Поле Куликово

Иванов Сергей Иванович

– Осторожно, Темир!
– крикнул Хасан сдавленным голосом.
– Ты ещё - не хан, чтобы хватать руками воинов сменной гвардии.

– Взять его!
– прорычал темник, выкинув руку со знаком Полной Луны.

Нукеры Темир-бека кинулись к десятнику и отпрянули перед полукружьем дамасской стали, сверкнувшей в свете факелов.

– Взять!
– заорал Темир-бек.

Нукеры бросились на Хасана, лязгнули мечи, брызнули искры, заметались человеческие тени, кто-то с рассечённым лицом рухнул ничком, кто-то, завыв, покатился в темноту с перерубленной рукой, остальные отскочили. У кого-то нашёлся

аркан, петля метнулась из темноты, хлестнула по плечам Хасана и распалась от взмаха клинка. Нукеры знали, с кем имеют дело, они нападали теперь лишь для виду, тогда Темир-бек бросился на врага. Поединок, не состоявшийся на поле кровавого празднества, начался в полночь у юрты дочери Мамая. Воины, чуть отступив, подняли факела выше, в свете горящей смолы их лица казались масками, и хотя двое их товарищей только что были ранены Хасаном, по этим лицам невозможно было судить, кому они желают смерти. Ведь кто защищает свою жизнь и честь даже от верховной власти, достоин уважения и славы.

– Шакал, я укажу тебе твоё место!
– рычал темник, нанося удары, способные развалить буйвола; Хасан отражал их, словно играя, он даже не двигался с места, стоя спиной к юрте.

– Уйди, Темир! Я не хочу твоей смерти, но мой меч - жаден!

– Собака! Ты грозишь мне?..

Хасан принял выпад на скошенный клинок и, поймав лезвие в ловушку эфеса, едва не вышиб меч из руки темника.

– Кто же из нас шакал и собака?
– кинул с усмешкой десятник.

Темник кинулся на него, он потерял равновесие, этот грознейший воин Орды, как из темноты раздалось:

– Бросьте мечи!

Поединщики опустили оружие.

– Бросьте мечи, - повторил Мамай, вступая в освещённый круг.

Хасан первым бросил оружие и склонился.

– Ордынцы обезумели. Начальник тумена и десятник рубятся, как смертельные враги, а нукеры смотрят на то, словно на потеху. Вы что, решили продолжить поединок, вопреки моему запрету? Или вы перепились на службе? Вы знаете, что грозит вам в любом случае? Особенно тебе, темник? Говори!

– Этот дерзкий, - сказал Темир-бек, - посмел войти в юрту царевны. Когда же я приказал схватить его, он обнажил меч и ранил двух твоих воинов.

Мамай зыркнул на десятника:

– Что ты искал в юрте моей дочери? Разве ты не знаешь, что вход в неё всякому мужчине, кроме отца, запрещён под страхом позорной смерти?

Хасан молчал. Тогда Мамай подошёл к юрте, где лишь с его появлением затихли голоса и всхлипы, и приоткрыл полог.

– Царевна, он вошёл к тебе самовольно?

– Да, повелитель.

Это был приговор.

– Так вот, значит, цена твоей клятвы, нукер? Так вот на что ты обратил подаренный мной меч? Ты помнишь надпись на нём? Этим мечом тебя четвертуют.

– Повелитель, - десятник не отводил взгляда от суженных глаз Мамая.
– Сегодня этот меч послужил делу чести твоей дочери. Разве мог я допустить, её страж, чтобы кто-то плохо подумал о ней?

Мамай оглядел воина, помолчав, обратил вопрос в юрту:

– Наиля, этот нукер оскорбил тебя?

– Отец! Разве можно назвать оскорблением преданность слуги, которому почудилась опасность, когда я вскрикнула во сне? Он дерзнул переступить мой порог ради моего покоя.

Мамай, казалось, смутился, но Мамай помнил

свой вечерний разговор с дочерью, и он не знал, чему верить.

– Однако ты перестарался, Темир-бек... И всё же воин, поднявший руку на своего начальника, заслужил смерть. Почему ты не выполнил приказ темника, Хасан?

– Он мне ничего не приказывал. Он приказал другим взять меня. Я же подчиняюсь тебе и моим начальникам.

– Волчонок!
– крикнул Мамай.
– Как ты смеешь думать, будто повелитель Орды вручает знак Полной Луны, кому попало?

– Я подчиняюсь людям, которых ставлю выше себя, повелитель. Но не их титулам, не золоту, которое они таскают на одежде и под полой чаще всего не по достоинствам.

– Да ты - не волчонок, ты - волк. Я тебя раскусил ещё на празднике. Твоё счастье - ты стал одним из первых богатуров, и я погожу сносить тебе голову. Может, она ещё одумается. Отведите его в яму, пусть сидит там без пищи, пока не скажу.

– Отец!
– раздалось из юрты.
– Пощади этого воина, он - виноват лишь в том, что слишком предан своему повелителю.

– Ведите же его!

Хасан, поворачиваясь, обжёг темника ненавидящим взглядом и сказал:

– Благодарю тебя, великая царевна! Я умру с твоим именем.

Мамай, высказав Темир-беку упрёки за ночной шум, до утра обсуждал с ним планы отстранения от войска наиболее опасных ханов, выявления тайных врагов, которые снова напомнили о себе. В ту ночь Мамай впервые предупредил Темир-бека о сторожевой змее, на что темник пошутил:

– Верь, повелитель, я - не менее надёжен, чем - твоя Ула.

– Поэтому ты не должен забывать о ней никогда, входя в мой шатёр даже со знаком Полной Луны.

Утром Мамаю принесли сразу две добрые вести. От Русского моря пришла наёмная пехота генуэзцев. Отряд передового тумена, высланный вверх по Дону, заманил в засаду конную разведку москвитян, разгромил её и взял в полон князя.

– Наконец-то!
– воскликнул Мамай.
– А то я уж стал думать - не ордынцы вы, а жалкие буртасы. Сколько врагов побито?

– Не знаю... много, - поправился вестник.

– Привезите мне их мечи, сам сочту.

Наян заторопился к своему темнику, ибо знал, что тому придётся собирать трофейные мечи по всему тумену, потому что отряд привёз лишь меч пленного русского.

Допрос князя был редким событием, и Мамай велел собрать около своего шатра приближённых. Васька Тупик, осунувшийся за ночь, лишённый воинской справы, в разорванной льняной сорочке, в узких шароварах и высоких сапогах казался ещё выше и стройнее, чем всегда. Его голова была непокрыта, на щеке - красный рубец, а плечи держал прямо, и глаза смотрели поверх голов сидящих.

– Говорят, ты - князь?
– спросил Мамай, когда Тупика поставили перед ним.
– Как тебя зовут?

– Что тебе в моём имени?
– по-татарски ответил Тупик, потирая затёкшие руки, которые ему развязали.
– Моё имя знает мой государь, с меня того - довольно.

– Разве ты не ведаешь, князь, что твой государь Дмитрий служит мне? И стоишь ты перед главным своим государем, даже головы не клоня. Чего же ты заслуживаешь, князь?
– рука Мамая, выскользнув из длинного рукава, кралась по подлокотнику трона.