Полезный Груз
Шрифт:
– Может, Лапландия-Сюд? – предположил Лопухин.
– Возможно, – согласилась Пиночет.
– И что же Лапландии-Сюд от меня понадобилось?
– Это мы сейчас и выясним, – заверила его Пиночет и обратилась мимо него к Муравьеву: – Коллега, начинайте, а я послушаю. Нет, Лопухин, сидите. Так удобнее. Если будете темнить, я вас буду пинать в бок и в спину, очень больно.
Муравьев вытащил блокнот, открыл его, и сказал:
– Где вы были вечером четыре дня назад?
– Я не понимаю, какое Лапландии-Сюд до этого
Муравьев, подыгрывая Пиночету, откликнулся:
– Ваше понимание не есть цель нашего визита, господин Лопухин. Отвечайте на вопрос.
– Четыре дня назад?
– Да.
– Не помню.
Пиночет пнула Лопухина в бок, не очень сильно.
– Не надо врать, – сказала она. – Врать нехорошо.
– Дома я был, – сказал Лопухин, потирая бок свободной рукой и пытаясь оглянуться на Пиночета. А затем выпил скотч залпом, а стакан поставил на постель рядом с собой.
– Сколько времени было на часах четыре дня назад, когда Проханова закончила работу и покинула здание?
– Проханова?
Пиночет еще раз пнула его в бок, на этот раз сильнее, и Лопухин сказал:
– А! Больно! … Семь вечера.
– Проханова хороший бухгалтер?
– Да.
– Кому именно вы поручили ее убрать?
– Убрать? Зачем ее убирать?
– Чтобы она никому не рассказала, какой учет ведется для посторонних, а какой для своих. Закончила работу – и стала потенциально опасна. А тут еще этот суд. Вернее, из-за этого суда она стала опасна. Так кому именно?
– Я ничего об этом не знаю.
– Лопухин, послушайте, – сказал Муравьев, не отрываясь от блокнота и что-то в нем отмечая. – На завтрашнем суде вы проходите в качестве свидетеля; вам повезло. Но даю вам честное слово, что если вы не скажете нам того, что мы хотим знать, следующий суд будет очень скоро, и уж на следующем-то вы точно окажетесь на скамье подсудимых, и судить вас будут за попытку убийства.
– За что?
– За попытку убийства.
– Попытку?
– Значит, все-таки именно вы заказали. Но не присутствовали при этом. Да, представьте себе, Проханова жива и здорова, Лопухин. Жива, здорова, немногословна, в меру умна, не очень любопытна, и очень хорошо спрятана. Мы и прятали.
– Мы это кто?…
– Та самая веселая компания, которую вы больше всего боитесь. Больше полиции, больше кирасиров.
– Честное слово, я … я не собирался. Я Проханову знаю несколько лет. Все сделали за меня, меня только поставили в известность!
– Кто?
– Глезер и Сванидзе.
Врет, подумал Муравьев.
Ну, хорошо, врёт он. Что следует в таком случае думать сыщику?
Сыщику следует думать, что приказ утопить Проханову Лопухин отдал сам, а спасал кто-то еще. Сыщику следует сокрушаться, что он предположил, будто у Лопухина к бухгалтерше сентиментальные чувства. Попросили коллеги ее убрать – он сделал вид, что убирает, а сам нанял
А потом думать – нет, сострадание, сентиментализм – это все не по части Лопухина. Значит, нужно искать другие зацепки.
– Сколько лет вы занимаетесь инвестициями? – спросил Муравьев.
– Вам об этом всё известно.
– А вдруг у нас данные неточные. Ну так сколько же?
– Почти тридцать лет.
– Ага, – Муравьев сделал пометку в блокноте, подумал, и спросил: – Иностранные языки знаете?
Лопухин замялся, и Муравьев удивленно поднял глаза от блокнота.
– Я вас слушаю, Лопухин.
– Знаю португальский.
– Португальский?
– Вам об этом тоже известно! И даже известно, что не португальский, а…
– Африкаанс? – предположил Муравьев.
– Вот видите! Зачем же спрашивать!
– Вы некоторое время жили в Южной Африке? – предположил Муравьев.
– Да, жил, – с вызовом сказал Лопухин. – И это вы тоже знаете! И знаете, что я там стажировался! Я этого никогда не скрывал! Что вам от меня нужно?
– И как проходила стажировка? – спросил Муравьев, снова опуская глаза в блокнот.
– Нормально проходила.
– А подробнее?
– Обычное дело. Рук не хватало. Гуманитарная помощь – все знают, что это такое. Когда есть куча народу и никто не может платить, медикаменты ограничены, оборудование ограничено, а ты единственный врач на десятки тысяч черномазых кретинов, и особенно кретинок, погрязших в триппере.
– Вспоминаете теперь, как страшный сон, не так ли.
– Нет.
– Нет?
– Нормально. Предотвращал инфекции, принимал роды, лечил запущенное – всякое было. Работал.
– А потом вернулись в Москву.
– Да.
Пиночет подсказала:
– И открыли собственную практику.
– Да.
– И дела шли нехудо, но вам захотелось большего, – сказал Муравьев, рисуя завитушку в блокноте.
– Лицензию у меня отобрали.
– Что, правда, что ли?
– Да.
– Зачем же?
– Что – «зачем»?
– Лицензию отобрали – за что?
– Ни за что. Ни за что отобрали.
Муравьев поднял на него глаза.
– Просто так лицензии не отбирают, господин Лопухин.
– Никакого законного права у них не было. И вы это тоже знаете!
– Нет, не знаем, – Муравьев снова поднял глаза от блокнота. – Как раз об этом – ничего. Знаем, что отобрали, а за что? Было это давно, проектом руководил лично царь Горох. Мы не присутствовали.
Лопухин досадливо покачал большой крепкой головой с гладкими седыми волосами.
– Кому ты это говоришь!
– Вам, господин Лопухин.
– Зачем врать!
– Господин Лопухин, сами посудите. Тридцать лет назад – я под стол путешествовал не нагибаясь, а коллеги моей вообще на свете не было.