Полицейская фортуна

Казанцев Кирилл

Копаев вошел последним. И все трое, остановившись при входе в гостиную, замерли в недоумении.

Если есть чудеса на белом свете, то это не висячие сады Семирамиды. Они ничто по сравнению с поэтическим утренником первого января, достигшим к приходу троих неизвестных своего апогея.

— Господа, — прошипел один из двенадцати или тринадцати собравшихся, — садитесь, ради бога!..

Сидельников с Молибогой изумленно посмотрели на Копаева. Тот кивнул. Свободных стульев в гостиной было еще около пяти, помимо дюжины занятых.

Коллектив единомышленников

в квартире словно находился в сомнамбулическом состоянии. При этом один из присутствующих постоянно находился на ногах и читал. Когда заканчивал, садился и тут же вставал читать другой. Кряжин пытался установить порядок чтения, при котором ни разу не случалось так, чтобы вставали двое одновременно, но у него не получилось. Переглянувшись со спутниками, которые имели вид чумной и потерянный, Кряжин опустил руку к полу ладонью вниз — «сели и умерли» — и решил-таки понять, что здесь происходит. Как-никак адрес был назван в числе тех, по которым мог проживать или бывать управляющий казино Гаенко.

— Здравствуйте, — обозначил свое присутствие Антон. — Вы не могли бы ответить на пару вопросов?

— Вы лучше присядьте, юноши, — заметила одна из дам. — Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать.

И Копаев присел, указав своим спутникам на стулья рядом. Пропустив импозантную речь только что закончившего свою роль чтеца, мужчины лет сорока с козлиной бородкой, он полностью сконцентрировал свое внимание на даме лет пятидесяти, медленно поднявшейся и приложившей руку к вуали. Пожалуй, она хотела прикоснуться ко лбу, но и этого было достаточно — все поняли.

— Без зова, без слова —

Как кровельщик падает с крыш.

А может быть, снова

Пришел — в колыбели лежишь? —

сказала она, еще постояла и села.

Сидельников медленно, почти заторможенно, поднял руку и осторожно почесал висок.

— Не я родился в мир, когда из колыбели

Глаза мои впервые в мир глядели, —

Я на земле моей впервые мыслить стал,

Когда почуял жизнь безжизненный кристалл… —

пропел крохотного роста мужик в драповом пальто и снова сел.

Антон, не поднимая головы, прострелял глазами всю компанию и снова не угадал. Встал высушенный временем и судя по одежде — дорогами господин с седыми бачками на желтых щеках и в вязаном шарфе на шее.

— Будто жизнь на страданья моя обречена;

Горе вместе с тоской заградили мне путь;

Будто с радостью жизнь навсегда разлучена;

От тоски и от ран истомилася грудь…

— Браво! — не дав ему опуститься, воскликнула вторая дама и беззвучно хлопнула в мягкие ладони. — Это было невероятно трудно! Браво, Сергей Макарович!

Стараясь не привлекать к себе внимания, Антон стал поглядывать по сторонам, выискивая взглядом на полу и других плоскостях квартиры использованные ватки, шприцы, жгуты и закопченные ложки. Не пропускал он и пакеты, в которых, по его мнению, могли находиться развинченные тюбики клея «Момент». Принюхиваться к атмосфере не имело смысла — форточки были

распахнуты настежь. Между тем никто из присутствующих не был похож на Гаенко по возрасту, ибо младше пятидесяти здесь посетителей не было.

Через три минуты Копаев не выдержал и чуть качнулся в сторону сидящего рядом мужчины:

— Что сие значит?

Мужчина оценил советника взглядом, прикинул его потенциальные возможности и почти неслышно поинтересовался:

— Вы имеете отношение к литературе? Классика русской поэзии для вас — источник жизни? Сами пишете?

После этой очереди вопросов Копаев вообще отчаялся что-либо понимать. Наверное, поэтому и солгал:

— Конечно. Если не больше. А пишу в последнее время очень много.

— Тогда можете поучаствовать. Каждую неделю мы с друзьями собираемся здесь на чтения. Правила просты. Один начинает, а последующий обязан прочитать отрывок другого классика. Не более шести строк фразы, законченной по смыслу. Обязательное условие — чтобы в первых строках последующего текста было слово из последней строки текста предыдущего.

Копаев одурело рассмотрел лицо мужика.

— А смысл в чем?

Тот, переживая за недоумие собеседника, поморщился.

— Как только последняя строка чтеца поставит в тупик всех, выигравший загадывает желание, которое остальные обязаны исполнить.

— А если я выиграю и попрошу всех купить мне речной трамвайчик?

Мужчина снова поморщился.

— Молодой человек, здесь собрались интеллигентные люди, — мужчина вдруг саркастически улыбнулся и заметил: — Но вы ставите телегу впереди лошади. Здесь литераторы от бога. Впрочем, если хотите попробовать…

В тот момент, когда Сидельников уже стал подозревать, что скоро рухнет на пол посреди этого круга безумцев, а очередной псих закончил декламировать Высоцкого, которого здесь по праву причисляли к классикам: «… значит, нужные книжки ты в детстве читал!», — Копаев неожиданно встал и довольно громко пробурчал:

— Вы — с отрыжками, я — с книжками,

С трюфелем, я — с грифелем,

Вы — с оливками, я — с рифмами,

С пикулем, я — с дактилем [3] .

3

М. Цветаева. Стол, стих 6.

И сел, осторожно подобрав под себя ноги.

В комнате воцарилась тишина, изредка перемежаемая тихим шелестом одежды. Копаев тактично прокашлялся и стал внимательно рассматривать носки своих ботинок.

— Боже мой, — прошептала минуты через три постукивания фурнитуры форточки о раму одна из дам под вуалью, — кто бы мог подумать, что Цветаева способна на такую подлость…

Все расслабились и сделали это не без облегчения. Поэтический вечер, перешедший в утренник, наконец-то закончился. А один из седоусых старцев — вот кто тут был, оказывается, за старшего, — придвинув себе под ноги отставленный до этого в сторону костыль, проскрипел: