Полное собрание сочинений. Том 25

Толстой Лев Николаевич

Человкъ поставленъ въ такія условія, что для жизни онъ прежде всего долженъ не переставая бороться съ природой, добывать себ средства противодйствія жару, холоду, голоду и т. п. И эта обязанность не легкая. Съ тхъ поръ, какъ существуетъ міръ, мы видимъ, что люди съ страшнымъ напряженіемъ, лишеніями и страданіями борятся съ тми условіями, которыя стремятся погубить ихъ. Какъ мы видли прежде, такъ мы видимъ и теперь, что жизни человческія гибнутъ въ этой борьб, и потому мы не имемъ права думать, что придетъ или пришло время, когда люди могутъ освободить себя отъ этой обязанности. Какъ была эта обязанность первою и несомннною, такъ и осталась она и остается до сихъ поръ. Какъ было, такъ и есть до сихъ поръ. Гд-бы я ни жилъ: въ город пли въ деревн, — стны и крыша моей горницы не выросли сами собой; дрова въ моей печи не пришли сами, также не пришла вода и не свалился съ неба печеный хлбъ, и супъ, и чай, и сахаръ, и сапоги, и все, все, чего не перечислишь въ 10 томахъ. Все это сдлали и принесли мн т люди, изъ которыхъ сотни и тысячи гибнутъ въ борьб зa существование съ природою, т люди, которые мрутъ и чахнутъ и оскотиниваются въ тщетныхъ усиліяхъ добыть себ кровъ, пищу и одежду. По какому же праву я освободилъ себя отъ этой борьбы, губящей моихъ братій; по какому праву я дезертировалъ изъ этаго войска и не только не помогаю моимъ братьямъ, гибнущимъ въ ихъ смертной борьб, и спокойно смотрю на ихъ гибель, но еще своими требованіями ослабляю ихъ силы и увеличиваю число погибающихъ?

Какъ я сказалъ, есть только одинъ ясный отвтъ на этотъ вопросъ. Ясный

отвтъ на этотъ вопросъ такой. Я не признаю братства и равенства между людьми. Люди есть благородные — это ханы, граждане Римскіе, рыцари, дворяне и — чернь. Чернь же такъ дурна, что если не управлять ею силою, то эти люди — чернь — побьютъ всхъ насъ и друтъ друга, и имъ же будетъ хуже. Я управляю этими людьми, спасаю ихъ отъ золъ, которымъ они подлежать, и потому естественно освобождаю себя отъ общаго всмъ труда борьбы съ природой для существованія, а пользуюсь трудами другихъ для блага этихъ же людей по вол Бога, поставившаго меня въ это положеніе.

Я отдаю голову на отсченіе тому, кто найдетъ или укажетъ мн другое, сколько нибудь понятное оправданіе увольненія себя человкомъ отъ участія въ борьб съ природой и пользованія чужимъ трудомъ, кром этаго. (Я не говорю о женщинахъ, для которыхъ оправданіе ношенія, рожденія и кормленія дтей всегда служило и служитъ законнымъ оправданіемъ для увольненія себя отъ труда мужского, но никакъ не можетъ служить оправданіемъ увольненія себя отъ труда, выпадающаго на долю большинства женщинъ). Если справедливо то, что чернь не можетъ жить и управляться безъ тхъ, которые управляютъ ею, то оправданіе это совершенно врно. И оно даже представляется вполн справедливымъ, когда слышишь отъ той самой черни, трудомъ которой пользуются правители, признаніе справедливости этаго оправданія. Русскій мужикъ и англійскій работникъ, да и Французъ и Американецъ въ большинств случаевъ признаютъ необходимость и законность того увольненія отъ участія въ борьб съ природой, въ которомъ живутъ ихъ правители. А если такъ, то оправданіе это вполн справедливо.

Но въ наше время случилось удивительное дло: законность этаго оправданія пользованія чужимъ трудомъ правителей опровергнута и опровергается. Горы книгъ написаны въ доказательство того, что это увольненіе себя отъ труда правителей незаконно, несправедливо, милліоны рчей произносятся и пишатся объ этомъ. Незаконность пользованія чужимъ трудомъ правителей сдлалось труизмомъ, самой обычной темой разговора образованныхъ, либеральныхъ людей. Но не это удивительно; удивительно то, что нападки на правительство, осужденіе правителей за ихъ дармодство исходить отъ людей, еще больше, чмъ правители, освободившихъ себя отъ участія въ труд, еще больше пользующихся чужимъ трудомъ и не имющихъ на это никакого оправданія или оправданіе такое сложное, хитрое и мистическое, что никто, кром ихъ самихъ, его понять не можетъ.

Поясню примромъ. Прислушайтесь къ разговору взрослыхъ съ просдью людей на желзной дорог, въ клуб, въ гостиной, въ кабинет, и изъ 10 случаевъ 9 вы услышите разговоръ о правительств и правительственных лицахъ. Министръ нажилъ имнье, губернаторъ ничего не длаетъ, распутничаетъ, прокуроръ получаетъ 5 тысячъ, частный приставъ, исправникъ нажились, и вс подаютъ народный трудъ. Прочитайте газеты — тоже насколько это допускаютъ рамки цензуры. Правители берутъ деньги и поглощаютъ трудъ народа, и это есть страшная несправедливость, противъ которой должно бороться общество всми своими силами. Кто же говорить это? Кто призываетъ къ этой борьб съ дармодами? Изъ 10 случаевъ 9 это говорятъ слдующіе люди: помщикъ, кончившій курсъ въ университет или въ военномъ училищ и проживающій не меньше тхъ чиновниковъ, которыхъ онъ осуждаетъ, но зато ничего не длающій, кром пріобртенія денегъ, купецъ, фабрикантъ, точно также пользующійся трудами другихъ и длающій только то, что увеличиваетъ его возможность пользованія трудами другихъ, журналистъ, проживающій больше прокурора и длающій только то, что даетъ ему деньги. Учитель, профессоръ, получающій свое жалованье изъ той же казны и доживающій срокъ, чтобы получать еще пенсію. Что значатъ эти осужденія? Я часто думалъ объ этомъ и спрашивалъ осуждающихъ, на какомъ основаніи они осуждаютъ, и убдился въ томъ, что эти люди не понимаютъ то, о чемъ они говорятъ. Они осуждаютъ не потому, что они признаютъ несправедливость пользованія чужимъ трудомъ, а только потому, что имъ завидно, что министръ укралъ много, а имъ не удалось, или что исправникъ получаетъ больше, чмъ онъ — профессоръ, несмотря на то что онъ профессоръ, всю жизнь считалъ козявокъ, что очень скучно и трудно, а исправникъ веселился и получаетъ больше. Съ этой точки зрнія осужденія ихъ имютъ смыслъ. Но стоитъ только поставить вопросъ такъ, какъ онъ стоитъ, чтобы ужаснуться передъ той путаницей и фарисействомъ, которая выражается въ этихъ осужденіяхъ. Вопросъ вдь стоитъ такъ, и свернуть его съ этой постановки нельзя. Вопросъ такой: почему люди, т люди, которые Богомъ или закономъ природы поставлены въ такія условія, что они страшнымъ, приводящимъ къ страданіямъ и смерти трудомъ только могутъ поддерживать свою жизнь, почему эти люди освободили себя отъ этаго труда и навалили его на друтихъ, своими требованіями отягчая еще этотъ трудъ? Если такъ стоитъ вопросъ, то какимъ образомъ у тхъ людей, которые дезертировали отъ этаго труда и не имютъ за собой никакихъ понятныхъ оправданій, какимъ образомъ у этихъ людей поворачивается языкъ, чтобы осуждать тхъ людей, которые имютъ очень ясное опредленіе и разумныя оправданія?

Ученый, литераторъ, художникъ — одинъ ругаетъ шефа жандармовъ, другой прокурора, 3-й губернатора. Я нарочно беру ученаго, литератора, художника, потому что всякій простой человкъ, либеральный помщикъ, купецъ фабрикантъ въ своихъ осужденіяхъ опираются на то самое, чего представителями суть выбранные мною лица — именно на науку, культуру вообще и искусство. Съ высоты этаго величія они осуждаютъ. Разберемъ ихъ осужденія. Вы, Г-нъ Профессоръ, осуждаете шефа жандармовъ, что у него квартира хорошая и жалованье, что онъ пьетъ народную кровь. Правда, онъ уволилъ себя отъ борьбы съ природой и пользуется трудами другихъ, но не одни его начальники говорятъ ему, что онъ нуженъ, ему говорятъ это люди, имя которымъ легіонъ, ему говорятъ, что если онъ не будетъ ловить и вшать, то взорвутъ дворецъ и улицы и перебьютъ невинныхъ, убьютъ еще Царя, сдлаютъ Пугачевщину, и если онъ вритъ этому (а этому легко врить), то у него есть ясное твердое, законное и честное оправданіе въ своемъ увольненіи отъ труда и въ пользованіи трудомъ другихъ. Но вы, осуждающіе его и находящіеся совершенно въ томъ же положеніи, какъ и онъ, никогда палецъ о палецъ не ударившіе для участія въ общей борьб за жизнь, чмъ вы оправдываете свое увольненіе? Тмъ что вы выучили все то, что писали и пишутъ люди о государственныхъ, международныхъ правахъ, которыхъ никогда не было и не можетъ быть, или вы прибавили еще 17 звздъ въ млечномъ пути къ тмъ, которые извстны, или новыхъ козявокъ нашли или выдумали n-е состояніе тлъ и четвертое измреніе. Объясните же пожалуйста тмъ, которые умираютъ, работая на васъ, какое увасъ есть оправданіе въ вашемъ дезертирств. Но объясните такъ, что[бы] они поняли и охотно сами давали бы вамъ тотъ хлбъ, который вы вырываете у нихъ изъ рукъ. Вы говорите, что они, работая вчно одну физическую работу, не могутъ понять значенія науки. Но я и со мною много другихъ, мы, грамотные и не забитые работой, и мы читали ваши книжки и все таки не можемъ понять, какая связь того таинства научнаго, которое вы совершаете, съ участіемъ въ труд людей. Какимъ образомъ знаніе той чепухи о n-м состояніи тлъ, которое вы сами выдумаете и сами разрушите, какимъ образом ваши споры о томъ, что вы сами выдумываете, какимъ образомъ даже знаніе того, сколько у голенястыхъ птицъ перьевъ на заду или какое отношеніе первыхъ чиселъ, какъ эти знанія могутъ заплатить за дрова, хлбъ, одежу, которые, умирая въ труд, длаютъ для васъ люди, —

этаго вы не объясните ни тмъ, которые трудятся на васъ, ни мн, ставящему вамъ этотъ вопросъ, ни самимъ себ, если вы захотите быть честны. Я знаю, что вы врите, что наука очень полезна. Но вдь ваша вра при васъ. Зачмъ же тмъ людямъ, которые не врятъ въ это, умирать, кормя и одвая васъ? Вы врите — и прекрасно. Кто вритъ, тотъ и длай. А то вы тмъ самымъ орудіемъ, которымъ правители пользуются трудами другихъ, пользуетесь сами, но не имете никакого оправданія, кром своей вры, да еще осуждаете правителей.

Тоже и съ литераторомъ, тоже и съ художникомъ. Я пишу повсти или насмшки и ругательства или спорю съ кмъ нибудь, или пишу картинки — какого нибудь Христа, которыя никому не нужны, и за это я считаю себя въ прав уволиться отъ борьбы съ природой, и т, которые кормятъ и одваютъ меня, должны врить, что т вещи, которыя я пишу на бумаг, или полотн, или на нотахъ, т вещи, которыя не имютъ для нихъ никакого ни интереса, ни смысла, даютъ мн это право.

Судно заливаетъ водой. Чтобы не потонуть, всмъ намъ надо работать, и вс работаютъ. Но вотъ является человкъ, который убждаетъ или хитростью приводитъ людей къ убжденію, что имъ будетъ выгодне, если онъ не будетъ выкачивать, а будетъ распоряжаться ими. Это понятно, пока люди врятъ, что этотъ командиръ имъ нуженъ; но вотъ является другой, который тоже увольняется отъ работы подъ предлогомъ, что онъ будетъ колдовать. Никто не вритъ этому человку, но онъ. поддлывается къ тому, кто сталъ начальникомъ и не работаетъ, а колдуетъ. Но вотъ этотъ колдунъ начинаетъ завидовать начальнику и показываетъ людямъ, что начальникъ плохъ и не нуженъ. Тутъ комическая сторона дла; если люди поврятъ колдуну, то прогонятъ начальника, велятъ и ему работать. А прогнавъ начальника, уже само собой прогонятъ и колдуна, который держался только на начальник, и велятъ ему работать. Таково положеніе въ нашемъ обществ того выросшаго подъ покровительствомъ власти обмана, называемаго культурой, наукой и искусствомъ.

* № 11.

XXIII.

Увольненіе себя отъ общаго труда человчества властителями во имя пользы управленія можетъ быть дурно и вредно, но злоупотребленіе этой возможностью иметъ свой предлъ. Правители, злоупотребляющіе своей властью, доводятъ народъ до сознанія ненужности этихъ правителей, и правители устраняются. Но увольненіе себя отъ труда во имя отвлеченной, непонятной народу пользы — во имя колдовства, совершаемаго въ пользу этаго народа, не иметъ предловъ и хуже всего развращаетъ людей. Кром того, вра въ законность увольненія себя отъ труда правителями расшатывается уже давно и быстро уничтожается, вра же въ законность увольненія. себя отъ труда во имя культуры, цивилизаціи, науки и искусства утверждается, усиливается и распространяется. Вс злодянія, совершаемыя людьми въ наше время, злодянія, передъ которыми цирки Римлянъ и казни инквизиціи кажутся милыми шутками, — вс совершаются во имя этаго новаго оправданія — культуры, науки и искусства. Милліоны людей гибнутъ, всю жизнь проводя, какъ скоты, подъ землею, въ запертыхъ душныхъ зданіяхъ милліоны бродягъ и милліоны растлваемыхъ дтей и проститутокъ, и все это такъ должно быть, потому что это сопутствуетъ развитію культуры, науки искусства: fiat культура, pereat mundus ²³² . Что же такое эта культура и слагающіе ее элементы — главные — наука и сопутствующее ей — искусство? ²³³ Спрашивая себя, что такое наука вообще и отъискивая отвтъ въ смысл, придаваемомъ слову языкомъ не только русскимъ, но и всми языками, я вижу что наукою называется знаніе — всякое знаніе и искусство, въ боле же точномъ смысл вижу, что, отдливъ искусство, какъ мастерство какое либо, отъ науки, наукой называется знаніе предмета предметовъ и отношеній ихъ между собою. Есть наука крестьянскаго, сапожнаго дла. Человкъ — прикащикъ, не умющій косить и пахать, можетъ знать крестьянское дло; также и хозяинъ — сапожникъ, не умющій шить, также лсной промышленникъ и т. п. Кром того, есть наука грамот, ариметики и всхъ возможныхъ предметовъ, нужныхъ и полезныхъ людямъ. Такое значеніе иметъ слово наука въ язык. Но не таково значеніе слова наука для людей науки. Опредленіе людей науки не покрываетъ значенія, которое ему даетъ языкъ. Наука для людей науки исключаетъ изъ своего опредленія вс т знанія сапожнаго, лснаго, слесарнаго и всхъ вообще приложимыхъ къ жизни длъ и признаетъ научными всякія знанія, за исключеніемъ прямо приложимыхъ. Даже существуетъ часто повторяемое мнніе, что вполн научны только т знанія, которыя не имютъ цлью свое приложеніе. Научными знаніями признаются вс т знанія, которыя, во-первыхъ, не могутъ быть непосредственно приложимы, и, во 2-хъ, т, которыя облечены въ извстную условную форму. Наукой признается то, что признается научнымъ тми, которые себя признаютъ людьми науки.

* № 12.

XXIV.

Государственный человкъ прежде и теперь иногда по старой привычк защищаетъ свою праздность и зло тмъ, что онъ назначенъ на это Богомъ, или Гегельянецъ тмъ, что государство есть форма развитія личности. Онъ служить государству, и потому онъ выкупаетъ все, но эти оправданія уже отжили, и никто не вритъ имъ. Чтобы твердо (какъ ему кажется) защитить себя, онъ долженъ найти теперь уже не богословскiя или философскія, а научныя опоры. Нужно выставить приндипъ или національностей, или объединенія, или общей подачи голосовъ, или конституціи, или даже соціализма въ смысл научныхъ принциповъ, нужно покровительствовать наукамъ и искусствамъ. Промышленный богатый человкъ прежде могъ говорить о Божьемъ произволеніи, избравшемъ его въ богачи и распорядители трудомъ другихъ, могъ говорить о значеніи торговли и промышленности для блага государства, но все это теперь уже не годится. Чтобы научнооправдать себя, онъ долженъ, во-первыхъ, придать научный характеръ своему длу, на фабрик завести больницы и школы, въ торговл установить международныя отношенія и, во-вторыхъ, долженъ покровительствовать наукамъ и искусствамъ: издавать газеты, книги, завести галлерею или музыкальное общество. Ученый и художникъ можетъ по старой памяти говорить о пророчеств и откровеніи или о проявленіяхъ духа, но чтобы ему стоять твердо и знать, что печку топить и воду носить и доставлять ему пріятности жизни есть обязанность другихъ, онъ долженъ исповдывать то, что общества человческія суть организмы и что онъ въ одномъ изъ этихъ организмовъ или во всемъ человчеств, какъ организм (это какъ то не совсмъ раздлено ясно) есть мозговой органъ, который долженъ питаться другими. <Только на этомъ удивительномъ суевріи, что человчество и человческія общества суть организмы, и держатся въ наше время вс оправданія праздности людей, имющихъ возможность посредствомъ насилія пользоваться трудами другихъ.>

Люди живутъ вками и подчиняются теологическому порядку вещей. Папа помазалъ, и оттого онъ король и законный. Отецъ награбилъ, и оттого дти законно владютъ. Потомъ люди живутъ, вками подчиняясь юридическимъ порядкамъ. Государство должно быть, должны быть сословія, и потому это все законно. Люди врятъ, что кто-то тамъ наверху, божественный или мудрый, устроилъ все это и разъяснилъ, они не знаютъ всхъ разъясненій, но врятъ, что все тамъ стройно и ясно. Но стоитъ самому простому человку заглянуть въ эту теологическую или философскую кухню, чтобы ужаснуться передъ той безсмысленностью и неосновательностью, которыя царятъ тамъ. То же и съ научной теоріей: она ходитъ въ толп въ газетныхъ журнальныхъ статьяхъ, въ популярныхъ книжкахъ, разговорахъ, вс врятъ въ нее, и наивнымъ людямъ кажется, что тамъ гд-то у ученыхъ все это такъ ясно и очевидно, что и сомнній быть не можетъ, но стоитъ заглянуть туда, чтобы ужаснуться. — Удивительно читать въ богословіи доказательства того, что Богъ одинъ и три, что Богъ однимъ веллъ царствовать, другимъ повиноваться и царство назначилъ тмъ, которыхъ помажутъ масломъ, удивительно читать опредленіе государственнаго и международнаго права, но еще удивительне заглянуть въ лабораторіи научной теоріи и прочесть тамъ основы того міросозерцанія, которое называется научнымъ.