Поле Куликово
Шрифт:
В глазах всемирной паразитической державы "деловых людей", одинаковой во все времена, исповедующей одну религию и одну родину - тугой кошелёк, Русь была только жертвой, обречённой мечам Орды. Поэтому в Русь шли или заинтересованные, или смелые. И среди тех, кто шёл в русские земли в дни угрозы нашествия Орды, половину составляли враги. Лазутчики выуживали военные сведения, сеяли недобрые слухи, смущая народ, убивали княжьих людей и военачальников, напускали порчу на коней и скот, отравляли колодцы в городах, совершали поджоги, стремясь вызвать
...Считая на бездорожье и на просёлках коломенские вёрсты, высылая во все стороны дозорных, угощаясь в деревнях студёной водой и молоком, которое наперебой предлагали воинам осиротелые хозяйки, Васька нет-нет да и вспоминал девушку с глазами-васильками. "Коли ворочусь в Москву - буду искать ", - решил для себя. Разыщет, конечно, в бедном домишке, возьмёт за руки и скажет: "Я разыскал тебя, Дарьюшка, и хочу взять женой. Выходи за меня, Дарьюшка, не обижу". Разве можно сказать лучшее сироте, которой нужны защита и ласка! И так Ваське грустно и радостно стало - будто девушка въяве благодарно глянула на него. Он снова взмолился: "Господи! Если в Твоих силах - дай мне ещё разок увидеть её. Только бы увидеть - а там бери мою жизнь: отдам с радостью за Твоё дело!"
– Не мало ли просишь у Господа, Василь Андреич, за жизнь молодецкую?
– раздался за спиной голос Шурки Беды.
Тупик не успел и подосадовать, что вслух сказал сокровенное. Копыто, обрыскавший лесок, скакал к ним через поле, сигналя копьём. Отряд поворотил навстречу дозорному. Копыто, как и большинство в десятке, был сакмагоном - разведчиком, которые с седла, на скаку, читают следы. Опытный сакмагон даже на самой твёрдой земле определял не только число прошедших всадников или повозок, но и кто прошёл - свои или чужие, воины, крестьяне или купцы. Копыто хотели оставить в Москве - сабельная рана на его лице только начала заживать, - но он не захотел отставать от боевых товарищей.
– Татары прошли!
– крикнул Копыто, осаживая лошадь.
– Десяток верховых с полной военной справой, при заводных.
– Показывай!
– крикнул Тупик, и уже на скаку, поравняв своего жеребца с кобылой сакмагона, спросил.
– Давно?
– С час назад али чуток больше. Не послы, те ездют шляхами. Вон оне, следы, вишь?
Тупик кивнул, с трудом различая сакму - следы копыт на низкорослой траве.
– Догоним!
– крикнул Копыто.
– Оне, видать, опасливы...
Воины на скаку опускали стрелки шлемов, проверяли, легко ли выходят из ножен кривые мечи, из саадаков - луки и стрелы, на месте ли поясные кинжалы и кистени - в бою всё может понадобиться, а с врагом, того и гляди, столкнёшься нос к носу. Лошади, почуяв азарт погони, всхрапывали, несли галопом, и каждый всадник чувствовал: в этой погоне его четвероногий товарищ словно собирает силы в своём нутре для нужной минуты.
– Шурка!
– крикнул Тупик.
– Приотстаньте на полёт стрелы! Мы с Иваном первые пойдём.
– Не дело, Василей! Зачем наперёд лезешь? Отряд - на тебе.
Васька лишь подмигнул ратнику, который считал
Через час выехали на тракт, здесь чужой след едва различался во множестве других следов. Тупик подтянул отряд. Скоро настигли колонну пешцев, одну из многих, торопившихся в те дни к Коломне. Подводы съехали на обочину, уступая дорогу конному отряду.
– Татар не видали, витязи посошные?
– Здравствуй, боярин, - отозвался коренастый темнобородый мужик, сняв шапку.
– Как не видать! Только што были тут, разговоры говорили.
– Как говорили?!
– А с ними наш один, из полоняников, он и толмачил.
– О чём толмачил?
– изумился Тупик.
– Они про князя Дмитрия спрашивали, а мы и указали им на Коломну. Там-де его сыщете.
– Коломну?!
– у Тупика задёргалась щека, чего с ним прежде не бывало.
– Это кто ж им указал на Коломну?
– Я и указал, боярин.
– Ты-ы?.. Ты... предатель, лапоть, мразь посошная, да ты всё наше дело врагу предал!
– Он рванул меч, но, опомнясь, схватился за плеть. Ратники шарахнулись к телегам, мужик стоял на месте с непокрытой головой, его загорелое лицо побледнело. Эта неподвижность мужика совсем озверила Ваську.
– Боярин! Не бей его!
– женский крик с задней телеги подсёк руку воина, и она с плетью упала на луку.
– То наши были татары!
Никто из ополченцев не понял, отчего так обмяк в седле всадник и оборотился на крик. Копыто закашлял, сделал воинам знак, они проехали вперёд, начали спешиваться, здороваясь с мужиками. Темнобородый, всё ещё неподвижный и бледный, мял шапку.
– Дарья?..
– У Тупика от зноя и скачки пересох рот, и слова выталкивались с трудом.
– Ты... Дарьюшка?
Он страшился поверить, что его молитва услышана. Но она узнала его, закрылась длинным рукавом сарафана и всхлипнула. Тупик спрыгнул с лошади, пошёл к телеге, на которой, подобравшись, сидела девушка. Мужик вздохнул, надел шапку и побрёл в голову колонны.
– Дарьюшка... вот и услышал Бог мои молитвы.
Она всхлипывала, не открывая лица.
– Что ты, Дарьюшка, кто обидел тебя?
Она, наконец, отёрла лицо рукавом, открылась, и Васька с трудом узнавал её - так она исхудала, почернела, настолько стала старше за какую-нибудь неделю.
– Нет, Василий Андрсич, никто меня здесь не обижает. Нашла я моего дедушку...
Она помнила его имя, и это сказало Ваське многое.
– А я жалел потом, что мы не взяли тебя, и ныне жалею. Искать хотел, как битва кончится... Коли жив буду...
– Благодарствую, боярин Василий Андреич, да на что же тебе меня искать-то?
– В жёны думал взять, коли согласишься, - выпалил Тупик и растерялся от того, как неловко и неуместно прозвучали теперь его слова. Но он был почти уверен, что другого случая сказать их уже не найдётся.