Полезный Груз
Шрифт:
Нет, абсурд это все. Глупости. Не может же мать Ашли сегодня утром знать о том, что неожиданно случилось лишь вчера вечером?
Хотя с другой стороны мать и дочь встречались на прошлой неделе. Ашли конечно же поведала матери о новой подруге, и мать на всякий случай установила за подругой слежку.
Да нет, зачем? Паранойя это, Зак. Ты просто нервничаешь, а ведь именно сейчас нервничать никак нельзя. У тебя сегодня действительно большие планы! Отложить на завтра? Нет, не нужно, и так всю жизнь что-то откладываю, откладываю, и так ни на что большое до сих пор не решился. Сегодня, именно сегодня, и гори все огнем!
А может сама Анни, терзаемая чувством
В любом случае мне сегодня следует делать то, что я задумал.
Прибыв на работу и запершись у себя в кабинете, Зак позвонил знакомому коллеге, с которым как-то обменялся фразами на сборной вечеринке.
– Миллард? Здравствуйте. Это Зак говорит, мы встречались с вами две недели назад у Хенри Шапиро. Я тот самый высокий брюнет с недовольным лицом, помните? Ну вот. У меня к вам предложение. Я хочу работать в вашей фриме. Да, я понимаю, но я не просто законник. Я законник с квалификацией, которая очень подходит именно вашей фирме. И я хотел бы, чтобы моим начальником были именно вы. У меня есть причины.
И он получил ответ, на который еще вчера не посмел бы надеяться.
– Знаете, что? – спросил Миллард. – Что вы делаете в ланч, у вас планы?
– Да, – ответил стремительно смелеющий Зак. – Я планирую встретиться с вами в Версаль-кафе. В двенадцать тридцать.
Миллард засмеялся и согласился. Один из его подчиненных только что ушел заниматься частной практикой, а другого он уволил сам за склочность.
Сидя за столиком напротив Милларда, Зак держался непринужденно.
– Навыки и опыт есть у всех, – говорил он, а Миллард слушал, – и даже сметка – не такое уж редкое явление. Выловить нужную иголку в ненужном сене, убедить упрямых присяжных, обменяться завуалированными угрозами с прокурором или защитником истца – все это доступно многим. И конечно же я все это тоже умею, по крайней мере не хуже других. Но в отличие от других я очень хорошо представляю себе, в чем именно состоит моя главная обязанность. А состоит она в спокойствии моего начальника. Если мой начальник беспокоен, значит я что-то не так делаю. Мой начальник должен быть уверен, что если я присутствую, все будет хорошо. Все под контролем. Все безупречно. И если для спокойствия моего начальника мне нужно помыть пол в его кабинете, или в кабинете соседа, или забрать из школы детей начальника или клиента, или сварить кофе начальнику, или сидеть за конторкой у входа и запоминать лица входящих в течении пяти дней, или починить унитаз в квартире тещи клиента, я не стану говорить, что это не мой профиль. Я просто сделаю то, что нужно, и мой начальник, зная, что я это сделаю, всегда спокоен. И как правило мой начальник быстро начинает это понимать, и у меня появляется возможность доверять ему так же, как он доверяет мне, поскольку лояльность – улица с двусторонним движением.
Зак еще некоторое время развивал мысль о начальниках и подчиненных, а затем, внезапно оборвав монолог, спросил:
– Кстати, Миллард,
Этой репликой он окончательно завоевал сердце Милларда. Оказывается, Зак помнил о проблемах племянника! (На самом деле Зак обзвонил знакомых, знающих Милларда, и собрал все сплетни, которые мог собрать. И Миллард, опытный законник, должен был, казалось бы, учесть такую возможность, но вместо этого решил, что про племянника поведал Заку он сам, две недели назад, и Зак запомнил. Будто Заку делать больше нечего было, как запоминать всякие глупости о чьих-то ебаных племянниках).
И Миллард тут же позвонил секретарше, и она спустилась в кафе с готовым контрактом, в котором оговаривалось, что Зак начнет работать под началом Милларда через две недели.
После ланча Зак зашел в кабинет своего начальства и положил на стол заявление об уходе. Начальство подняло брови.
– Ну как знаешь, – сказало.
– Да уж знаю, – нахально отвеетил Зак. – Наверное в жизни каждого человека настает момент, когда перемены связаны с меньшим риском, чем стабильность. А сегодня я беру выходной, мне нужно развеяться.
Он позвонил Анни, и они договорились встретиться в курортном городке Пейдж, в часе езды. Каждый на своем вуатюре.
***
– Ну что ты мелешь, мутер! – сурово и горячо сказала Ашли. – С чего это вдруг Анни – опасная женщина? Где опасность? Какая опасность? Зачем?
– Как вы познакомились? – спросила мать.
– Я не вижу никакой опасности, ты просто из ума выжила, вот и всё!
– Вспомни, как вы познакомились.
– Вечно ты что-то придумаешь! Тебе не нравится, что я живу интереснее, чем ты.
– Как именно вы познакомились?
Ашли помолчала.
– Я тебе вещала, – сказала она. – Кретин выхватил у меня ридикюль…
– А она его сбила с ног, отобрала ридикюль, и вернула тебе.
– Ну да.
– А он был высокого роста?
– Кто?
– Кретин.
– Среднего. Не помню. Быстро все было.
– А она, ты говоришь, миниатюрная. Это по-твоему не подозрительно?
– Чем же это подозрительно?
– Либо она очень сильная и отважная, либо кретину заплатили. После чего у твоего танка оказывается проколотой шина. А танк этой твоей Анни оказывается запаркованным тут же рядом.
– Зачем ей ему платить?
– Вы едете к вам в хутень, и она сразу очаровывается детьми, а дети ею.
Ашли чуть подумала, а потом сострила:
– Детям она тоже заплатила?
– Иногда она сидит с детьми, иногда забирает их из школы и балует.
– Ну и что?
– Любовника своего она бросила.
– Это он…
– Не перебивай. Ашли, а тебе не кажется, что в твоем положении опасно позволять детям привязываться к посторонней женщине?
– Не кажется.
– А мне вот кажется. По известной нам всем причине.
– Кому это «нам всем»? Мутер, кому ты еще разболтала…
– Нам всем – мне, твоему отцу, твоему мужу, его родителям, и тебе.
***
На пляж они не пошли, а пошли сразу в прибрежный мотель. Заку ужасно не терпелось поделиться карьерными новостями с Анни, дабы показать ей, какой он решительный, и пусть ей будет лестно, что идея по поводу смены работодателя подсказана была именно ею.
И было повторение вчерашнего, только нежнее, утонченнее, ленивее. Никто никуда не спешил, и на четвертом часу пребывания в постели любовники даже задремали, обнявшись.