Полицейский и философы
Шрифт:
— Ах, Стивы?.. А почему вы не снимете пиджак?
— Да нет, капитан… Ничего… — пробормотал Йеллинг. Воротничок его сорочки был мокрый, хоть выжимай. По спине сбегали струйки пота, останавливаясь у туго затянутого брючного ремня. Рукава сорочки липли к коже, затрудняя движение.
— Ничего?! — заорал капитан Сандер. — Вы что, хотите растаять, как свеча?.. А ну-ка подойдите сюда! Шагом марш!
Несмотря на почтительные отказы Йеллинга, капитан Сандер подошел к нему, силой стащил с него пиджак, с удивлением обнаружив, что под ним имеется
— Сейчас я прикажу, чтобы вам принесли два вентилятора. А тем временем вы расскажете мне об этом типе, что я послал к вам утром.
Смущенный, полураздетый, не осмеливаясь поднять глаза на капитана Сандера, так как стеснялся своих слишком белых и худых рук и расстегнутой рубашки, открывавшей костлявую грудь, Йеллинг заговорил не сразу.
— …Мне кажутся довольно любопытной семейкой эти Стивы.
— А что вы думаете об исчезновении девушки? Этот тип производит впечатление слишком уверенного в себе человека. Наверно, придется порядком попотеть, чтобы вывести их на чистую воду.
— Не знаю. Джереми Стив, вероятно, всегда так самоуверен. Одно ясно: его не слишком волнует, что пропала жена брата… Одно это уже может послужить для нас отправной точкой.
— Я тоже понял, что ему на это наплевать, поэтому и хотел заняться им сам и заставить до конца расколоться. Вы работаете уж слишком тонко… Но потом подумал, что вам это может доставить немалое удовольствие, и направил его к вам.
Принесли два вентилятора. Сандер сам принялся их включать и устанавливать — так, чтобы они вращались по обе стороны от Йеллинга.
— Вы не думаете… что так можно простудиться? — попытался робко возразить Йеллинг, у которого рубашка вздулась от ветра, как парус на несущейся яхте.
— Простудиться? — переспросил Сандер, выходя из кабинета. — Возможно. Но вам это даже полезно. Вы должны держаться с людьми порешительнее, не робеть. И вот так — с засученными рукавами и расстегнутым воротом вы произведете большее впечатление на Стивов. Прощайте.
Сандер был прав. А кроме того, этот ветерок проветривал также голову. На письменном столе лежали три папки — каждая с каллиграфически выведенной надписью «Стивы». Йеллинг принялся внимательно изучать их содержимое.
Когда Оливер Стив вошел в кабинет, было уже поздно пытаться хотя бы надеть пиджак. Артуру Йеллингу пришлось смириться с тем, что он принимает его в таком виде.
Жалюзи были опущены. Кабинет тонул в душном, зеленоватом полумраке. В этой темноте Оливер Стив не мог ничего толком разглядеть, и на лице у него мелькнуло выражение досады. Шляпу он, как и его брат, держал, прижав к груди, лицо блестело от пота, но он сохранял надменный вид, словно жара ему нипочем, и не выглядел ни расстроенным, ни измученным.
— Садитесь, пожалуйста, — проговорил Йеллинг.
— Спасибо, — и Оливер Стив, выпятив грудь,
Артур Йеллинг одним глазом рассматривал светлый пушок у себя на руке, а другим наблюдал за посетителем.
— У меня тут заготовлен протокол с заявлением об исчезновении, — сказал он, притягивая ему бумагу. — Пожалуйста, прочитайте и распишитесь.
Оливер Стив взял листок, и на бумаге сразу же появились следы его потных пальцев. Затем он поставил подпись, положил на место ручку и поднялся. Всем этим Стивам просто не терпелось уйти. Но нужно было его остановить.
— Прошу, прошу вас, — пробормотал Йеллинг. — Извините, что вас задерживаю, но мне необходимо задать несколько вопросов.
Оливер Стив вновь уселся, взглянул на часы, которые носил в жилетном кармашке, и проговорил:
— В моем распоряжении всего десять минут. Иначе я опоздаю на работу.
Быть может, то, что он был без пиджака, как и говорил Сандер, придало Йеллингу чуточку смелости.
— Не знаю, будет ли нам этого достаточно, — мягко проговорил он, беря в руки протокол. — Я должен получить от вас некоторые дополнительные сведения…
— Я уйду через десять минут, — сразу же ответил Оливер Стив. — Я могу вновь прийти сегодня вечером, в восемь, на полчаса. Если только вы не сочтете необходимым задержать меня здесь против моей воли.
Сущая копия брата. Та же манера говорить, мыслить — все то же. Йеллинг пошел на попятный:
— Вы так думаете? Мне не хотелось бы злоупотреблять вашей любезностью…
С улицы донесся оглушительный вой сирены полицейской машины.
Когда вновь настала тишина, Йеллинг начал:
— Как я уже говорил вашему брату, исключая в настоящий момент предположение о несчастном случае, нам хотелось бы выяснить, есть ли основания полагать, что ваша жена ушла из дома по собственному желанию…
— Я не понимаю вопроса, — немедленно последовал ответ Оливера Стива.
Йеллинг почувствовал, что у него опускаются руки.
Он выключил один из вентиляторов, слегка покашлял и продолжал:
— Так вот… Сделаем такое предположение. Это, подчеркиваю, только предположение. Быть может, миссис Стив не очень хорошо себя чувствовала в вашем доме?
— Опять не понимаю, — ответил Оливер Стив. — Если бы моей жене не было у нас хорошо, она бы мне об этом сказала. Не понимаю, зачем ей понадобилось бы исчезать подобным образом.
— Значит, — проговорил Йеллинг терпеливым тоном, — вы исключаете, что она ушла по своей воле, и допускаете только несчастный случай?
Опять последовала долгая пауза. Казалось, в семействе Стивов вопросы проглатывали с трудом, словно это булыжники, и требовалось немало времени, чтобы их переварить.
— Я не могу ничего ни исключать, ни допускать, — наконец ответил Оливер Стив. — Я знаю только, что она ушла вечером семнадцатого числа и не вернулась домой. Поэтому я обратился в полицию, считая это своим долгом.