Поле под репу
Шрифт:
Дуня так и застыла. Подобного заявления она могла ожидать от Угля, а не от его, казалось бы, более спокойного и рассудительного братца. С другой стороны, в ту ночь, когда они её спасли от охочей до любви троицы, удержали от встречи с патрулём и втянули в неприятности, близнецы были совершенно одинаковыми не только обликом, но и поведением. С чего бы им меняться за каких-то три дня?
И тут девушку осенило.
— Турронцам? — прищурилась она.
— Именно, — кивнул Линн. — У нас считается, что двойняшки являются одним человеком с одной душой. У нас даже имя одно на двоих — мы пользуемся разными его частями. А раз мы одно целое, то имеем право жениться на одной девушке. Как, впрочем, женщины-близнецы
— Турронцам, — повторила Дуня, потом укусила палец, словно что-то обдумывая. — Тут такое дело: решила я поговорить о турронцах с одним местным — образованным, путешественником, собирателем историй… И вот, что удивительно, он никогда не слышал о турронцах. Кто вы?
«Эльфы» переглянулись.
— Действительно, турронцы.
— Да? Но что это значит? Кто вы? — повторилась странница. — Откуда? Чем занимаетесь?
— Послушай, долгий ведь разговор…
— И что? — удивилась Дуня. — Разве невеста не должна знать жениха… хм, женихов?
— Должна, — Уголь тяжко вздохнул. — Но пойми: мы теряем время! Нам нужно в город, необходимо!
— Зачем? — униматься девушка не собиралась.
Близнецы некоторое время молчали, словно надеясь, что подопечная ненароком забудет и своё желание добиться ответа, и собственно вопрос.
— Это государственная тайна, — попробовал Линн.
— Какого государства? Что за тайна? — странница и не подозревала в себе таланта прилипалы.
Они ещё помолчали: Дуня — в ожидании, «эльфы» — в размышлениях.
— Давай так: ты посидишь здесь, раз уж тебе настолько не интересно в город прогуляться, мы сходим по делам, вернёмся — и всё тебе расскажем? — продолжил за братом Уголь.
— А для затравки? — не сдавалась девушка. Она отчего-то поверила, что женишки не оставят её, хотя сама она на их месте такую глупость не совершила бы. Но несмотря на уверенность, что турронцы будут с ней, новоявленной невесте требовался залог, нечто, способное оправдать её странные и, пожалуй, наивные ожидания.
— Хорошо, — близнецы всё-таки решились. — Сейчас мы работаем на одного человека, большого человека, богатого и влиятельного. Более чем влиятельного. Государственного мужа. У него похитили сына, совсем пацана ещё, который не сталкивался со сложностями, практически не видел жизни — он у папаши единственный, последнее, что осталось от горячо любимой жены. Достоверно известно, что его не убили, но и за выкупом или обменом не обращались. Мы напали на след мальчишки — Дева-хранитель как-то была с ним связана, но связь из-за известных тебе событий исчезла, зато мы обнаружили другую ниточку. И сейчас мы за неё цепляемся. Ты удовлетворена?
— Не совсем.
— Прости, но больше будет только позже. Нам действительно пора…
Дуня приоткрыла рот для новой порции вопросов и возражений, но очутилась в саванне, где гуляли волшебные жирафы. А ведь девушка ещё не закончила! На этот раз ей удалось не забыть то, о чём она хотела узнать: не только, кто такие турронцы вообще и близнецы в частности, но и, например, откуда «эльфам» известно, что она появилась в этом мире в валенках, когда сбежавшая невеста добралась до спасителей уже без тёплой обуви. Почему она разобрала вопрос ищущей любви троицы, если позже охотники не проявили ни малейшего намёка на знание языка жертвы, а первой, кого Дуня поняла, оказалась всё та же беловолосая парочка? Впрочем, по последнему вопросу у девушки имелось предположение: заклинание синхронного перевода могло выдохнуться — она неоднократно наблюдала такое. Ей-то самой повезло: чары, наложенные близнецами, оказались устойчивыми. Но вне зависимости от своих мыслей, хотелось бы услышать версию женишков. И снова всплывал «лес» и утверждение
Умывшись и напившись из ручья, который радостно звенел тут же на поляне, девушка подхватила сумку, на всякий случай, тотчас нацепила на себя и достала гребень с щёткой — шевелюра требовала заботы. Распущенные волосы — это, конечно, красиво, но тугой пучок предохранял от колтунов и мусора, которых после ночи в корнях дерева теперь имелось в избытке.
«Интересно, сколько сейчас?» — подумала Дуня, остервенело борясь с очередным вороньим гнёздышком. Она прищурилась на солнце — то сияло где-то сбоку, путаясь в густых кронах. Наверное, рано — девушка кое-как научилась различать часы в зимнем замке, со временем в знойном приморском крае ей ещё предстояло разобраться.
Она вернулась к прежнему занятию: расчесалась, заплела косу — и остро пожалела, что не догадалась прихватить мыльного корня. Хорошо хоть соду не позабыла.
Пока она неспешно и тщательно приводила себя в порядок, непоседливому светилу надоели хлёсткие ветви, и оно выбралось в чистое небо. В животе поздним жаворонком заурчало. Дуня забеспокоилась. А что если она ошиблась и турронцы не вернутся? Что тогда? Что делать? Она ведь даже не знает, где, в какой стороне город. А пусть бы и знала, она не понимала, стоит ли бежать прочь или спешить в опасное селение, выяснять наверняка — бросили её «эльфы» или снова угодили в неприятности. Как же всё-таки сложно думать, выбирать, решать…
Девушка вскинулась. Поначалу она ничего не заметила, легко привыкнув к шуму синхронного перевода в голове, но затем сообразила. Откуда шум, если некого и нечего переводить? Неужели близнецы вернулись и до неё доносятся отголоски их разговоров?
Она вскочила — невнятный шёпот растворился в далёкой ругани птиц и плеске ручья. Кажется, в прозрачные его воды прыгнула лягушка. А Дуня от туда пила! Ох… На поляне — никого, кроме мула, флегматично гадившего у обглоданных за ночь кустиков. Почудилось? Нет, вот снова шумит, накатывает прибой… хотя, тоже — нет, не накатывает. Звук ровный, монотонный, будто за чащей гудит автострада. Да и не в голове гудит, а именно снаружи.
Поражённая открытием, Дуня заозиралась — и вновь услышала только лесную перекличку. Что такое? Может, дело в ветре?.. Подождала. Но шаловливый сын воздуха гулял где-то не здесь, видимо, веселясь поближе к солёным волнам. Он не мог, ему было не интересно пугать девушку какофонией урбанизированных миров. Тогда? Неужели? Она сходит с ума? Как жители портовой столицы — помнится, менестрель о чём-то таком рассказывал… И тут над самым ухом раздался дикий ишачий крик. Странница, дёрнувшись от неожиданности, упала, мул резко опорожнил кишечник и уставился куда-то поверх своей наездницы. Дуня могла поклясться: выражение, какое исказило морду животного, есть не что иное, как удивление. Проследив безумный взгляд, девушка почувствовала, как уподобляется длинноухому толстячку.
На «дубе», как раз над разломом-входом в естественный шалаш, сидела на толстой ветке птичка. Чем-то похожая на сороку, она цеплялась за насест когтистыми жёлтыми лапами и, склонив голову на бок, внимательно смотрела на Дуню. Вот птичка выпрямилась, посверкивая золотом, передвинулась подальше от ствола к чахлым листикам — ветвь, почти что мёртвый сук, всё ещё пыталась доказать родному дереву, что она живая, что она ещё нужна ему — и открыла длинный клюв. От протяжного ослиного зова несчастный мул, как Иа из мультфильма, со всего размаху сел на задние ноги, хвостом угодив в самим же наваленную кучу. Птичка защёлкнула клюв, распушила бледные щёчки и выпятила светлую, в отличие от синеватого верхнего оперения, грудь.