Полнолуние
Шрифт:
В это время в тонкую паутину, которую он ткал, ворвалась Джемайма – она вихрем вылетела из-за поворота и с разбегу крутанулась на месте, но совсем не запыхалась, ее волосы и чулочки были в полном порядке. В руке Джемми сжимала палочку с сахарной ватой, это лакомство, казалось, было больше всей ее головы с кудряшками и бантом, а своим приторно-розовым цветом напоминало ее румяные щечки. Увидев свою сестренку, словно дремлющую на руках у высокого незнакомца, Джемайма опешила: игривый смех смолк у нее на губах, и вишневый ротик удивленно округлился. Она оглядела Эдгара снизу вверх своими карими глазами – пристально, подозрительно и, пожалуй, презрительно. Эта малютка смертельно невзлюбила его с самого первого
– Лолли! Кто это? – спросила Джемайма таким преувеличенно строгим тоном, какой мог бы показаться комичным в устах семилетней девочки, если бы не ее вызывающий взгляд.
Лаура не могла знать ответа на этот вопрос, поэтому предпочла промолчать.
– Ах, это же наша маленькая мама, – нарочито слащаво проговорил Эдгар, обращаясь к Лауре и не переставая любоваться солнечным бликом у нее на щеке.
При виде их прилюдного уединения, откровенного, почти вопиющего взаимопонимания и столь опасной близости Джемайма вспыхнула, позабыв о вежливости, привитой с детства.
– Отпустите мою сестренку, мистер, а не то я скажу папе, – она растерянно поискала глазами отца, но Филипп Уэйн ушел за мороженым по велению любимой жены. – А ты, Лолли, скорее спускайся, я дам тебе конфетку.
– Придумай что-нибудь получше, малышка, – ухмыльнулся Эдгар, которого весьма забавляло это смехотворное противостояние с семилетней девочкой.
Джемайма несказанно оскорбилась: ее никто никогда не называл малышкой, она считала себя совсем взрослой и ответственной за свою несмышленую сестру. Она топнула ножкой и убежала, поминутно оглядываясь на мужчину с Лаурой на руках, опасаясь, что они бесследно исчезнут. Эдгар машинально проводил ее взглядом, и Джемми неожиданно привела его к матери девочек, Элеоноре. Та сидела в некотором отдалении, и он удивился, почему не замечал ее раньше, быть может, потому что сама она не подозревала о его присутствии. Они словно разминулись в пространстве, и Лаура, их общее творение, единственная связь между ними, теперь разделяла их.
Элеонора гордо восседала на парковой скамейке – добропорядочная мать, приведшая на прогулку своих умильных отпрысков. Она по-прежнему выглядела молодо, но при беглом взгляде на нее Эдгар явственно ощутил дыхание осени и уловил режущие контрасты, проступающие сквозь глянцевитый блеск ее искусственной красоты, так трупный запах пробивается сквозь аромат духов. Элеонора предусмотрительно нарядилась в платье розового цвета, которое озаряло ее бледное лицо призрачным румянцем. Свежеокрашенные волосы вбирали в себя все оттенки золотой осени, и солнечные зайчики играли в их переливах, высвечивая зачатки темных корней, отрастающих медленно и как будто нехотя. На коленях у нее лежал модный журнал – видимо, его оставил там заботливый муж, потому что утомленный взгляд Элеоноры бесцельно скользил поверх страниц, устремляясь куда-то в глубь ее темного сознания. Холодные негнущиеся пальцы медлили перевернуть страницу, как если бы им не хватало притока крови.
Эдгару по-прежнему претила ее мучнисто-белая кожа со следами неизгладимых веснушек, аккуратно подпиленные ногти, обручальное кольцо на окоченевшей руке – весь этот бессмысленный маскарад. Иногда он думал, что ему следовало позволить Элеоноре умереть в ночь рождения Лауры, с тем самым скальпелем под сердцем, направленным ее собственной рукой, презревшей страх. Его кровь застыла в ней, как в неживой статуе, но одного лишь усилия его воли было достаточно, чтобы заставить двигаться этот поток крови, а вместе с ним и Элеонору. Он мог внушить ей покой
В это время к ней подскочила Джемайма и возбужденно зашептала, с настойчивостью дергая за мамин рукав:
– Мама, нашу Лолли похитил какой-то мужчина! Надо его остановить, пока он не забрал ее!
– Ну что ты выдумываешь, Джемайма, – равнодушно отозвалась Элеонора, не поднимая глаз, и отстранила дочь с неуловимой брезгливостью – она опасалась, что девочка своими липкими пальцами испачкает ее нарядное платье.
Джемми, отчаявшись найти помощь у своей безвольной матери, бросилась на поиски отца.
Наконец Элеонора соизволила оторваться от бесполезного журнала – она подняла тяжелые веки и рассеянно огляделась по сторонам, не желая, впрочем, видеть свою младшую дочь Лору. Она тут же заметила ее белую фигурку, идущую за руку с тем, кто издали показался Элеоноре сумрачной тенью среди солнечного света. Но, как ни странно, она не разглядела в Эдгаре вестника из другого мира и не признала в его темном силуэте угрожающий образ из своей прошлой жизни. Она наблюдала за приближающимися фигурами, тщетно напрягая зрение, и ее прищуренные глаза, почти черные на солнце, напоминали непроглядно пустые глазницы черепа. Она постепенно различала черты лица Эдгара, мягкое атласное мерцание его черной рубашки, изящную походку, длинные золотистые волосы, напоминающие по цвету ее собственную шевелюру. Однако локоны ее предка отличались истинным блеском золота и изменчивым сиянием пламени, в то время как крашеные волосы правнучки отражали лишь жалкую подсознательную попытку вернуться к истокам.
Эдгар с Лаурой подошли уже вплотную к ее скамейке, а Элеонора все еще взирала на мужчину с недоумением, и тогда стало понятно, что она не узнает его. Зыбкая память утаила от нее самой невыносимый страх пережитых мгновений, воспоминания об их дьявольской сделке, о риске, которому они подверглись в тот момент, когда растерянно балансировали между смертью и вечностью, о кровавой бездне, из которой он извлек гибнущую Элеонору, потребовав взамен ни больше ни меньше – частицу нее, нерожденное дитя. Что ж, Эдгар намеревался напомнить ей о себе и о том, что она должна ему.
– Добрый день, Алиса-Элеонора, – приветствовал он с издевательской любезностью, назло называя ее полным именем. – Ты прекрасно выглядишь.
Она не хотела узнавать его, но ее смутные глаза по капле заливала тревога, и червь сомнения начал тихонько копошиться в сердце.
– Я не знаю вас, мистер, – проронили ее холодные губы, в то время как глаза безысходно избегали его взгляда.
Элеонора опустила ресницы и увидела маленькую Лауру, которая стояла подле Эдгара, цепляясь за его руку и доверчиво глядя на него снизу вверх. Тогда в матери вспыхнули искры былой ярости, и она осмелилась выместить раздражение на дочери, перехватить ее у Эдгара и продемонстрировать свою ничтожную власть. Она резко притянула девочку к себе и с остервенением отшлепала по пышному платьицу.
– Я кому велела не разговаривать с чужими! – воскликнула Элеонора, отталкивая Лауру – не с ленивой мягкостью, как Джемайму, а словно стараясь отшвырнуть как можно дальше от себя. – Посмотри, на кого ты похожа, настоящее пугало! Беги, поищи сестру, пусть она тебя причешет!
Лаура поспешила повиноваться и убежала, чтобы скрыть слезы, выступившие у нее на глазах от боли и от того, что ее незаслуженно обидели в присутствии незнакомца.
Эдгар с сожалением проводил ее взглядом и обернулся к Элеоноре.