Полёт в Чаромдракос
Шрифт:
Краем глаза я заметила, как на лице Камиллы рождалась слабая улыбка. И мы продолжили. Я тоже положила руки на халадонтас. Он почти не блестел, словно и сам был болен. Я не знаю, сколько времени мы так простояли. Но вдруг откуда-то издалека послышался вой, как волчий, но в сто крат нежнее. В каждой его ноте эхом отзывалась лесная флейта.
Этот звук становился всё ближе, всё яснее. Я не понимала, откуда он.
Тут сквозь каменные стены таверны прорвался ветер и поднял в воздух всю утварь, всколыхнул рыболовные сети. Стены таверны задрожали. Все гости: кролики, голубь и даже задремавший пес – выбежали на улицу, в страхе захлопнув дверь.
Стрикс
– Je pensais que tu 'etais stupide. Mail il s'est trouv'e que tu as de l'imagination! [83]
Неоднозначный комплимент! К тому же меня слишком напугали вой и ветер. По спине снова пробежались мурашки, как бывает перед визитом к зубному врачу. Я почувствовала запах молодого костра, разведенного из молодых луговых цветов… и собачьей шерсти. Неужели где-то горит приют для собак? Но тогда почему мы не слышим сирен пожарных машин?
83
Я думала, ты глупая. А ты с фантазией оказалась (фр.).
Я взглянула на Камиллу, её по-прежнему лихорадило. Она выгнулась, точно сломанная ветка, и будто на последнем дыхании произнесла:
– Я здесь, Лука!
Часть вторая
Между двух миров
1. Огонь из занебесья
Он, словно вспышка, возник из языков пламени, что ещё мгновение назад мирно, заботливо обогревало кошачью таверну. От страха месье Шаморт заметался из угла в угол в поисках кувшина с водой. Кот спешил затушить разлетевшиеся в разные стороны шипящие угли. Они уже вцепились в сухие рыбацкие сети, подушки и деревянную посуду и, точно взбесившиеся котята, только что выпущенные из теплой коробки на волю, принялись лизать всё вокруг своими огненными язычками.
А Стрикс затаила дыхание, вытянулась в струнку с видом влюбленной мадам и драматично прислонила каменные ладони к своей груди. Слон протрубил рефрен из «Марсельезы». Луи, в свою очередь, спрятался под моей гаврошкой, оставив на свободе лишь кончик своего хвоста. Суетились все, кроме Камиллы.
Она протянула руку к неизвестному зверю, но та безжизненно рухнула на слегка подпаленные подушки.
Огненный пришелец стряхнул с себя голубой пепел и распушил густую шерсть. Когда зверь поднял на нас свой взгляд, я чуть не свалилась замертво. Его бездонные глаза пылали обжигающим пламенем острого горчичного цвета. Казалось, будто я видела этого зверя прежде. Точно на ожившей картине в спальне Камиллы в тот самый вечер, когда я ещё её презирала.
И вот передо мной стоит белый волк размером со взрослого пони. А впрочем, не совсем волк. Усы на его большой мохнатой морде были длинными кошачьими, растрепанными во все стороны, словно телеантенны. Уши его по-пумовски лежали на макушке. Хвост был тонким, к кончику заостренный, совсем как у крыс. На холке у зверя кружевной волной блестела огненная шерсть. И казалось, стоит ему разозлиться, как она разгорится красным пламенем и зажжет здесь всё вокруг.
На шее у волка висели охотничий рожок и кожаная фляжка, которую он с легкостью подбросил в воздух, и в тот же миг она оказалась в руках Стрикс.
– Merci, Louka [84] , –
Понюхав содержимое, Стрикс одобряюще кивнула и поднесла её к губам Камиллы. Но та была так слаба, что наш гость сказал:
– Придется вливать. – Он присел рядом с Камиллой и, как добрый домашний пес, положил свою мохнатую морду на подушку так, что его мокрый нос точь-в-точь оказался у лица бабушки. – Это последняя порция. Там осталось не так много капель, – предупредил он и, понюхав уши, нос и горло Камиллы, неожиданно заскулил: – Время быстротечно.
84
Спасибо, Лука (фр.).
В этот момент я вспомнила, как однажды на выставке зверей я попросила отца купить мне лайку. Выбрала щенка и без разрешения родителей стала тискать его и даже дала имя «B'eb'e», [85] но отец отказал мне! Вернув малыша продавцам, он сухо объяснил, что собака и я несовместимы. Предложил взять черепашку, тогда уже отказалась я.
– Чарум, – шепотом произнесла я и смущенно добавила: – Кто ты?
– Меня зовут Лука. Я – оками, – ответил он и, мигом стряхнув тоску с породистой морды, твердо сказал: – Если не вольете ей молоко насильно, она умрёт.
85
Малыш (фр.).
– Rosie, tu pourras le faire mieux [86] , – сказала Стрикс и передала мне фляжку с китовым молоком.
Я коснулась её трясущейся рукой, но тут же с непонятно откуда взявшейся верой в себя я уверенно приподняла голову Камиллы, приоткрыла её остывшие уста и аккуратно, по одной капле, принялась поить её голубоватозеленой жидкостью. Молоко пахло приятно, напоминая мне аромат утреннего моря и цветущих ирисов, а в кристаллах его капель хороводились бессмертные полупрозрачные созвездия.
86
Рози, у тебя получится лучше (фр.).
Внезапно молоко иссякло. Я со страусиным любопытством заглянула в горлышко фляжки, потрясла её. Ничего. Внезапно бабушка закашлялась, словно утопленник, получивший живительную порцию свежего воздуха.
Лука по-щенячьи завилял хвостом и подпрыгнул на задних лапах, цокая длинными когтями по деревянному полу. Стрикс, справившись с судорогой, заказала воробьям-официантам налить ей литр ядрёной лягушачьей настойки. Луи наконец-то выполз из укрытия и запрыгал у ног Камиллы, обнимая её по очереди то за одну, то за другую туфлю.
Откашлявшись, она вдруг притихла, но тут же распахнула свои глаза и уставилась в пустоту черного потолка. Её зрачки стали такими же лазурно-синими, как и китовье молоко. Оно заполнило её глаза до самых краев так, что они превратились в два неиссякаемых океана, наполненных тайнами и секретами.
– Что с ней? – испуганная, но завороженная, спросила я. – Она вроде как… почти спит, – усевшись у изголовья Камиллы, ответил Лука.
– Почти спит? Но как мы узнаем, что ей лучше? – тревожилась я.