Поле Куликово
Шрифт:
– Ответ, достойный воина, - однако Мамай нахмурился.
– Сядь подле Темир-бека. Я хочу, чтобы потом, когда ты станешь большим начальником, вы были друзьями. Теперь же окажи темнику честь и уважение, как его младший нукер на этом празднике. И запомни: вызывать на поединок может лишь равный равного. Что позволено темнику, то не позволено десятнику, если даже он носит красную одежду.
Воин поклонился и отошёл к Темир-беку, который не удостоил его даже взгляда.
"Опасный человек, однако, - подумал Мамай о десятнике.
– Но пока опасный не для меня. "Мне всегда будет мало славы" - надо же!.."
Русский посол всматривался в Темир-бека и Хасана. "С какой силой придётся иметь
– думал он.
– Хватит ли у нас богатырей на всех этих "железных" и "храбрых"?.." Тетюшков сидел рядом с высоким рыжебородым ханом Темучином, изредка перебрасываясь с ним двумя-тремя словами, когда ближние мурзы увлекались борьбой на поле и забывали подслушивать соседей. И никто не заметил, как увесистый кошель с золотом из-под полы русского охабня перекочевал под татарский халат. Хан Темучин заёрзал, подхватил полы халата и засеменил мимо цепи нукеров - куда бегали многие, к табуну лошадей за холмом. Когда требуется "коня посмотреть", нуждающегося и Аллах не удержит. Для такого дела лишь женщины ходят в особый балаган. Воротясь, Темучин уселся на прежнее место, незаметно кивнул русскому послу.
За кошель золота он согласился послать человека с десятком лошадей для освобождённых Мамаем русских - якобы от посла. Большего Тетюшков сделать не смог...
За полдень праздник окончился проездом победителей перед холмом. Воины в лентах перевязей и сияющих бляшках кличем приветствовали повелителя, пели военные песни. Мамай, отошедший после случая с русскими рабами, из которого он вывернулся, как ему казалось, лучшим образом, закатил пир на холме. Русский посол на пиру не стеснялся, ел и пил за троих, однако, наклонясь к Батар-беку, одному из главных темников Мамая, спросил: "Как зовут этого чёрного?" Тот ответил: "Темир-бек"... Посол прошептал: "Челубей... Запомню это имя..."
Доверчивость и простодушие русского посла Мамаю понравились, на прощание он объявил:
– Скажи Дмитрию: жду его у Воронежа две недели. Здесь - хорошие пастбища, наши кони на них отдохнули и отъелись. Об этом тоже скажи.
Через час после пира, когда солнце начало склоняться на закат, в шатёр русского посла вошли четверо мурз, сопровождаемые охраной. Они принесли грамоту к московскому князю и повеление - выехать немедленно. Им приказано сопровождать посла до Москвы. Но ещё за полчаса до того у посольского шатра менялись часовые, и чья-то рука, откинув полог, бросила на ковёр перед Тетюшковым свёрнутую бумагу. Посол поднял её и развернул. На бумаге перечислялись ордынские тумены, количество воинов в них, указывалось число постоянных тысяч из отборных всадников. Рисунок воссоздавал картину расположения войск Орды по Дону и Воронежу на нынешний день. Ещё сообщалось, что темник Есутай ушёл от Мамая с отрядом и что Есутай был против похода на Москву, поэтому можно попытаться взбунтовать его в тылу Мамая. Внизу стояла подпись: "Князь". Вначале Тетюшков изумился, потом задумался. Кто такой - "Князь", Тетюшков не ведал, Дмитрий о нём не заикался. Может, потому промолчал Дмитрий, что на возвращение Тетюшкова было мало надежды? Посол спрятал бумагу на груди...
Мурзы на холме загуляли допоздна, Мамай не торопил их, велел лишь выставить повсюду усиленную стражу. За пиршественной скатертью он шепнул Темир-беку: "Останешься здесь до утра, ночью проверишь охрану", - и сунул в руку темника знак высшей власти в виде полной луны, окружённой звёздами. От заката до восхода этот знак отворял любые двери в Орде, и перед ним всё склонялось. Днём действовал другой. Подделать знаки было невозможно - оправленные в золото алмазы на этих знаках по величине и цвету были единственные.
Темир-бек едва успел выразить Мамаю благодарность, как приблизился
Гости разъезжались при свете костров. Мамай чувствовал усталость в теле, чего давно с ним не было. Возможно, её принесло душевное облегчение, наступившее с приездом московского посла? Дмитрий - в Москве.
Он зашёл в юрту царевны, поговорил с дочерью, похвалил за помощь, спросил, нет ли у неё каких желаний, даже пошутил, что из-за первой в Орде красавицы сегодня чуть не лишился двух лучших воинов - темника и десятника. Наиля спрятала лицо, а Мамай сказал:
– Темир-бек, я думаю, станет большим полководцем и моей правой рукой. Ты приглядись к нему, я скоро тебя спрошу о нём.
– Он - страшный.
– Не для тебя, - Мамай улыбнулся.
– Воин и полководец должен быть страшным для недругов. Да я ведь ещё не собираюсь отдавать тебя никому, хотя тебе скоро - шестнадцать. После шестнадцати девушек берут в жёны неохотно, но, я думаю, тебя возьмут.
– Отец!..
– Ничего, привыкай чувствовать себя невестой. А дочке Батар-бека скажи: сын Галея не является наследником своего отца, - ей сразу расхочется стать его женой.
Наиля засмеялась, вспомнив оконфуженную княжну на празднике, но тут же что-то погасло в её глазах.
– Значит, он даже - не мурза?
– Он - десятник нукеров. Скоро станет сотником. Но больше, чем сотником, он не станет никогда.
– Почему, отец?
"Что - с ней?
– Мамай удивился тону дочери.
– Неужели Темир-бек - проницательнее меня? Наиля - в опасном возрасте... Этого дерзкого надо удалить из сменной гвардии". Чуть нахмурясь, сказал:
– Потому что Хасан - слишком хороший воин. Его талант ушёл в меч, лук и коня. И ещё потому, что у него нет даже малого улуса.
– Я думала...
– Тебе не надо думать, - улыбнулся Мамай.
– Я найду тебе достойного мужа. Но раньше подарю новую московскую няньку. Русские няньки знают много преданий. Народ, у которого нет будущего, тешит себя сказками о сильных богатырях и прекрасных царевнах.
– У нас тоже - много таких сказок, отец. А у русских самые интересные сказки - про дурака Ивана. Я их люблю.
Мамай расхохотался:
– Если так, русам нечего опасаться за своё будущее - дураки никогда не переведутся.
Мамай вернулся в свою юрту через затихший лагерь. Отослав нукеров и рабов, разделся при свете каганца, подошёл к стенке шатра, приоткрыл спадающую складку. Под ней открылся длинный плоский ящик, обшитый ковровой тканью. Мамай откинул крышку и позвал: