, Карла не довела дело до конца, – продолжил Адам.
– А нам известно, почему аборта не было?
– Сотрудница социальной службы, курирующая Карлу, просто сделала пометку о том, что ее подопечная передумала, – пожал плечами Адам.
– В любом случае история все равно закончилась так же, – сухо заметила Лоррейн.
– Да, но это – единственная настоящая связь между двумя убийствами, за исключением, разумеется, сходства способов совершения преступления.
Лоррейн на мгновение задумалась.
– Обе женщины хотели сделать аборт, но не довели дело до конца, – проговорила она в тишине кухни, которую нарушало лишь шипение язычка пламени на газовой плите. Эта связь могла дать зацепку, предположила Лоррейн, хотя и незначительную. – А что насчет результатов теста ДНК второго образца, найденного в квартире Карлы?
Волос, отличающийся по цвету от волос Карлы и ее подруги, был обнаружен на одежде Карлы и отправлен в лабораторию на анализ.
– Есть шансы, что мы получим результат не позднее завтрашнего дня. Пробы, взятые из ванной Салли-Энн, должны были уже исследовать, но возникла какая-то задержка. – Адам скривил лицо. В том, что результатов лабораторных анализов приходилось ждать слишком долго, не было ничего необычного. Он уселся и включил десятичасовые новости. – А еще мы ждем заключения насчет исследования соскобов из-под ногтей Карлы, хотя качество образца оставляет желать лучшего. Попросту говоря, остается только ждать известий.
Это Лоррейн и сама знала. Она подогнула под себя ноги и уставилась на мужа, смотрящего телевизор. Она пыталась понять Адама, найти смысл в его отношении к тому, что Грейс решила уйти из дома, но ей не удалось. А потом Лоррейн убедила себя в том, что, если и дальше будет забивать голову мыслями о Салли-Энн, Карле и своенравных подростках, просто не сможет сегодня сомкнуть28
Мы с Джеймсом забавно познакомились. Это было самое невероятное стечение обстоятельств, хотя подобные встречи случаются у меня каждую неделю на протяжении всего времени моей работы. Исключая разве то, что Джеймс не был типичным проблемным отцом, находящимся под следствием, а я не ожидала, что влюблюсь в мужчину, условия жизни детей которого меня отправили проверить.
Если уж на то пошло, будь я в курсе истинного положения дел, никогда, вероятно, не удосужилась бы отправиться в этот пригородный дом. О детях заботились соответствующим образом, да что там говорить – просто превосходно. И я, разумеется, никогда не почувствовала бы укол зависти, пока ехала по обрамляемой деревьями дороге в поисках нужного дома. Это была, пожалуй, улица моей мечты – красивые дома, наполненные уютом и любовью, родителями, которые трогательно заботятся друг о друге, и, в особенности, счастливыми детьми.
Я бы не отказалась от любого из этих величественных домов в историческом стиле – стоявшего отдельно викторианского особняка из красного кирпича с огромными подъемными окнами и араукариями в дугообразном саду перед домом или одного из белых оштукатуренных георгианских жилищ с многочисленными раздвижными окнами, в которых отражался безмятежный уличный пейзаж. Эти особняки были полной противоположностью моей скромной квартире. Я ценила свой дом, даже во всей его утопающей в магнолиях неприкаянности, но он ничуть не походил на эти дворцы.
«Кто-то хорошенько присочинил, сгустив краски», – помнится, подумала я, въезжая на дорогу, ведущую к особняку, в который меня отправили. Дома, в которых мне обычно приходилось бывать, чтобы оценить условия жизни, не могли сравниться с великолепием этого особняка. Конечно, я не была так наивна, чтобы полагать, что наличие денег автоматически означает хорошую заботу о детях. Богатые родители, точно так же как и все остальные, способны пренебрегать воспитанием своих отпрысков. Просто окружающие этого не замечают. Или, вполне вероятно, не осмеливаются жаловаться на их нерадивость в социальные службы.
Я подошла к входной двери, даже не представляя, что через каких-то три месяца перееду в этот самый дом! Я стояла в примыкающем к дому портике, сжимая тонкое незаполненное личное дело маленьких мальчиков-близнецов Оскара и Ноа, мать которых умерла. С этого печального события прошла целая неделя, а связаться с отцом мальчиков не представлялось возможным. Поскольку нас уведомили о том, что отец служит в вооруженных силах, меня ждал обычный визит, в ходе которого требовалось выяснить, как семья собирается заботиться о младенцах. В ту пору я не понимала, почему отец детей уехал, оставив больную жену. Сейчас-то я осознаю, что у него просто не было выбора.
– Пожалуйста, проходите, – покорно пригласила открывшая дверь женщина.
Она была невероятно элегантна и худа, как щепка, с седоватыми волосами, убранными назад в свободный пучок. На ее костлявых плечах висел розовый кардиган. Женщина сказала, что ее зовут Марго, и провела меня в дом. Это место источало мучительный запах горя, но она держалась с достоинством, из-за чего казалась безучастной, но невероятно стойкой. Факты просто разрывали сердце: ее дочь только что умерла от рака поджелудочной железы. Позаботиться о детях, кроме Марго, было некому. Ее зять служил в военно-морских силах и в данный момент находился на выполнении сверхсекретной задачи. Военно-морской флот не стал подвергать опасности национальную безопасность, отказавшись извещать отца детей о печальных событиях или сообщать кому-либо о его местонахождении. Узнать о смерти жены ему придется позже, только по возвращении домой.
– Не то чтобы Элизабет и Джеймс не были готовы к неизбежному, – рассказывала мне Марго. – Они просто не думали, что это произойдет так скоро. Если хотите знать мое мнение, ее добила беременность.
Эти слова отозвались во мне звучными сигналами тревоги. Неужели она, став теперь главной опорой детей, винила их в том, что произошло?
Мы сидели на кухне, Марго расположилась у черного хода, подперев приоткрытую дверь черной лакированной лодочкой. Моя собеседница зажгла тонкую сигару, пояснив:
– Я не делаю этого рядом с ними, если вас это интересует.
– Курение всегда кого-то беспокоит, – как можно более сочувственно произнесла я. В конце концов, она только что потеряла дочь. Я подумала, что сигара – мне никогда прежде не доводилось видеть, чтобы женщина курила такую, – была вполне простительна.
– Они не знали о раке до тех пор, пока Элизабет не забеременела. Она отказалась делать аборт. После рождения детей прошла курс химиотерапии. Врачи сказали, что у моей дочери будет год, возможно, два, чтобы провести их с мальчиками. – Марго выпустила изо рта облако серого дыма, которое закружилось по кухне, подхваченное теплым бризом. На улице трепетали на ветру постиранные простыни. Это был один из тех редких летних дней, которые, казалось, нельзя было испортить даже разговором о смерти. – Но они ошиблись. Что ж, думаю, теперь на этом свете живут ее частички.