Политическая история Римской империи
Шрифт:
Свою долю в эту пропаганду вносили поэты. Недаром Октавиан встретился с Вергилием даже раньше, чем прибыл в Рим. Вергилий, Гораций и другие поэты с восторгом и искренне воспевали принесенное Октавианом возвращение к миру и спокойствию, явно выражая этим и общественное мнение. Римское общество не видело никаких других гарантий невозвращения к хаосу гражданских войн, кроме власти Октавиана. Выражением этого чувства стало, в частности, постановление сената, принятое в 30 г. до н. э., объявить день рождения Октавиана счастливым днем, а Антония — несчастливым[20]. Однако одного этого убеждения для увековечивания власти было мало. Октавиан не мог не понимать, что общественное мнение переменчиво, и не помнить, что неопределенность юридического положения Цезаря и отсутствие названия установленного им режима сыграли свою роль в его убийстве.
В 29 г. до н. э. произошло важное событие, по-видимому, активизировавшее поиски Октавианом новых позиций, которые укрепили бы и, что очень важно, юридически закрепили его власть. В это время его бывший коллега по консульству предыдущего года ?. Лициний
Все это явно обсуждалось Октавианом в тесном кругу его друзей и ближайших соратников (и вероятнее всего, не единожды) и имело место в 29 г. до н. э., т. е., видимо, сразу после его возвращения в Рим. Дион Кассий, рассказывая об этом обсуждении, вкладывает в уста Агриппы мнение о необходимости вернуться к республиканской и демократической форме правления, существовавшей до гражданских войн, а Меценату приписывает заявление о полезности монархии как таковой. Сейчас принято, что историк первой четверти III в. на деле изложил идеологические концепции своего времени. Но если это и так (что вполне вероятно), то все-таки опирался он на традицию о действительных спорах, которые шли в окружении Октавиана. А они не могли не идти, поскольку положение было совершенно новым и необычным, и каково будет политическое развитие римского государства, было неясно. Едва ли обсуждение ограничилось только 29 г. Не исключено, что и в следующем году разрабатывался план будущих действий. В конце концов такой план появился. Был он плодом единоличного решения Октавиана или результатом «мозгового штурма» вместе с соратниками (что кажется более вероятным), не так уж важно. Во всяком случае Октавиан не только участвовал в разработке плана, но и принимал, разумеется, окончательное решение. По-видимому, в начале 27 г. до н. э. он в основном был составлен[21].
13 января 27 г. до н. э. Октавиан в качестве консула созвал сенат и выступил с большой речью. Прежде всего он дал отчет о своей прежней деятельности, всячески возвеличивая свои заслуги перед республикой, особенно подчеркивая спасение государства от гражданских войн. Затем он, ссылаясь на тяготы верховной власти, объявил об отказе от нее и возвращении в частную жизнь. Небольшая группа сенаторов была уже посвящена в план Октавиана, для остальных же его речь стала полной неожиданностью. Несомненно, такая неожиданность тоже входила в план: она явно должна была предупредить возможное использование ситуации замаскированными противниками. В результате речь вызвала переполох в сенате, на который эта тщательно спланированная комедия была явно рассчитана. Перед многими присутствовавшими во весь рост встал призрак новой гражданской войны. И в самом сенате, и за его пределами еще живы были люди, помнившие отречение от власти Суллы 52 года назад, когда вслед за этим Рим вступил в полосу новых и еще более ужасных раздоров и гражданских войн. И сенат упросил Октавиана не бросать государство, а когда тот якобы вынужденно согласился на это, ему в благодарность (по-видимому, это уже было согласовано с теми «немногими» сенаторами, что были в курсе октавиановского плана) была предоставлена власть над рядом провинций. Они были разделены таким образом, что подавляющая часть армии стояла в тех из них, которыми распоряжался Октавиан, и это давало ему возможность противодействовать любому посягательству на его власть. Повторение случая с Крассом было теперь исключено.
Важен еще один аспект. В качестве наместника провинций Октавиан получает полномочия проконсула, но имеет право осуществлять их, не выезжая в провинции, а посылая туда своих легатов. В принципе, это право имел в свое время Помпей, но, в отличие от него, Октавиан становился проконсулом, не переставая быть и консулом. Сосредотачивая в своих руках и консульскую, и проконсульскую власть, он, таким образом, резко поднимался над всеми остальными властями, в том числе и над своим коллегой по консульству, ибо тот обладал высшей властью только в Риме, а Октавиан — ив провинциях. Официально он принял эти полномочия временно, на 10 лет, но потом они ему не раз продлевались и фактически стали пожизненными.
Так как 14 января считалось несчастливым днем, ибо это был день рождения Антония, в этот день никакие заседания не проводились. Но уже 15 января[22] на заседании сената Октавиану были дарованы различные почетные награды, такие как право вывесить над дверями своего дома дубовые ветви, золотой щит с перечнем его добродетелей и новое имя — Август. Предложение о присвоении Октавиану этого имени сделал Л. Мунаций Планк, являвшийся видным политическим и военным деятелем предшествовавшего времени. В 27 г. до н. э. ему было около (или немногим больше) 60 лет. За эти годы он успел побывать приятелем Цицерона и соратником Цезаря,
Еще в 28 г. Октавиан, как уже говорилось, произвел пересмотр списка сенаторов (lectio senatus), в результате которого их число было сокращено с 1 тыс. до 800 (позже оно еще более сократилось и составило 600 человек), и был составлен новый список, в котором будущий Август стоял первым. Таким образом, он стал princeps senatus, т. е. первым сенатором, имеющим право первого выступления и голосования. Это давало ему возможность фактически контролировать ход заседаний и постановления сената, но, что, может быть, было не менее важным, придавало самой его фигуре еще больший авторитет в глазах общественного мнения.
В Риме издавна существовало понятие человека, в том или ином отношении первенствующего. Такой человек и был принцепсом, но обычно это положение было связано с конкретной сферой деятельности. Был принцепс сената, но был и принцепс общины или той или иной коллегии. Во время гражданских войн создается представление о деятеле, который в силу своего авторитета будет руководить государством и выведет его из хаоса, стабилизирует его внутреннее состояние и обеспечит его внешнюю безопасность. Иногда такой человек называется принцепсом без всякого дополнительного определения. Вот теперь, после 27 г. до н. э., таким принцепсом становится Август. В первое время его еще воспринимали как одного, хотя и самого авторитетного и важнейшего, из принцепсов, но уже скоро он стал таким единственным. Можно говорить, что именно с 27 г. до н. э., а не с 31-го или 30-го официально возникает новый государственный строй — принципат.
В 23 г. до н. э. появляется первая опасность для новой власти — возникает заговор, в котором, как кажется, принял участие коллега Августа по консульству А. Теренций Варрон Мурена[23]. Это был трудный год. Резко снизилось поступление зерна в Рим, что вызвало если не голод, то определенное недоедание, следствием чего явилось, разумеется, недовольство властью. Август был вынужден из собственных средств произвести большую раздачу хлеба, превышавшую обычную норму. По некоторым подсчетам, зерно получили не менее 250 тыс. человек. Мурена вполне мог воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы попытаться свергнуть Августа и установленный им режим[24]. В заговоре приняли участие оставшиеся республиканцы и некоторые бывшие сторонники Августа, недовольные выдвижением им на первый план своего племянника Марцелла, человека еще очень молодого и не имевшего никаких заслуг. Мурена был родственником Мецената (братом его жены), и можно было подозревать вовлечение в заговор людей из ближайшего окружения принцепса. Заговор был раскрыт, его участники были наказаны или вынуждены покончить с собой, Мурена на посту консула был заменен Гн. Кальпурнием Пизоном. Стремились заговорщики восстановить республику или только заменить главу государства, неважно. Заговор показал, что новый режим еще недостаточно защищен против возможных на него покушений. Еще раньше Август усомнился в преданности префекта Египта Галла, который после своих побед в южной части страны позволил себе чрезмерность почестей и поэтому становился опасным. Опасность была тем большей, что Египет становился главной хлебной базой Рима, и его правитель имел все шансы поставить столицу, да и всю Италию, на грань голода. Случай с Галлом показал, что даже самые, казалось бы, преданные люди могут стать опасными.
Еще большее влияние оказала тяжелая болезнь Августа, во время которой он находился на грани смерти. Думая, что уже умирает, он передал свое кольцо с печатью Агриппе, а своим формальным наследником назвал своего племянника ?. Клавдия Марцелла, сына своей сестры Октавии от первого брака, которому еще не исполнилось и 20 лет. Он еще раньше обратил внимание на юношу и делал на него ставку в политической игре. Так, в 39 г. до н. э., когда Марцеллу было всего три года, он помолвил его с дочерью ?. Антония. Октавиан и Антоний скоро снова поссорились, так что из этого ничего не вышло, но отношение будущего Августа к своему племяннику как к орудию политической борьбы характерно. И в дальнейшем он все более рассматривал племянника как возможного преемника. Отправляясь в 27 г. до н. э. в Испанию, он взял с собой и Марцелла (как и пасынка Тиберия). Может быть, он следовал в этом Цезарю, который в свое время, тоже отправляясь в Испанию, взял с собой его, Гая Октавия, о котором как о наследнике диктатора еще никто и не думал. В результате Агриппа и Марцелл оказались соперниками, и чем это в будущем могло бы закончиться в случае действительной смерти принцепса, было совершенно неясно. Но Август выздоровел, а Марцелл в этом же году умер. Надо было принимать меры, которые сохранили бы установленный режим в случае смерти Августа и отсутствия человека, равного ему по авторитету.