Полковник Гуров. Компиляция (сборник)

Макеев Алексей Викторович

– Отморозок, – констатировал Лев Иванович.

– Да нет! В том-то и дело, что не отморозок! – возразил Илья Семенович. – Умный, хитрый, беспредельно жестокий, хладнокровный. Все у него было так распланировано, что не подкопаешься. И ведь знали мы, чьих рук это дело, а уцепиться не за что, потому что даже если кто-то что-то и видел, то молчал как рыба. А подельники его в рот ему смотрели и слушались беспрекословно. Его в городе все боялись и ненавидели. Он даже мать не пожалел.

– Убил?! – в ужасе воскликнул Лев Иванович.

– Да нет, – успокоил собеседника Мукосеев. – Из города выгнал. Не знаю уж, зачем он к ним пошел, только мать его скандалом встретила, в голос орала: «Лучше бы я тогда аборт сделала, лучше бы тебя в пеленках

своими руками задушила, лучше бы собака тебе тогда в горло вцепилась и загрызла насмерть, чем нам всем сейчас в таком кошмаре жить, что стыдно людям в глаза смотреть. Да нам всем из-за тебя в спину пальцем тычут, а уж что говорят при этом – не приведи бог!» Надрывалась она, надрывалась, а он послушал ее и в ответ: «Другого бы я за такие слова убил собственными руками, но ты мне все-таки жизнь дала, так что и сама живи, но только в другом месте. Сроку вам неделя, а потом чтобы духу вашего в Стародольске не было. А уж если увижу, не обессудьте, порешу!» С тем и ушел.

– И они уехали? – спросил Лев Иванович.

– А куда им было деваться? – удивился Илья Семенович. – Волчара и сам шутить не любил, и шуток не понимал. Так что кончил бы он всю свою родню и глазом не моргнул.

– Видно, правильно говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – тяжело вздохнул Гуров. – Не забрали бы они его из дома малютки, и ничего этого не было бы. А откуда такие подробности?

– Так когда Волчара всех своих подельников отравил и сам исчез, люди быстро языки развязали, так что это соседи его матери нам рассказали, – объяснил Мукосеев. – Да и свидетели тоже быстро нашлись, которые видели, как он со своей бандой в ту ночь на машинах сначала к дому на Коммунистической подъезжал, а потом – к дому мэра. Да и возле дома Кнута его соседи заметили. Тут-то мы его на полном основании во всероссийский розыск и объявили!

– А что он собой внешне представлял? – спросил Лев Иванович.

– О-о-о! – протянул Илья Семенович. – Внешность такая, что одна особая примета на другой. Можно сказать, он весь одна особая примета. Ну, во-первых, глаза у него были голубые, но вот на одном из них, сейчас не помню, на каком именно, коричневое пятно имелось. Зубы выросли вразнопляс, вкривь и вкось, да еще и клыки были значительно длиннее остальных. Когда он злился, у него верхняя губа приподнималась, и их видно было – оскал прямо-таки волчий. Отсюда и кличка у него – Волчара. А уж сама губа у него поднималась или он наловчился так делать, не знаю.

– Ну, в розыск вы его объявили, а результат был? – поинтересовался Гуров.

– Так не только мы его искали, но и уголовники, потому что это же беспредел – смотрящего убить и ограбить. А время-то было лихое, и милиция загружена была работой так, что и спали через ночь. Это у нас, а уж что в Москве и Питере творилось, вам лучше знать.

– Да, лихое было время, – согласился Лев Иванович.

– Вот, помню, случай был.

Мукосеев начал что-то рассказывать, но Гуров его практически не слушал. Он думал о Савельеве. Уж слишком много общего было между Волчарой и этим человеком. У Волчары один глаз, если так можно сказать, с внешним дефектом, а у Савельева – глаза разные, но поскольку Лев Иванович вблизи его не видел, а на его единственной фотографии их не разглядеть, то можно предположить, что они совсем не разные, а просто один из них с таким же дефектом. Обоих в детстве кусала собака, причем, видимо, серьезно, если психологическая травма осталась на всю жизнь. У Волчары, когда он злился, приподнималась верхняя губа, обнажая зубы, а Савельев, когда волнуется, закусывает верхнюю губу, а делать он это вполне может для того, чтобы она не приподнималась. Ну а зубы, которые у Волчары были вразнопляс, имея деньги, очень легко исправить с помощью коронок, а ведь у Савельева, как сказал Погодин, великолепные зубы. Итак, можно предположить, что Савельев – никакой не Савельев, а Волчара, присвоивший его имя, благо разница в возрасте у них была не очень большая.

Например, они действительно познакомились где-то, и Волчара, вызнав о Николае Степановиче всю подноготную, убил его и стал выдавать за Савельева себя. Что говорит в пользу этого? Нежелание Савельева вспоминать прошлую жизнь, скудость его рассказов о ней, отсутствие среди сохраненных писем каких-либо весточек от друзей и девушки, потому что не бывает такого, чтобы парню в армию писали только родители. Осталось только одно письмо от совершенно постороннего человека, где говорилось о гибели родных Николая Степановича и полной невозможности отыскать хотя бы их могилу. А если Волчара просто уничтожил все письма не от родителей, потому что они могли бы вывести кого-нибудь на след настоящего Савельева? Потом Волчара уже под именем Савельева познакомился на вокзале в Москве с Дмитрием и уехал с ним в Сибирь. Допустить такое можно, но вот все то, что рассказывали Льву Ивановичу о Николае Степановиче, в корне расходилось с характером и повадками Волчары.

Гуров задумался настолько глубоко, что очнулся только тогда, когда Мукосеев похлопал его по руке.

– Лев Иванович! Вы меня, похоже, и не слушали совсем? А я-то тут соловьем заливался! – обиженно сказал он.

– Простите, Илья Семенович, – виновато улыбнулся Гуров. – Только мысль мне одна покоя не дает.

– И что за мысль? – с интересом спросил хозяин. – Может, я чем-то помогу?

– Да только на вас вся и надежда, – признался Лев Иванович. – Скажите, вот в розыск вы Волчару объявили, а нашли ли? Я так понял, что нет.

– Мы действительно его найти не смогли, а вот уголовники – да! – выразительно сказал Илья Семенович. – Нам агентура донесла, что нашли они Волчару, а уж в том, что кончили, я не сомневаюсь. Да и гуляли они так, что не заметить это трудно было. Так что всего один год он и от них, и от нас побегал.

– А подробности известны? Мне нужно быть точно уверенным в том, что Волчары больше на свете нет, от этого очень многое зависит, – серьезно сказал Гуров.

– Ну, за подробностями вам к Седому обратиться надо, – посоветовал Мукосеев.

– Местный криминальный авторитет? – поинтересовался Лев Иванович. – А кличка от цвета волос?

– Берите выше – законник. Седов Георгий Георгиевич, так что кличка от фамилии, – объяснил Илья Семенович.

– Седой? – задумчиво сказал Гуров. – Нет, не приходилось сталкиваться, хотя я практически всех воров в законе знаю, если не лично, то хотя бы по их «художествам».

– Недавно его короновали, – пояснил Мукосеев. – Тоже гуляли уголовники в городе по этому поводу так, что дым стоял. А чтобы разговор у вас получился, на меня сошлитесь.

Гуров удивленно уставился на Илью Семеновича, потому что не похож был тот на человека, так тесно связанного с криминалом.

– Да не смотрите вы на меня так, – усмехнулся Мукосеев. – Я с ним дружбу не вожу. Просто я и тогда, и сейчас считаю, что за любое преступление должен отвечать человек, который его реально совершил, а не тот, на которого его повесили и еще кучу других вдобавок.

– Понятно, сам таких же взглядов придерживаюсь, – кивнул Лев Иванович. – Ну, и где же мне его найти?

– Да он по вечерам в бильярдной отпивается, я вам сейчас объясню, где это. Да, она у нас в городе одна, так что не ошибетесь, – заявил Илья Семенович и не только написал Гурову адрес, но и начертил план, как туда добраться.

– Спасибо, непременно с ним поговорю. И вот еще спросить хочу, вы после того убийства кого-нибудь из тех детей встречали? – спросил Гуров.

– Ну, на кладбище во время похорон, – ответил Мукосеев. – Мэра с семьей хоронили официально, то есть с речами и все такое. Уголовники Кнута и охрану его тоже очень пышно хоронили, даже в церкви отпевали. А вот Игнатовых с Васильевой и Шалой, не скажу, чтобы весь город в последний путь провожал, но простых людей много было, потому что понимали все, что и сами могли на их месте оказаться. Вот там-то я Лариску с Гришкой и видел.