Покушение
Шрифт:
Программист вызвал такси. Только сидя на заднем сидении, он подумал, – жал руки и не опасался случайных транзакций. «Поразительная политическая близорукость». Этим методом социальной инженерии пользуются мошенники, умудряющиеся списать n-ную сумму со счета незадачливого прохожего, но сегодняшних знакомых язык не повернется причислить к проходимцам.
Машина доставила в Химки. Гей-парад уже рассосался. По улице прогуливались прохожие. Заводской дым пропитал межмолекулярное пространство. Район фонил, точно допотопный компьютер.
Таксист-пенсионер в форменной фуражке извинился:
– Держат
Стародубцев расплатился и вышел. Родная машина автоматически узнала хозяина, призывно распахнула двери. Привычная мягкость кресла, сигарета, кофе. После утреннего инцидента клокочущая душа требовала большего градуса. Бутылка коньяка – самое оно. Владимир поймал себя на мысли – во время стычки и в суде он переживал больше, нежели в прошлом. Даже окруженный молодчиками с ножами он знал – в любой момент может ретироваться, хотя поначалу сильно струхнул и растерялся. А из настоящего не сбежишь. Прижат, прикован, пригвожден.
Интересно, а сейчас бродят туристы из будущего? Почему нет? Хотя в наших днях ничего примечательного. Пустое время, без важных событий, потрясений. Американский протекторат. Работа за буханку хлеба. Но, если путешественники есть, обязательно шифруются, так просто не угадать.
Программист оставил визитку Либерзона-Пустовайло у раковины, достал из холодильника початую бутылку коньяка. Коричневая жидкость наполнила стакан наполовину. Стародубцев хотел вернуть емкость на место, но передумал, взял с собой. Удобно расположившись на зальном диване, он долго пил и размышлял. Напряженная мысль мутилась. Тяжелая голова клонилась на бок. Треволнения дня рисовались, как в дымке. Манило прошлое, Революция, Ленин.
Длинно раздались заунывные звуки, словно плохой музыкант запиликал на дудке. Владимир вернулся из полузабытья, порыскал глазами. Пищало из кухонного отделения. Хозяин неохотно встал, неровными шагами добрел.
Визитка переливалась из фиолетового в красное и уныло взывала. «Старенькая машина времени мигает более завлекательно, – подумал Владимир. – У компартии совсем не осталось средств. На членские взносы не разгуляешься, заказывают самые дешевые вещи. Наверное, и живут в подполье». Он хмыкнул. Невольно раздвинулись губы. Володя взял подарок «полководца», прочел бегущую строку: «Собрание через полчаса по адресу штаба».
Стародубцев не собирался иметь дел со случайными коллегами, но сейчас проснулось пьяное любопытство. Он ничего не потеряет, если посетит. Подшофе за руль нельзя. Конечно, он полетит на автопилоте, но вдруг аварийная ситуация или гаишники устроят рейд? Вызвать такси?
Программист никогда не рисковал, жил тихо, как премудрый пескарь старорусского писателя, сегодняшний суд – событие из ряда вон. Теперь, будто пробудились темные стороны натуры, затаенный дух авантюризма, спрятанный в глубине души, как джинн на дне сосуда. Он потоптался, померил квартиру шагами. Остановившись у окна, Владимир, сквозь приоткрытые жалюзи, уставился на соседний дом. Зеркальные стекла, как тонировка на авто, надо бы поставить аналогичные, но лень. Голливуд внушает: риск – дело благородное. Восемьдесят
Накинув пиджак на майку, в потертых джинсах и кроссовках Стародубцев дошатался до стоянки. Путающимися пальцами он ввел адрес с визитки в навигатор. Старая карточка, новые самостоятельно коннектятся и передают данные по GPS, автопилот мгновенно считывает и направляет. Владимир сунул визитку в бортовой карман пиджака, пересел на пассажирское сидение, хотя бесполезно – спрос всегда с хозяина машины, а заводить робота в качестве водителя – дорогое и бессмысленное удовольствие. Дабы не привлекать внимание ДПС, Володя закурил при закрытых окнах. Система вентиляции ароматно гасила дым. Радио бурчало усталое «бум». Авто доставило без приключений, кофе чуть прибил хмель.
Обычная серость высотки. Причудливые граффити до второго этажа. Ни намека на аббревиатуру «КПСШР», красное знамя, серп и молот. Программист потоптался у домофона. Протяжно всхлипнуло, дверь отворилась, – пенсионная парочка вышла на прогулку. Стародубцев проскочил внутрь.
На темной лестнице, точно для конспирации вывернули лампочки, но Владимир быстро нашел нужную дверь на третьем этаже. Открыл худой мужчинка с пристальным взглядом из-под черных бровей, один из участников «Бессмертного полка». Драку простоял в кругу, ничем не выделялся, не ввязывался.
– Пароль, – коротко потребовал хозяин.
Володя пожал плечами. Сделал лицо, словно вспоминая забытое. Напал испуг, почти испаривший алкоголь из организма.
– Я не знаю… Я в первый раз. Вот, визитка…
Программист полез во внутренний карман пиджака, порылся, – пусто. Аналогично во втором. Стародубцев покраснел, будто школьник, застигнутый на месте обмана.
– Не надо. Проходите. Я вас сегодня запомнил. – Хозяин явки распахнул дверь. – Пароль – Зюганов.
– А кто такой Зюганов?
– Один из руководителей партии. Специально выбрали самого неприметного, чтобы никто не догадался.
Узкий коридор с вешалкой и подставкой под обувь. Судя по количеству туфель, «полк» собрался в полном составе. Сопровождающий проводил до гостиной. Сумрачная комната. В центре – круглый стол, горящая свеча на блюдце. Вокруг стола и у стенки – стулья, народ сидел ровно. Гость различил силуэты казака и мальчика в первом ряду. На стене плакаты: «Да здравствует коммунистическая партия!», «Велкам в ВЛКСМ!» и транспарант Сталина уже снятый с деревянного держателя. Полутьму будоражил громогласный голос розовощекого, точно демона революции, и свет планшета, освещавший моложавое лицо стенографистки. Владимир сел на свободный стул «галерки» вроде бы незаметно для собравшихся.
– Итак, товарищи, прошу голосовать! – провозгласил Либерзон-Пустовайло. – Кто за то, чтобы вернуть городу Тверь историческое название «Калинин»?
Володя поперхнулся, зажал рот ладонью, давя предательский смех. Келейность собрания не вязалась с глобальностью решаемых задач. А партийцы, как по команде, подняли руки.
Организатор, словно прожектор, выхватил во тьме программиста, на круглом лице Джейкоба-Ивана губки поджались в осуждающем удивлении.
– Кто против?
Тишина. Сидение по стойке «смирно».