Полицейский и философы

Щербаненко Джорджо

Это был вовсе не глупый вопрос. Вопрос с подковыркой. Но, очевидно, Джереми Стив был хорошо подготовлен к ловушкам на допросе.

— Я не мог бы сказать, исчезла она по собственной воле или же с ней что-то случилось. Я заявляю лишь о ее неожиданной пропаже.

Наступила короткая пауза. Йеллинг вновь набрался храбрости и задал побочный вопрос:

— Вы, со своей стороны, уже навели справки в больницах, приемных покоях, скорой помощи?

— Разумеется. Нигде ничего.

Еще одна пауза, после которой Йеллинг вернулся к главному:

— Простите, мистер Стив, а что вы думаете об этом сами? Вы больше склоняетесь к тому, что это несчастный случай или что это побег?

В

самом деле, именно это и надо было выяснить прежде всего. Но с этим человеком с упрямым, враждебным взглядом это было не так-то легко. Очень часто люди, приходящие заявить о чьем-либо исчезновении, подозревают истинную причину, хотя и редко обоснованно, но молчат об этом, так как стыдятся. Исчезает женщина, ее жених заявляет об этом. Он почти уверен, что она убежала, может, даже знает с кем, но не говорит, теша себя иллюзией, что это не так, что нет никакой надобности рассказывать полиции о своем несчастье.

— Я склоняюсь и к тому, и к другому, — после недолгого раздумья ответил Джереми Стив. — Она достаточно молода, чтобы попасть в какую-нибудь беду, а также и для того, чтобы ее кто-то подговорил бежать из дома.

Джереми Стив, когда говорил, глядел людям прямо в глаза. Считается, что это свидетельство искренности. Артур Йеллинг не разделял такого мнения. От этого пристального взгляда ему просто было как-то не по себе. Он сделал последнюю попытку растопить лед, заставить этого сухаря быть хоть чуточку посердечней, и приблизился к нему с любезной улыбкой.

— Еще минутку терпения, мистер Стив. Может быть, я покажусь вам неделикатным…

— В полиции нет места деликатности, — проговорил Джереми Стив, никак не реагируя на любезные тон и улыбку Йеллинга.

Йеллинг чуть ли не испуганно от него попятился, словно улитка, которую тронули за рожки.

— В общем, вот что… Пока исключим, что произошел какой-то несчастный случай, поскольку, думаю, вас бы уже об этом известили. Значит, остается думать, что она… исчезла по собственной воле… то есть убежала. В таком случае необходимо выяснить, какие возможные мотивы у нее для этого имелись… Вы лично считаете, что у нее для этого могли быть причины?

Джереми Стив продолжал прижимать свою соломенную шляпу к груди, словно рекрут или граф прошлого века. Из открытых окон веяло жаром, пропитанным запахом асфальта и бензина. А ведь еще не было одиннадцати. После обеда вообще можно будет сдохнуть от жары.

— Не знаю, насколько вам может пригодиться мое личное мнение, — ответил он. — Мисс Люси Эксел происходила из совсем другой среды, чем наша. Она родилась в рабочей семье, в бедном квартале, в еще более бедном доме, где не очень-то заботились о моральных принципах. Потом работала кассиршей в заведении, которое не приведи Господь мне когда-нибудь посетить. Кажется, оно называется «Караван-холл бокс». Именно в этом кафе мой брат с ней и познакомился и решил на ней жениться, чтобы вырвать из подобной обстановки и спасти. Я никогда не одобрял этого брака. Я не очень-то верю в подобного рода попытки спасти чью-то душу, но брат загорелся этой мыслью, и я не стал ему перечить. Пусть поступает как считает нужным. Каждый ответствен за свои поступки. Но, конечно, мисс Люси Эксел вряд ли могло слишком понравиться в нашем доме. Мы живем, следуя морали, которая, наверно, чрезмерно строга для привычек мисс Люси Эксел, и вполне понятно, если она решила уйти от нас. Однако, повторяю, это всего лишь мое личное мнение, и, возможно, совершенно ошибочное.

Слушая его, Артур Йеллинг испытывал легкую тошноту. Этот бесстрастный тон, безликий голос, эти канцелярские слова и обороты без капли чувства, без капли жалости (ведь все-таки речь шла об исчезновении близкого человека) вызывали у него отвращение.

Заставить этого типа раскрыться было невозможно. Лучше и не пытаться.

— Ну что ж, все равно благодарю вас. Выслушать мнение умного человека всегда полезно, — проговорил он. — Теперь позвольте еще пару вопросов. Когда миссис Стив в последний раз уходила из дома, она ничего не говорила насчет того, куда направляется?

Профессор этики и морали несколько секунд поразмышлял.

— Нет, — ответил он. — У нее не было привычки ставить нас в известность относительно своих вечерних походов.

— И даже мужу она ничего не сказала? — спросил Йеллинг с явным сомнением в голосе.

— Мой брат Оливер по вечерам каждый день работает в «Нитролине». Когда мисс Эксел уходит (он явно не удостаивал ее чести называть «миссис Стив»), Оливера уже нет дома. — Джереми Стив сделал паузу и добавил: — Именно из-за того, что он занят на службе, мой брат не явился лично заявить о случившемся и вместо себя Послал меня. Он не может, что бы ни произошло, оставить свою работу.

Йеллинг покраснел, потому что Стив произнес эту последнюю фразу тоном упрека, словно желая сказать: «Я прекрасно понимаю, что тебе кажется странным то, что заявить об исчезновении Люси пришел я, а не мой брат. Но ты дурак, если полагал, что я не сумею парировать удар».

— А я так и думал… — любезно ответил Йеллинг. — Однако для соблюдения формальностей требуется, чтобы заявление было подписано мужем, поскольку речь идет об исчезновении жены. Я готов принять мистера Оливера Стива в любое удобное для него время… Но протокол необходимо подписать как можно скорее, иначе мы не сможем начать расследование…

Джереми Стив одарил его насмешливым взглядом, выражающим презрение к бюрократии всего мира, воплощением которой в этот момент для него являлся Йеллинг.

— Хорошо, — сказал он, поднимаясь. — Благодарю вас. Брат явится сегодня же, от двух до трех, подписать протокол.

Он попрощался, ере заметно кивнув головой, надел шляпу и быстро вышел.

У Артура Йеллинга было к нему еще несколько вопросов, но он не решился его остановить. Такой человек, если уж решил уйти, то уйдет, и, конечно, не робкому Йеллингу ему помешать. После своих недавних успехов при расследовании нескольких дел Йеллинг стал, если это только возможно, еще более стеснительным и болезненно замкнутым. Расследованные им преступления принесли ему некоторую популярность. Время от времени газеты, сообщая о каком-нибудь запутанном деле, писали: «…Тут нужен такой проницательный сыщик, как Йеллинг». Его фотография уже дважды появлялась в «Вестнике Северного департамента полиции» в сопровождении весьма лестных отзывов. И все это заставляло его еще больше, чем когда-либо, желать мира и покоя. Он пытался увильнуть от заданий, которые ему давал капитан Сандер, но сегодня ему это не удалось. Сандер действовал принуждением. Направил к нему в кабинет Джереми Стива, и теперь он, хочешь не хочешь, вынужден заниматься этим делом. У Сандера был нюх. При всей своей неповоротливости, толщине, вечном кашле и раздражительности он сразу чувствовал, где дело нечисто. А тут оно было совсем нечисто.

Джереми Стив темнил. Надо было докопаться до конца. Йеллинг позвонил в муниципалитет, в полицейский участок того района, где жили Стивы, и срочно запросил анкетные данные и все имеющиеся сведения о членах этого семейства и о Люси Эксел. К часу дня их доставили двое агентов. Жара становилась невыносимой. Йеллинг задыхался в своем пиджаке и, может, упал бы в обморок, если бы вдруг в его кабинет не вошел капитан Сандер.

— Как? Вы еще здесь? Не ушли обедать?

— Видите ли… я жду одного человека по делу об исчезновении, которое вы поручили мне сегодня утром.