Полковник Гуров. Компиляция (сборник)

Макеев Алексей Викторович

– Да рассказывай уж! Хватит из нас жилы тянуть! – дружно потребовали все присутствующие.

– Подчиняюсь требованию большинства! – усмехнулся Гуров, но не потому, что хотел пошутить, а просто хронический недосып в течение стольких суток давал о себе знать, и чувствовал он себя препогано, вот и попытался несколько взбодрить себя.

После двух пересадок и бессонной ночи Лев Иванович наконец днем в пятницу добрался до Астрахани. О гостинице он уже не думал, потому что страшно хотел поскорее закончить это дело и вернуться домой. Приехав по нужному адресу на окраине города, он увидел перед собой двухэтажный деревянный дом из тех, что принято называть бараками. Необходимая ему квартира оказалась на первом этаже,

и это была, конечно же, коммуналка. Он нажал на кнопку звонка, под которым имелась табличка с надписью «Савельевы», и ему без всяких вопросов открыла пожилая женщина. То ли доверчива она была без меры, то ли район был такой спокойный – кто знает? А может, просто брать в этом доме было нечего, вот люди воров и не боялись. День был ясный, солнечный, и Гуров без труда узнал в ней женщину с хранившейся у Николая Степановича фотографии, хотя и постарела она за те двадцать лет, что прошли с тех пор, очень сильно – видно, уж очень нелегкая жизнь у нее была в эти годы.

– Наталья Николаевна? – на всякий случай уточнил он и, когда женщина, удивившись, подтвердила, что это именно она – видимо, гости здесь бывали нечасто, – достал из барсетки групповую фотографию парней на фоне лесопилки. – Посмотрите, пожалуйста, вы здесь никого случайно не узнаете?

Она удивилась еще больше, повертела фотографию и крикнула кому-то в коридор:

– Володька! Принеси мои очки!

Рядом с ней мигом, словно из воздуха, материализовался мальчишка с горящими любопытством глазами, а женщина, надев очки, стала рассматривать фотографию и вдруг, охнув, привалилась к косяку.

– Коленька! Сыночек! – простонала она.

– Вам плохо? – встревожился Гуров. – Чем вам помочь?

– Ой, сейчас отпустит, – прошептала Наталья Николаевна.

А вот мальчишка мигом скрылся и тут же вернулся с трубочкой нитроглицерина в руке. Он сам высыпал себе на ладонь две таблетки и протянул женщине.

– Вот, бабуля!

– Сейчас отпустит, – продолжала говорить она, уже держа таблетки во рту. – Только в голову ударит и отпустит.

И сердце у женщины, как она выразилась, действительно, видимо, отпустило, потому что она вцепилась в рукав Льва Ивановича и потянула за собой:

– Пойдемте, что же мы на пороге стоим? Расскажите мне, как он, где, что с ним! – и уже внуку: – Володька! Звони деду! Всем звони! Коленька нашелся!

Мальчишка убежал, а она буквально затащила Гурова в комнату и усадила на старомодный, но старательно отреставрированный диван.

– Господи! Да разве же так дорогих гостей встречают? – всполошилась она. – Звать-то вас как?

– Я Гуров Лев Иванович.

– Сейчас я, Левушка, чай приготовлю! – сказала она и, схватив чайник, умчалась.

Воспользовавшись отсутствием хозяйки, Лев Иванович стал осматриваться – в доме было чисто и опрятно. Его внимание привлекли фотографии на стене, часть из которых были цветными, но большинство – черно-белыми, и он, поднявшись, стал их рассматривать. Как и положено, там были свадебные фотографии, причем не только родителей Николая Степановича, но, видимо, еще и их родителей; уже знакомая Гурову фотография, которую Савельев взял с собой в армию; не иначе, как присланная оттуда черно-белая фотография самого Николая в солдатской форме, и множество других того же времени. А вот среди цветных были свадебные фотографии счастливой молодой пары – а когда же она во время бракосочетания выглядит другой? – фотографии двух мальчишек, начиная чуть ли не с ясельного возраста. Но, главное, там была фотография молодой женщины с очень похожим на Савельева мальчиком. А рядом с ней висел снимок этого повзрослевшего мальчика уже в солдатской форме, и, если бы фотография не была цветной, можно было бы подумать, что на ней и есть сам Николай Степанович, потому что глаза у парня были тоже разного цвета: правый – голубой, а левый – карий.

– Да садись же ты, Левушка, – настойчиво пригласила Гурова к столу вернувшаяся Наталья Николаевна, доставая из буфета и расставляя чашки с блюдцами, сахарницу, вазочку с домашним

печеньем и непременное варенье. – Рассказывай, как там Коленька!

– Наталья Николаевна, как я понимаю, это уже Степан? – спросил Гуров, показывая на фотографию.

– Да, Степушка наш! – с радостной улыбкой подтвердила она. – Точная Коленькина копия!

– Да вы сами присаживайтесь, – попросил Гуров суетившуюся женщину. – Скажите, как вы смогли Николая Степановича узнать – на этой фотографии все лица такие мелкие.

– Господи! – удивленно воскликнула она. – Да мать свое дитя в темноте с завязанными глазами узнает!

– И все-таки покажите мне, где он на этом снимке, – попросил Лев Иванович.

– Да вот же он! – Наталья Николаевна уверенно ткнула пальцем именно в Савельева.

– А теперь расскажите мне, какие у вашего сына были особые приметы? – продолжал Гуров.

Она медленно осела на стул и дрогнувшим голосом спросила:

– А он точно жив? А то про приметы-то обычно спрашивают, когда… – ее губы задрожали.

– Точно жив! – заверил женщину Лев Иванович. – Просто мне нужно точно знать, что это именно он, а то мало ли полных тезок на свете?

– Вот и нам так сказали, что в стране их много, когда мы письмо-то на передачу послали, а потом звонили туда, – покивала она и, подумав, стала перечислять: – Ну, глазоньки у него разные: правый – голубой, а левый – карий. Ой, сколько же ему из-за этого пережить пришлось! Его же с самого детства разноглазым дразнили! А уж в школе! Там ему вообще жизни не давали! А еще вот! – спохватилась она: – Коленька у нас мальчик добрый был, чувствительный! Как увидит, что младших обижают или над животным каким-нибудь издеваются, так у него губы начинали дрожать. И опять его дразнили из-за этого все, кому не лень. Так у него привычка появилась – верхнюю губу закусывать, чтобы незаметно было. Что еще? А вот шрам у него на левом бедре!

– Это когда его собака укусила? – уточнил Лев Иванович.

– Так вы про это знаете? – обрадовалась Наталья Николаевна и тут же горестно покачала головой: – И еще рука сломанная была – открытый перелом. А все Тимур, что б ему, паразиту! О господи! – всполошилась она. – Прости мою душу грешную! Его уж в живых давно нет, а я его все черным словом поминаю! А дело-то как было? – начала рассказывать она. – На нашей улице человек один жил, Навруз. И вот Тимур подбил Коленьку к тому в сад за яблоками полезть. И чего он полез? У нас ничуть не хуже были, а некоторые – и лучше.

– Наверное, на слабо его взяли, вот он и не захотел трусом выглядеть, – предположил Гуров.

– Возможно, так и было, – согласилась Наталья Николаевна. – Только на забор полезли все, а вот во двор спрыгнул один Коленька – остальные-то обратно на улицу сиганули. А у Навруза собака была – алабай. Знаете, что это такое?

– Среднеазиатская овчарка, кажется, – припомнил Гуров.

– Вот именно! – подтвердила женщина и объяснила: – Это же не собаки, а звери! Вот она на Коленьку и бросилась. Он попытался обратно на забор забраться, тут-то она его за ногу и ухватила. Коля упал и руку себе сломал. Хорошо, что Навруз все это услышал. Прибежал, увидел и сам насмерть перепугался. Он отогнал собаку, Колю на руки подхватил и в больницу понес, а потом и нам о произошедшем сообщил. Я тут же в больницу побежала, а отец у нас человек с характером – разбираться стал. В общем, выяснил он, что Тимур это все затеял и остальных мальчишек подбил так жестоко над Коленькой подшутить. Вот отец и пошел к его родителям разбираться. Выпороли тогда Тимура жесточайшим образом, а отец наш этому поганцу пригрозил, что в следующий раз он к его родителям уже ходить не будет, а собственноручно ему башку отвернет. А отец у нас такой, что слова с делом у него не расходятся. А стукнуло тогда Коленьке десять лет – Тимур-то постарше был. Вот с тех пор и стали они врагами непримиримыми. Коленька от него стал подальше держаться, да и тот его уже не цеплял по-серьезному, но дразнил постоянно, а за ним и все остальные – верховодил он среди мальчишек в нашем районе.