Пока ты видишь меня
Шрифт:
– Иди в ту сторону.
Когда я указал на черные и мрачные, но величественные врата, молодой человек растерянно повернул голову.
[Сильно пахнет бензином. И в ушах звенит.]
Тон мужчины в костюме был таким же безучастным, как его пустое выражение лица.
– Теперь все кончено.
Услышав мой мягкий, но странно звучный голос, мужчина моргнул. Его взгляд упал на тело, лежащее у его ног. Жертва автокатастрофы с кровотечением из головы. А машина была изуродована до такой степени, что больше напоминала груду металла, а еще, как он и сказал, вокруг сильно пахло бензином. Осколки стекла были рассыпаны по земле, как порошок. Мужчина,
[Я ехал на встречу…]
С этими словами он посмотрел на свое бездыханное тело. Он наклонил голову, словно громкий шум вокруг, многочисленные взгляды и вой сирен, бивший по ушам, совсем его не интересовали.
[Странно, но мне совсем не грустно.]
Ощущения, эмоции и воспоминания мира живых уже стали для него чем-то чужим. Хотя раньше он их испытывал, сейчас встал на шаг позади и просто наблюдал. Когда он через врата войдет в мир мертвых, он увидит великий смысл жизни, за которым гонялся все это время.
– Иди.
Медленный жест рукой – и врата тихо открылись. За ними не было видно ничего, кроме черных остаточных изображений.
[Что это за место?]
Спросил он, а на его лице отразилось то ли понимание, то ли непонимание. Иногда встречаются такие души. Даже зная, куда они направляются, задают вопросы по привычке, приобретенной в мире живых. Для них, покинувших тела сущностей, воспоминания и знания не имеют значения. Они осознают все вокруг интуитивно.
– Там будет твой хваран [16] .
16
Хваран (кор. ??, кит. ??) – дословно «картинная галерея».
Хваран. Прежде чем попасть в Мёнбуджон, душа смотрит на свою жизнь через изображение, которое появляется в форме картины или книги. Она встречается с громадной историей, в которой следы жизни, казалось бы, разбитые на части, как пазл, на самом деле связаны в единое произведение искусства. Души, проходящие через этот процесс, смиренно все принимают. Будь то воздаяние или карма, для души это не страдание, а драгоценное осознание.
Мужчина, обратившись в сущность, которую люди из мира живых не могли увидеть, стоял перед вратами. Затем он вошел в них за один шаг, словно у него не оставалось никаких сожалений. Тьма поглотила его, а врата закрылись так же тихо, как и открылись.
Похоже, на сегодня работа окончена?
Я сделал глубокий вдох. Последний момент разговора с мужчиной настиг меня, превратившись в запах бензина. Раскаленный асфальт, пахший сыростью, только усилил его.
Дни стали длиннее, так что солнце еще не село, хотя уже наступил вечер, и люди, собравшиеся вокруг, смотрели на распластанное тело, в котором больше не было души.
– Закончил работу?
Среди толпы мелькнула ярко-рыжая голова. Глядя на солнцезащитные очки, наполовину скрывавшие лицо Чхоля, я кивнул. Он, слегка улыбаясь, сказал:
– Я тоже закончил.
– Вот как. Значит, собираешься вернуться в Тэгу?
– Нет, я давно не был в Ханяне [17] . Раз уж приехал сюда, хочу немного развлечься.
– Хм. Но здесь особенно нечем заняться.
– Если ничего не найду, всегда могу вернуться. Кстати, ты оттуда вышел? Ты ж можешь
– И что с того? Никто ж не увидит.
Но я все же отступил на шаг назад, чтобы кровь не попала на подошву кроссовок. Чхоль с какой-то обидой на лице втянул меня на тротуар. Он поднял солнцезащитные очки, обнажив черные как смоль глаза.
17
Ханян (кор. ??) – старое название Сеула (с 1394 по 1948 год).
– Как это никто? Я ж увижу.
– От твоих слов так и хочется покататься по земле и вымазаться в пыли.
– Да разве только я? Души, которым вскоре предстоит уйти на тот свет, тоже увидят. Бабушка, которую я сегодня провожал, сказала, что у меня красивый цвет волос. Мертвые тоже все видят.
– Разве ж они красивые? Где ты вообще умудряешься их красить?
– Купил краску для волос в магазине, которым заведует какой-то дедушка. Раньше им владела его жена, но теперь, когда она умерла, он занял ее место. Старику тоже осталось недолго, поэтому он, похоже, может меня видеть. Дети его совсем не навещают, так что я захожу, что-то покупаю, а заодно и болтаю с ним.
– Какой бесцеремонный.
– С чего бесцеремонный-то? Дедушке тоже нравится со мной болтать, вот если бы не нравилось, я бы с тобой согласился.
– Может, ему не нравится, но он просто виду не подает.
– Я что, дуралей? Думаешь, я бы не понял?
Чхоль, ворча, протиснулся между собравшимися людьми. На месте аварии они фотографировали, разговаривали по телефону или быстро проходили мимо, делая вид, что ничего не видели. Большинство из них выглядели удивленными, но все же привычно вели себя в такой ситуации. Внезапно я с облегчением подумал, что место встречи, куда направлялся тот мужчина, находится далеко отсюда, и человека, с которым он должен был встретиться, здесь нет. Вероятно, ему бы потребовалось довольно много времени, чтобы привыкнуть к случившемуся, как людям вокруг.
– Кстати, Хён, а где он?
– Кто?
– Ну, тот парень. Который тебя увидел.
Он говорил о Ли Чонуне. Если подумать, когда мы вышли из отеля, где остановился Хан, я ненадолго забыл о нем. Мой выходной закончился, и я должен был вернуться к работе, Чхоль поспешил в университетскую больницу, а Хан отправился доделывать отложенные дела.
Следует ли мне снова встретиться с этим парнем?
Немного подумав, я сказал Чхолю:
– Мне не нужна помощь.
– Почему? Просто оставишь все как есть?
– Говорю, не нужно, чтобы ты помогал.
– Да ладно тебе. В последнее время дни какие-то беспокойные, вот я и хочу сделать хоть что-нибудь.
Я сильно помахал рукой и свернул с главной улицы в переулок. В нем располагались бары, и потому он был наполнен болтовней людей, наслаждающихся вечером. Студенты, пришедшие выпить с одногруппниками, офисные работники, собравшиеся на корпоративный ужин, люди с напитками в руках, кричащие «За нас!». Атмосфера была оживленной и казалась такой далекой от аварии, произошедшей всего в нескольких минутах езды отсюда. Вскоре их крики стихли. Пройдя через переулок, я вышел на улицу Инсадон, которая вечером оказалась очень тихой. На улицах, заполненных магазинами с сувенирами и косметикой, а также кафе, было трудно отыскать причудливые лавочки со старыми книгами или художественными товарами, которые были здесь раньше.