Полёт в Чаромдракос
Шрифт:
Мы все направились к тому самому столику, где кряхтели карликовые табуреты. Воробьи принесли Камилле, как сказал хозяин, «её подушечки», расшитые золотыми нитями. Герои, изображенные на подушках, были мне знакомы. Они же украшали потолок в моей спальне, точнее, в одной из спален Камиллы Штейн. Самую большую подушку – с изображением красивого серебристокрылого существа, похожего на рептилию, – положили Камилле под голову.
Я взяла бабушку за её ледяную руку. И тут кот предложил:
– Может быть, перекусите. Вы ведь у меня надолго.
– Oui je suis affam'e [69] , – воскликнула Стрикс.
От её радостного согласия меня слегка передернуло. Я даже отпрянула к играющему с пойманной мухой пеликану. Я не могла скрыть своего напряжения. Дело в том, что некоторые факты биографии химеры по имени Стрикс могли напугать любого земного человека.
– Pourquoi est-ce que tu me regardes comme ca? [70] –
– Non, rien du tout [71] , – боялась признаться я.
69
Да, я голодна (фр.).
70
Чего ты на меня так смотришь? (фр.)
71
Да так, ничего (фр.).
– Eh bien, dites-moi… mon estomac gargouille d'ej`a! Ces coupe-jarrets ont justement interrompu notre d^iner formidable [72] , – раздосадовалась Стрикс.
– Est-ce que vous mangiez les enfants? [73] – вдруг вырвалось у меня.
И за столом раздался грохочущий демонический смех. Смеялись все. Слон даже схватился за свой трясущийся живот. Пеликан неприлично крякал, а Стрикс, почесав свой обезьяний нос, наконец-то переспросила:
72
Ну говори уже… уже в животе урчит! Эти головорезы как раз оторвали нас от восхитительного ужина (фр.).
73
Вы ели детей (фр.).
– Qui avons-nous mang'e? [74]
– Bien… – неловко промямлила я. – Dans diff'erents manuels et guides de Paris, sous ta photo avec la cath'edrale, on raconte que tu voles et manges des nouveau-n'es. Enfin, c'est ce qu'on y 'ecrit… [75]
Все снова рассмеялись.
– Une fois, dans la galerie des chim`eres, j'ai fait peur `a un garcon d'ego^utant, quand il essayait de mettre les couleurs sur l''el'ephant par ses crayons [76] , – сказала Стрикс. – Et maintenant, les gens, ces mauvaises langues, fabriquent des rumeurs sur moi! ils l''ecrivent m^eme dans les guides, [77] – выпучила глаза она, – Pourquoi devraisje manger les enfants!? Avec leurs «cuisses de grenouille»! Qui voudrait manger pour un plat plein de bonbons et des chewing-gums qui crie en plus? [78]
74
Кого мы ели? (фр.)
75
Ну… в разных учебниках и в путеводителях по Парижу, где есть твоя фотография на соборе, описывают и легенду о том, что ты крадешь и ешь новорожденных детей. Ну, так там пишут (фр.).
76
Как-то раз, в галерее химер, я напугала одного омерзительного мальчишку, когда тот пытался разрисовать карандашами слона (фр.).
77
И теперь люди, эти любители сплетней, распускают обо мне гадкие слухи! Еще и в путеводителях пишут… (фр.)
78
С чего бы мне есть детей!? Тоже мне… «лягушачьи лапки»! Кому захочется есть кричащую, напичканную конфетами и жвачками еду? (фр.)
– Vouz voulez dire, que que ce n'est pas vrai? [79] – в надежде спросила я.
– Elle avait tort. Mais si tu continues `a dire de telles absurdit'es et collectionner des rumeurs sur les grands gardiens de la ville, alors tu seras le premier enfant qui je… mangerai [80] , –
– Да, кто-то вот уже из ваших двуногих допрыгался, стараясь показать своё превосходство, заметил пеликан, похлопав крылом по скрипящему карликовому табурету.
79
То есть всё это неправда (фр.).
80
Была неправдой. Но если ты и впредь будешь говорить подобные глупости и собирать сплетни о великих хранителях города, то будешь первым ребенком, которого я… съем (фр.).
– О ком это ты? – спросила я, разглядывая неказистое сиденьице.
– Когда-то эти табуреты были людьми, – начал пеликан. – Простыми парижскими студентами. Любили подолгу сидеть в тавернах и пить то, где градус покрепче…
– А я просто ловил рыбу в реке. Каждый день ловил, чтобы не умереть с голоду, – продолжил месье Шаморт, внезапно оказавшийся за моей спиной. – Однажды задержался у реки до ночи, как вдруг услышал пьяные голоса студентов. Я подумал, что ребята мирно возвращаются домой, и приветливо поклонился им, но те, увидев черного кота, рассвирепели. – Кот прислонил лапки к мордочке и заплакал. – Я любил людей, а они стали меня избивать деревянными палками. Они посчитали, что черный кот принесет им несчастье. От боли и обиды я умер.
– Je l'ai trouv'e tout sale au bord d'une rivi`ere. Les garcons contents de leur acte de courage 'etaient assis ensemble et vidaient leurs verres «dugin» [81] , – сказала Стрикс. – J'ai d^u les punir. J'ai fait monter des b^atons de bois et ils ont commenc'e `a battre les tueurs sur les c^ot'es et sur leurs dos jusqu'`a ce que les jeunes hommes ne deviennent des tabourets d'eform'es, et maintenant tout le monde peut s'asseoir sur eux… [82] – устало улыбнулась Стрикс.
81
Я нашла его у реки грязного… Довольные своим подвигом парни сидели рядом и допивали джин (фр.).
82
Мне пришлось наказать их. Я подняла в воздух деревянные палки, и те давай колотить убийц по бокам и спине, пока юноши не превратились в искорёженные табуретки, на них теперь любой может посидеть своим… (фр.)
– Вот это правда, – подтвердил слон и игриво пощекотал дергающийся табурет.
Я с жалостью погладила черного кота-призрака по пушистой щечке. Да, ну и история с ним приключилась.
– Ваши жареные паучки и банановый сок, – произнес официант-воробей, выставляя перед Стрикс химеровские лакомства.
– Вот её любимая еда, – прошептал слон и усмехнулся. – Хрустит прилично и перед жаркой не пищит!
Я с облегчением вздохнула. Ещё бы Камилла очнулась, и тогда точно можно верить в чудеса! Но она продолжала лежать с полузакрытыми глазами, и все мы ждали волшебного китового молока. Но почему-то воробьи не спешили, и Стрикс уже хмурилась. Тогда месье Шаморт сам отправился на кухню.
Через минуту он вернулся. Его черная шерсть почти побелела. Уши были опущены, хвост поджат.
– Молока больше нет. Это было последнее китовье молоко, которое могло привести её в чувство, но оно скисло. Не место ему на земле. Говорил же я, ох не место… – Кот плакал и продолжал: – Один воробей-стажер случайно испортил наш холодильник. Что же теперь делать?
– Что делать? – как попугай повторила я. – Другое молоко не подойдет?
– Боюсь, что нет. А это… это была порция того молока, что когда-то Камилла добыла сама, – печально отметил кот.
– Камилла! Ну, очнись же! – закричала я.
Но Камилла не отвечала. Мы столпились над ней в полном отчаянии. И тут я ни с того ни с сего завела песню, что уже второй день ходила за мной по пятам. Ту, что пела и Камилла у Нотр-Дама.
Стрикс знала некоторые слова и стала подпевать. А то, что мы не помнили и не знали, по человеческой традиции заменили на простое «ла-ла-ла»:
Чарум-чарум, Гензель, ла-ла,Чарум ла-ла-ла,Чарум ла-ла-ла,С высоты небес….