Полеты наяву или во сне. Детектив
Шрифт:
– Таков наш семейный уклад и ценности – мы так привыкли.
– Скажите, в день смерти вашей сестры, утром, в начале девятого, вы где находились?
– У себя в комнате – мы с Руфочкой живем вместе.
– Что-то подозрительное слышали?
– Нет, абсолютно ничего. Обычно в это время и до обеда никто не шарится по дому – все занимаются своими делами по своим комнатам.
– А как в вашей семье завтракают и когда?
– У горничных расписано, кому и во сколько подать завтрак. Мужчины, которые работают, завтракают раньше всех, где-то в семь утра.
– Вот как?
– Ну, младших всегда любят больше…
– Судя по вашей биографии, это не всегда так.
– Я – исключение.
– Скажите, Манефа Аверьяновна, вы не были в обиде на сестру из-за того, что отец оставил все состояние ей?
– Меня вполне устраивает моя роль в этой семье. Каждый должен быть на своем месте.
Я пристально смотрю на нее – ну монашка монашкой! А так ли ты проста, благостная женщина, как хочешь казаться? Чопорная, вся правильная… Глаза только какие-то жесткие, цепкие…
– А какова ваша роль в этой семье, а, Манефа Аверьяновна?
– Я руковожу хозяйством, домработницами, решаю все вопросы, связанные с различного рода хознуждами.
– А ваша дочь?
– Делает тоже самое. Вы не представляете, сколько забот в такой большой семье, в том числе и хозяйственных.
– Скажите, в последнее время в поведении вашей сестры было что-то странное?
– Нет. Все было, как обычно. Ничего нового. Я приходила к Генриетте пожелать ей доброго утра, и она в очередной раз рассказывала мне про один и тот же сон, который ей снился на протяжении почти уже десяти лет. Как она парит по сцене в пуантах и пачке – молодая и красивая.
– Да… – задумчиво говорю я – полеты наяву или во сне… Скажите, ваша сестра когда-нибудь упоминала при вас имя Офелия?
– Мне кажется нет – говорит она после того, как ненадолго задумывается – а почему вы спрашиваете?
– Манефа Аверьяновна, давайте здесь вопросы буду я задавать, хорошо. Скажите, вы подозреваете кого-нибудь в убийстве вашей сестры?
– Да вы что? Как можно? Никто не мог этого сделать – все очень любили Генриетту!
– Да? Разве? Ну, вот например Евлампия Александровна обмолвилась, что невестка, жена Гурия, ненавидела ее.
– Лампа порой несет такую чушь, что слушать противно! Не слушайте ее – она, как художница, очень далека от реалий жизни.
– Но тем не менее, она была близка с матерью…
– Да, они много времени проводили вместе…
– Скажите, а что это за брошь, которую вчера упомянул Филарет, сказав, что Лукерья хотела выпросить ее у Генриетты?
– О, это очень милая штучка стоимостью в половину нашей квартиры, наверное. Старинная вещь и очень дорогая – ее Александр подарил на юбилей Генриетте, на пятьдесят, что ли, лет. Он же был коллекционером, ко всему прочему, вот и собирал
А может быть, Лушенька-то и не вытерпела – брошь потребовалась ей как можно быстрее, и она, не долго думая, порешила родную бабушку?
– Скажите, ваша сестра когда-либо говорила с вами о своем завещании?
– Нет, но я знала, что оно существует.
– Но вы сами не спрашивали ее о своем, например, будущем, не интересовались, что будет с вами после ее смерти?
– Да вы что – как можно? Мы все желали, чтобы Генриетта прожила достаточно долго! В семье у нас все были долгожителями!
– Манефа Аверьяновна, пройдемте со мной в лабораторию. Вы сказали, что можете показать, какие именно лекарства принимала ваша сестра.
Мы идем к Дане, который сосредоточенно работает. Он достает собранную в доме аптечку и открывает перед нам коробку. Женщина внимательно смотрит на обилие лекарств, а потом указывает на несколько пластмассовых баночек с иностранными надписями.
– Ей это по интернету заказывали специально – комментирует она.
– Это все БАДы, Марго – говорит Даня – а снотворное сможете узнать, которое она принимала?
– Да, вот это – Манефа показывает на стеклянный тюбик.
– Она пила его только на ночь?
– Верно, и не всегда, а только тогда, когда не могла заснуть.
– А все то, на что вы указали, она принимала утром?
– Да, тогда, когда я приходила к ней поздороваться. А приходила я первая – в семь утра.
– Даня – прошу я эксперта – исследуй пожалуйста содержимое этих капсул, я имею ввиду БАДы.
Он кивает головой, мы с Манефой уходим, чтобы говорить дальше. Но в допросной я получаю звонок от Дани – скорее всего, он забыл мне что-то сообщить.
– Марго, я исследовал инвалидную коляску – на ней есть хаотичные следы всех членов семьи и горничных в том числе. Кто-то иногда брался за ручки этой коляски – не более того, может быть, помогали ей катиться или еще что, развернуть она ее просила, например… Чтобы поднять такую коляску, нужно было взяться, например, за руку и подножие, или за какие-то еще места. Но больше на ней нигде нет следов. Я все больше убеждаюсь в том, что преступник работал в перчатках. И еще – на замке входной двери нет никаких следов отмычек. Дверь открывали только родными ключами. На наличниках есть следы всех членов семьи и горничных, посторонних следов нет.
– Спасибо, Даня.
В голове мелькает какая-то беспокойная мысль, и я тут же понимаю, что в этой истории кое-что не сходится, кое-что неправильно.
– Манефа Аверьяновна, скажите, вот ваша сестра была очень богата, а почему у нее такая простая инвалидная коляска? Она же имела возможность купить дорогую, с электроприводом, со всеми удобствами.
– Вы знаете, она много их перепробовала, но… Ни в одной ей не было удобно. Поэтому остановилась на самой простой.
– Скажите, вы часто покидаете квартиру? Ходите куда-то? А ваша дочь?