Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне

Бейли Джордж

Это было горькое лекарство для стареющего диктатора и его приспешников. И в отличие от докладов о Западной Германии немецких источников этого времени, служивших КИ и МГБ, этот был основан на документах, а не на слухах.

К 1952 году стало очевидно, что самые точные донесения о взглядах союзников на Западную Германию и франко-германские отношения МГБ получает от источников, занимающих официальные посты во Франции. Еще в 1948 году КИ, сообщая о германских проблемах, включал в свои доклады такие документированные донесения от французских источников, что независимо от того, где бы эти проблемы ни обсуждались, — в Берлине, Бонне, Париже или других столицах — Советский Союз постоянно и своевременно имел достоверную информацию. Копии протоколов совещаний, проводившихся американским, британским, французским верховными комиссарами, неизменно попадали в Москву. Планы Аденауэра (1949 год) относительно создания министерства иностранных дел стали известны Москве «от французского источника». Подробный доклад о визите Аденауэра в Рим и Ватикан в июне 1951 года был получен в виде «агентурных донесений французской разведки». Частично доклад о переговорах о европейской армии

основан на памятной записке, доставленной Франсуа-Понсе из Министерства иностранных дел Франции. В самом деле, как только КИ потерял свою «кембриджскую группу» из британского Министерства иностранных дел, включая Гая Берджесса и Дональда Маклина, их место тотчас заняли французские источники, которые, вероятно, работали и прежде. Однако, пока разведка Миши Вольфа не проникла в ФРГ, у КГБ не было возможности получать подробную объективную информацию о военно-политической жизни Западной Германии того же уровня, что из Франции.

СТАЛИН УСИЛИВАЕТ КОНТРОЛЬ НАД ВОСТОЧНОЙ ГЕРМАНИЕЙ

Пока Сталин, казалось, предлагал Западу оливковую ветвь в виде единой нейтральной Германии, внутри Германской демократической республики начинался процесс, кульминацией которого стало восстание 17 июня 1953 года. На втором конгрессе СЕПГ в июле 1952 года Вальтер Ульбрихт драматически объявил о мерах быстрейшей социализации Восточной Германии и уничтожения остатков докоммунистической политической, социальной и экономической структуры. Конгресс проголосовал за «укрепление принципов народной демократии в Германской Демократической Республике, за защиту и сохранение родной страны и ее мирного возрождения с помощью создания вооруженных сил, а также за успешное строительство основ социализма» [367] .

367

«New York Times», 15 July 1952.

Линия, принятая на июльском съезде, предполагала отход от прежней более примирительной позиции Советов и СЕПГ. Так зачем же Советскому Союзу понадобилось настаивать на более жестком социалистическом пути Восточной Германии и одновременно предлагать мир Западу? Разведывательные данные, полученные в архивах внешней разведки, не дают ответа на этот вопрос. Доклады КИ и МГБ, имеющиеся у нас, говорят лишь об опасениях, связанных с отказом Запада от советских предложений по объединению Германии.

Оказывается, ратуя за объединение, Сталин уже принял решение поглубже вбить клин между двумя Германиями. Во время встречи с руководителями ГДР Вильгельмом Пиком, Вальтером Ульбрихтом и Отто Гротеволем, состоявшейся 7 апреля в Кремле, Сталин заявил, что «независимо от того, какие предложения мы сделаем относительно германского вопроса, западные державы не согласятся с ними и не уйдут из Германии ни под каким предлогом... Поэтому вы [ГДР] должны создать собственное государство. Демаркационная линия между Западной и Восточной Германией должна быть не просто границей, но и стать опасной преградой» [368] . По-видимому, Сталин думал, что согласие западных союзников на объединение Германии не может быть получено без согласия СССР на общегерманские выборы, и считал свою идею объединения Германии провалившейся. Был ли он прав? Доклады КИ и МГБ показывают, что западные союзники всерьез принимали предложения Сталина, и споры по этому поводу затягивали ратификацию договоров о перевооружении в Бонне и Париже. Однако еще до того, как закончились споры, Сталин предложил Ульбрихту принять жесткую программу форсированного социалистического курса Восточной Германии.

368

Протоколы встречи были получены в Архиве президента Российской Федерации (АПРФ). И протоколы встречи, состоявшейся 7 апреля 1952 г. (АПРФ фонд 45, опись 1, дело 303, лист 179), и записи Вильгельма Пика, сделанные им во время встречи, были процитированы в CWIHP Bulletin 4 (fall 1994), с. 34, 35, 48.

Это было еще одним серьезным просчетом Сталина. Естественно, западные правительства внимательно следили за происходящим в ГДР. ЦРУ постоянно сообщало о таких вещах, как снабжение продовольствием, организация новых сельских кооперативов, нехватка нефтепродуктов, меры, принимаемые, чтобы предотвратить «бегство из страны» [369] . Любопытно, что мы не видели донесений источников МГБ, отражавших озабоченность Запада результатами деятельности Ульбрихта по советизации Восточной Германии. Не видели мы также донесений МГБ о результатах политики Ульбрихта в отношении морального состояния восточных немцев.

369

CIA Information Reports on East Germany from 3, 5, and 10 Dec. 1952; 26 Jan. 1953; and 4, 6 Mar. 1953, CIA-HRP.

Кое-какие намеки на внутреннее положение в ГДР стали попадать в советские доклады после смерти Сталина 5 марта 1953 года. Один такой доклад (13 марта) был подписан Евгением Питоврановым, все еще возглавлявшим управление разведки после последней сталинской реорганизации. Источник утверждал, что «явление [бегство] приняло широкий масштаб и заставит правительство ГДР в ближайшем будущем предпринять шаги, дабы прекратить бегство населения на Запад». В прошлом многие беженцы были пенсионерами или людьми без определенных занятий, однако со временем «в связи с обострением противоречий в ГДР в Западный Берлин стали бежать фермеры и техническая интеллигенция» [370] .

370

Доклад N9 1586/i, 13

марта 1953 г. E. П. Питовранова — Г. M. Пушкину, копии — Сиомончуку и Пятнадцатому (информационному) отделу разведывательного управления (РУ) Главного разведывательного управления (ГРУ), АСВР.

Ветеран контрразведки КГБ, после возвращения в Москву в 1952 году из Карлсхорста, скорее всего, дал правильный ответ на вопрос, с чем связана тогдашняя нестабильность режима, установленного СЕПГ? Не усомнившись ни на минуту, он обвинил в этом Ульбрихта. «Он из Саксонии, и его манера говорить пробуждает противоречивые чувства. У него нет необходимого авторитета. То, как он слепо копировал советский опыт, не укрепило его положение». Далее он коснулся экономических проблем. «Гражданину ГДР стоило только сравнить качество товаров, доступных в ГДР и имеющихся в Западном Берлине и Западной Германии, чтобы сделать соответствующие выводы» [371] . Но стоит ли винить только Ульбрихта и СЕПГ за ошибки 1952 года? Похоже, когда дело доходило до информирования Сталина, «говорить ему только то, что он хочет услышать», было советским законом, во всяком случае, это подтверждается докладами в период корейской войны, когда Сталин не желал, чтобы ему напоминали о связи между нападением Северной Кореи и перевооружением Западной Германии. Какие бы ошибки ни делались во время нажима на демократию в 1952 году в ГДР, их нельзя было исправить, учитывая нежелание Сталина признать, что советизация в Восточной Германии потерпела крах.

371

Интервью Георгия Короти, данное Кондрашеву 17 декабря 1994 г., Москва. Г.А.К. служил в Германии на разных постах в контрразведке.

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ ПРОДОЛЖАЕТ УГРОЖАТЬ ПУТЯМ ДОСТУПА В ЗАПАДНЫЙ БЕРЛИН

Своим двойственным подходом к германскому вопросу власти Советского Союза и ГДР продолжали тревожить жителей Западного Берлина весь 1952 год. Зачем предпринимались ограничительные акции в то время, когда Кремль предлагал новые рецепты объединения Германии, непонятно. Некоторые из этих акций, особенно усиление контроля на границе, вероятно, были связаны с программой Ульбрихта на форсированный курс к социализму. Но какие бы ни были причины, Франсуа-Понсе четко определил проблему в своем докладе 1 июня: «Эти меры имеют целью изолировать западные секторы Берлина, взять их в кольцо таким образом, чтобы русские или их агенты могли задушить эти секторы блокадой, если решатся на это» [372] . В апреле советские истребители открыли огонь в пассажирском коридоре по французскому пассажирскому самолету, в мае военной полиции союзников было запрещено ездить по автобану Берлин—Хелмштедт, в том же месяце была блокирована телефонная связь между Западным Берлином и Восточным Берлином, а также Восточной Германией.

372

АСВР док. 45513, т. 6, с. 133-145.

3 июня немцы ГДР стали занимать так называемые анклавы вдоль восточногерманской границы, которые юридически принадлежали Большому Берлину, хотя и были расположены вне городской черты. Наверное, самым знаменитым из них была деревня Штейнштукен, находившаяся вблизи границы с американским сектором. Связь с этим анклавом продолжалась и после возведения Берлинской стены в 1961 году, сначала при помощи вертолетов, а потом узкой дороги, огороженной по обеим сторонам [373] . В отместку за эти агрессивные акции англичане выставили охрану вокруг здания (Haus der Rundfunk), откуда власти Восточного Берлина вели радиопередачи с 1945 года. Прагматичный Франсуа-Пенсе аплодировал им: «Англичане, обычно такие флегматичные, ответили блокадой советской радиостанции в Западном Берлине. Успех этой акции англичан извиняет и оправдывает ее. Они нанесли точный удар» [374] .

373

Эти эксклавы (анклавы — по терминологии ГДР) представляли собой территории, юридически принадлежавшие Берлину, хотя и располагались за городской чертой.

374

Ibid.

Как бы британцы ни выражали свое удовлетворение в средствах массовой информации, неприятные инциденты вызвали опасения в ЦРУ в отношении безопасности берлинских сотрудников. Заместитель директора ЦРУ по планированию 9 июля потребовал усовершенствовать систему эвакуации. Восточноевропейское управление ответило: «Несмотря на отсутствие экстремальной ситуации и паники, что подтверждено сотрудниками Берлинской базы, тем не менее были предприняты некоторые шаги, чтобы предоставить возможности для успешной эвакуации базы». Они изложили новый план эвакуации, тесно связанный с общим эвакуационным планом, и особое внимание уделили тому, что «успешная эвакуация в случае возможного удара весьма проблематична, однако и план спасения Берлина, и резерв самолетов вселяют некую надежду, чего прежде не было» [375] . Ветераны БОБ, пережившие берлинскую блокаду, должно быть, ухмылялись такой чувствительности. «Эвакуация» была и будет концепцией, обожаемой плановиками, но в реальной жизни спасение всех офицеров, кроме разве что нескольких особо одаренных лингвистов, было бы невозможно, предприми Советский Союз внезапный захват западных секторов.

375

Memorandum, to DDP, 9 July 1952, «Evacuation of Berlin», CIA-HRP.