Покушение

Кадацкий Андрей

Собравшиеся посторонились, пропуская Володю. Портрет Сталина приводил в легкий трепет. Окружающие смотрели с грустным восхищением – они тоже могли, но не догадались. Решимости хватило бы многим, но сообразительности не всем. Готовясь к шествию, однополчане рассмотрели плакат и новичка, как мальчишка-газетчик в прошлом, и успокоились. Только сын женщины с ленточкой, восьми-девяти лет, еще долго косился на программиста и генералиссимуса. Розовощекий поправлял выпирающих, добиваясь стройности рядов. Когда порядок показался более-менее похож на ожидания, скомандовал:

– Па-ашли!

Замешкавшегося Стародубцева чуть подтолкнули в спину, и он зашагал впереди процессии. Сначала, как все, с печалью на лице, потом уверенней,

поступью победителя. Почему мы скорбим, когда должны радоваться? Это и наша победа, хотя, в первую очередь, конечно, США и Англии. По школе известно, если бы союзники не организовали ленд-лиз, мы бы сразу загнулись. Если бы не задержали врага при Эль-Аламейне, протянули бы чуть-чуть. А если бы не открыли второй фронт, мы никогда бы не вошли в Берлин. Владимир хотел проверить, отправившись в военные годы, но захватила более глубокая мысль. Володе хотелось поделиться идеей с миром, но опасался – не поймут. А это так просто, как выбрать портрет Сталина на «Бессмертный полк». Но никто не догадывается, не позволяет себе думать широко.

Распогоживалось. Ветер активно разносил дым печных труб. От солнечного марева деревья-граффити на стенах, будто колыхались. 3D-эффект. Давно ни одного куста, а точно идешь по парку. Сегодня 9 мая совпало с выходным, но народа почти нет. Страна забыла своих героев, – Джоны родства непомнящие. От этого накатывала грусть. Но программист запрещал себе печалиться.

Власть специально задвигала мероприятие на самую рань, не забывая выдавать разрешение на более многочисленное шествие в это же время суток. Двадцатка «Бессмертного полка» издалека увидела пестрое сборище. Полуголые юноши и девицы, раскрашенные, словно индейцы времен завоевания Америки, растянулись на несколько кварталов. Стародубцев всегда поражался – в США индейцы сгнили в резервациях, а в России и Европе, словно реинкарнировались. Они смеялись фальцетом, целовались, не стесняясь детей. Школьникам с начальных классов преподавали уроки толерантности, позволяя определяться с ориентацией и половой принадлежностью до старших классов. Курс ЛГБТ – обязательный предмет образовательной программы. Еще одна причина – почему Владимир не стремился заводить семью, – он бы значился не отцом, а родителем номер один. А если бы женился на такой, как Энджела, – номер два.

На полную катушку звенела музыка из веселой ноты. Длинный автобус кричаще-красного цвета готовился везти по старинке, на колесах. Гей-парад ждал команды.

– Не обращаем внимания, – распоряжался розовощекий. – Проходим мимо. Гордо! Как говорил пролетарский поэт Максим Горький: «Человек – это звучит гордо»!

Обычно, сексуальные большинства, некогда считавшиеся меньшинствами, пропускали «бессмертников» с шуточками, насмешками, издевками. Но увидев надпись «СТАЛИН», они сначала оторопели, потом заулюлюкали, как настоящие индейцы. Сорвавшись с мест, подлетели, заверещали. В одно мгновение преградили дорогу «полку» и взяли в «котел». Пьяная молодежь пыталась ущипнуть Володю, выхватить транспарант. Он бы отдал, – ужас от нападок резких людей парализовывал. Но рядом с программистом встал казак, с невесть откуда взявшимся кнутом, широкой грудью заслонил организатор.

– Вы чо, совсем страх потеряли? – взвизгнул высокий дохляк с ирокезом и татуировками, точно вместо кожи.

– Отойдите! – гаркнул розовощекий, держа фасон. – Мы вам не мешаем, вы – нам.

– Они за Сталина! Бей их! – крикнула мужеподобная девица квадратного телосложения с короткой стрижкой.

Стародубцев получил две пощечины и кулачок в ухо. Плакат упал, очки слетели.

ГЛАВА III

Минута требовала решительных действий. Гейский порыв остудил организатор. Он закрыл Владимира, словно Матросов амбразуру. Пудовые кулачищи летали, широко загребая воздух, – ряженая толпа пятилась. Медаль «За отвагу»

вращалась, будто мельница в ураган, рискуя сорваться с хлипкой застежки. Самый юный участник «Бессмертного полка» подобрал очки, вернул Володе. Долговязый мужчина с баскетбольными руками поднял плакат и вложил в ватные ладони программиста. Тот обескураженно моргал, привычно растерявшись от неожиданной жестокости. Старик в казачьем камуфляже хлестал нагайкой по земле с приговоркой:

– Мазохисты есть? Подходи!

Но мазохисты не спешили подставляться под плеть. От взмахов кнута разбегались врассыпную. Место струсивших занимали новые «бойцы», но заслышав посвист нагайки, срочно прятались за дружков. Трое геев ощутили кнут на коже, теперь истошно визжали позади всех, словно раненые навылет. В арьергарде «полка» напали на скорбную женщину с георгиевской ленточкой. На выручку пришел долговязый, колошматя направо и налево, отбил у оголтелых трансвеститов. Мальчишка, пользуясь ростом и юркостью, больно пинал разукрашенных дядей и тетенек по голым лодыжкам. «Бессмертный полк» сжался в кольцо, давая защиту слабым, отбрасывая наседавших. Гей-парад рыпался, но малейший намек на отпор, и откатывался назад, сдавая десятки метров.

Володя робко взирал сквозь очки, стоя в эпицентре круга с опущенным транспарантом. Он впервые столкнулся с грубым насилием за инакомыслие в толерантном обществе. И эти люди кричат на каждом углу: «Я не согласен с вашим мнением, но отдам жизнь за ваше право его высказывать». На поверку оказалось – пустая декларация, ложное бахвальство. При первых признаках несогласия – затопчут, зарежут, снимут скальп.

Розовощекий, улучив момент, поднял руки Стародубцева на вытяжку, напутствовал:

– Держите крепче! Теперь вы – наш знаменосец. За Родину! За Сталина!

Организатор шествия и казак пошли в атаку. Порывался и мальчишка, но долговязый осадил за ворот рубашки. Остальные, по-прежнему, держали круговую оборону и защищали товарищей. ЛГБТ-сборище бросилось наутек. Некоторые попрятались в автобусе, другие бились в железные двери домов, ломая маникюр о кнопки домофонов. Большинство бежало без оглядки до Красногорска.

Раздались полицейские свистки. На место стычки прибыли люди в униформе, балаклавах, с дубинками и щитами. «Бессмертный полк» окружил ОПОН, отряд полиции особого назначения, оградив «парадистов» от избиения. Глаза стражей порядка смотрели хмуро, вместо лесбийских духов воздух наполнил утонченный запах кирзы и «Кензо» от «Дома Юдашкина».

Старик и розовощекий вернулись на исходную.

– Врежьте им! Врежьте! – из-за спин и щитов верещали обиженные геи, опасливо порываясь подкрасться к «бессмертникам» и ущипнуть.

Крупный мужчина, под стать организатору шествия, с кудрявыми усами на открытом лице оповестил в портативный громкоговоритель:

– Участникам «Бессмертного полка» сложить оружие и в автобус. По одному!

Володя слегка помялся, но на всякий случай, положил транспарант на мостовую. Сталин с плаката смотрел в бездонную высь, точно Болконский в небо Аустерлица. Глаза полицейского усача дрогнули в изумлении узнавания, но он быстро справился с эмоцией, приняв прежний вид безучастного стояния. Опустили плакаты и остальные участники мероприятия. Положили рядом, постеснявшись навалить на генералиссимуса. Сынишка прижался к ногам матери. Та обняла, шепча слова успокоения.

По знаку командира солдаты расступились. Образовался коридор для прохода в автобус с решетками на окнах. По обе стороны суровели зрачки из-под балаклав. Мышцы напряжены, щиты сомкнуты, дубинки наготове. Владимир смирился с судьбой, желая побыстрей закончить, первым шагнул навстречу заключению. Голова не соображала, последствия не просчитывались, просто хотелось домой. Безоружные люди потянулись гуськом, мирно, но без тени робости.

Казак аккуратно положил нагайку чуть в стороне от транспарантов, погрозил пальцем кордону.