Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ
Шрифт:

Классическая латинская традиция описала (и заклеймила) этот стиль как «азианский» (а позднее как «африканский») в противоположность выдержанному «аттическому». В азианском стиле вызывало протест то, что классическая риторика именовала «kakozelon» то есть «дурной пафос». Дабы показать, до чего отцам церкви в V веке претил этот дурной пафос, приведу отрывок из Первого послания Св. Иеронима против Иовиниана:

Сколько теперь писателей-варваров, сколько речей замутнено огрехами стиля, который столь невнятен, что непонятно ни кто говорит, ни о чем говорится! Все или чересчур раздуто, или же плоско, как заболевшая змея; все свернуто нераспутываемыми узлами, и хочется повторить следом за Плавтом: «Никто того не разберет, кроме Сивиллы». К чему все эти глагольные ведьмачества?

Все те приемы, которые с точки зрения классической традиции были «огрехами», гисперийская поэтика назвала достоинствами [509] . Фраза гисперийского текста уже не подчиняется традиционному синтаксису. Высказывание не соответствует традиционной риторике. Законы ритма и метра нарушены. Составляются вереницы синонимов совершенно барочной витиеватости. Цепочки аллитераций, которые в классическом мире немедленно были бы запрещены и сочтены какофонией, воспринимаются теперь как новая музыка, и Альдхельм из Мальмсбери [510] радуется, составив фразу, где каждое слово начинается с одной и той же согласной: «Primitus pantorum procerum praetorumque pio potissimum paternoque praesertim privilegio panegyricum poemataque passim prosatori sub polo promulgantes…» [511]

509

«Путь

отталкивания от разговорной речи был по существу продолжением традиции риторического маньеризма II–V вв., но в новой языковой обстановке эта тенденция доходит до небывалых пределов. Носителям новых языков такая латынь казалась уже не только приметой образованности, но и тайноязычием посвященных, непонятность чтилась ради непонятности, из глоссариев извлекались редчайшие слова неведомого происхождения, простые понятия описывались сложными перифразами, члены предложения перетасовывались в фантастическом порядке. Образцы таких текстов дошли до Африки, Британии, Галлии; наиболее известны „Гисперийские речения“, сборник школьных латинских упражнений из кельтской Британии; вот как приблизительно описывается в них утро учебного дня: „Титанова олимпическую пламенит квадрига потолочность, пучинные пареньями зарит флюиды, огневержным надмирные сечет багрецом полюсы, ввыспрь ристает датную твердь…“ Теоретический фон таких упражнений раскрывают сочинения грамматика из Тулузы (по-видимому, начало VII в.), писавшего под громким псевдонимом „Вергилий Марон“: он пишет о „двенадцати латынях“, о „раздрании словес“, об анаграммах, инверсиях, сокращениях слов, о языках „для вещания таинств“, а обращает свои писания к братьям-грамматикам, которые носят имена „Гомера“, „Цицерона“, трех „Луканов“ и т. д., ссылаются на неведомые грамматические авторитеты ромуловых времен, ведут двухнедельные диспуты о том, каков звательный падеж от „я“, и чтут „философию“, включающую в себя науки, „не столь несущие пользу, сколь утоляющие любознательность“. Перед нами картина полуученой игры в ученость, перерастающей в автопародию; где здесь благоговейное отношение к слову переходит в богохульное, сказать вряд ли возможно. Понятно, что для создания больших литературных форм эти эксперименты в „тайном языке“ были непригодны; но отголоски их еще долго звучат в латинской литературе Средневековья, перекликаясь то со скандинавскими кеннингами, то с „темным стилем“ трубадуров» (Аверинцев С. С. Латинская литература // История всемирной литературы. М.: 1984. Т. 1.).

510

Альдхельм из Мальмсбери (640–709) — английский поэт, вероятно, из королевской династии Уэссекса, аббат монастыря в Мальмсбери, писал стихи на древнеанглийском, загадки и прозу на латыни.

511

Первым пробую петь, пускай поэтический подвиг, под покровительством папы, провозгласится! Поэзию плавлю, прозой пронзаю, и панегирик пусть поразит поднебесье! (лат.)

Лексика обогащается за счет невообразимых гибридов, в нее врываются еврейские слова и эллинизмы, тексты строятся как ребусы. Если в классической эстетике идеалом почиталась ясность, эстетика гисперийская ставит на место идеала темноту. Классическая эстетика обожала пропорции, а гисперийская боготворит перекошенность, усложненность, пышные эпитеты и перифразы, все гигантское, все уродское, безграничное, сверхразмерное и несусветное. Для описания морской воды используются прилагательные «astriferus» и «glaucicomus» [512] , и ценятся неологизмы — pectoreus, placoreus, sonoreus, alboreus, propriferus, flammiger, gaudifluus… [513]

512

Звездоносный (лат.), зеленовласый (греч., вошло в латынь).

513

Сердцевещий, кротковещий, звуковещий, беловидный, собственноносный, пламяносный, восторгоструйный.

Те же лексические эксперименты расхваливал в VII веке Вергилий Грамматик [514] в своих «Эпитомах» и «Эпистолах». Этот безумный словоплет из городка Бигорр, расположенного неподалеку от Тулузы, цитирует куски Цицерона и Вергилия (на этот раз настоящего), которые Цицерон с Вергилием даже не думали писать. Затем мы узнаем или догадываемся, что автор фальшивых цитат просто входил в кружок риторов, которые выбрали себе каждый по одному из знаменитых имен, некогда принадлежавших латинским классикам, и под этими ложными именами они писали на такой латыни, которая классической явно не была, еще и похвалялись своими проделками.

514

Вергилий Марон Грамматик, он же Вергилий Тулузский (годы и место жизни в точности неизвестны — наиболее вероятны VII в. и область на юге Франции или севере Испании). Среди «авторов», которых он цитирует, значатся как реальные Вергилий и его комментатор Элий Донат, так и не совпадающие с древними Варрон, Катон, Вергилий, три Вулкана, Эней, Ориген и носители таких замечательных имен, как Суффоний, Гальбунгус и даже Балапсидий.

Вергилий из Бигорра выдумал новый лингвистический мир, который будто вышел из фантазии и из-под пера Эдоардо Сангуинети [515] , хотя по хронологии могло быть только наоборот. Этот Вергилий говорит, что латинский язык существует в двенадцати подвидах и в каждом из них огонь называется по-другому: ignis, quoquinhabin, ardori, calax, spiridon, rusin, fragori, fumatori, ustrax, vitius, siluleus, aeneon [516] (Epitomae, I, 4). Бой именуется praelium, поскольку бои происходят на морской глади, а море зовется praelum, по причине его огромности — оно «первенствует», иначе говоря, «прелатствует» во всем чудесном (Epitomae, IV, 10). В то же время поэт подвергает пересмотру самые основные правила латинского языка. Он рассказывает, что риторы Гальбунг и Теренций четырнадцать дней и четырнадцать ночей проспорили о звательном падеже слова «Я», и что проблема эта является наиважнейшей, поскольку надо знать, как обращаться, говоря в высоком штиле, к самому себе («О я, хвалимо ль деяние мое?» — «О egone, recte feci?»).

515

Эдоардо Сангуинети (р. 1930) — итальянский писатель, поэт, критик и переводчик, активно экспериментировавший с метром, лексикой и строфикой.

516

Огнин, зарин, варин, кипятин, жарин, трескотин, палин, дымон, алин, оживин, кремнии и еще — энеон, от Энея бога в пламени живуща (Эко У. Имя розы. День 4).

Но перейдем к вульгарной латыни. Приблизительно к концу V века нашей эры народы говорили уже не на латыни, а на галло-романском, испано-романском, итало-романском или романо-балканском наречиях. Это были устные языки, без письменности. Но еще до появления «Serment de Strasbourg» и «Carta Capuana» [517] существовал яркий символ лингвистического новаторства: Вавилонская башня. Пред лицом умножения языков в Европе многие цитировали эту библейскую историю, используя символ Вавилонской башни как знак проклятия и беды. Многие, но не все — были и такие, кто в рождении вульгарных языков видел рост, современность и прогресс.

517

Страсбургские клятвы (Sacramenta Argentariae, лат.) Serments de Strasbourg, (pp.) StraBburger Eide, нем.) — союзнический договор между западнофранкским королем Карлом И Лысым и его братом восточнофранкским королем Людовиком И Немецким 14 февраля 842 г. Текст содержит древнейший памятник

французского (старофранцузского) языка. Carta Capuana (Капуанская хартия, лат.) — сохранившаяся запись показаний свидетелей на суде (960), первый образчик итальянского (протоитальянского) языка.

Когда в VII веке ирландские грамматики взялись за описание преимуществ гэльской грамматики перед латинской (в произведении «Наставление поэтам»), они использовали для зачина именно-таки Вавилонскую башню. Как в Вавилонской башне употреблялось девять материалов: глина и вода, шерсть и кровь, дерево и известь, деготь, лен и земляная смола [518] , так для создания гэльского языка были использованы девять грамматических категорий: имя, местоимение, глагол, наречие, причастие, союз, предлог, междометие. Параллель, опередившая свой век. Вообще же, следует заметить по этому поводу, человечеству пришлось дожидаться Гегеля, чтобы наконец утвердилась в умах авторитетная и положительная трактовка сказки о Вавилонском столпотворении [519] .

518

Бытие, 11:1–9.

519

Притча о Вавилонской башне приводится у Гегеля (Гегель Г. В. Ф Эстетика. М.: Искусство, 1971. Том III, с. 33). Символической архитектуре Вавилонской башни Гегель противопоставляет архитектуру классическую, основанную на развитии двух «целесообразных» форм: формы дома и формы храма.

Ирландские грамматики считали, что гэльский язык являет собой первый и единственный пример того, как удается преодолеть «смешение языков». Создатели гэльской грамматики действовали методом, который хочется назвать «cut and paste» [520] . Они брали все лучшее, что находили в каждом существующем языке. А для вещей, которым не было до тех пор приискано никакого имени, они придумывали имена сами, при этом серьезно заботясь о сохранении родства между формой слова и идеей понятия.

520

«Cut and paste» (англ.) — вырезай и вклеивай, компьютерная команда.

Совершенно иначе понимая свое достоинство и долг, несколько столетий спустя Данте Алигьери объявил, что это он — новатор, изобретатель нового вольгаре [521] . Устроив смотр скопищу итальянских диалектов, разбирая каждое наречие дотошно, как лингвист, но в то же время и высокомерно, даже можно сказать, презрительно, как поэт, который ни секунды не сомневался, что является высочайшим из всех на свете творцов, — Данте приходит к выводу, что следует стремиться к речи блистательной (illustre: блестящей и все освещающей), осевой (cardinale: в смысле — главной), придворной (aulica: достойной местопребывания в королевском дворце, хоть королевского дворца у итальянцев и нет) и правильной (curiale: употребимой в качестве языка правительств, языка закона, языка мудрости).

521

«…мы утверждаем, что в Италии есть блистательная, осевая, придворная и правильная народная речь, составляющая собственность каждого и ни одного в отдельности италийского города, по которой все городские речи италийцев измеряются, оцениваются и равняются. XVII. А теперь следует растолковать, почему мы придаем нашей находке прилагательные блистательная, осевая, придворная и правильная… Под словом блистательный мы разумеем нечто придающее блеск и ярко блистающее: так именуем мы блистательных мужей либо потому, что они, блистая мощью, придают блеск другим справедливостью и милосердием, либо потому, что они, будучи превосходно наставлены, превосходно наставляют, как, например, Сенека и Нума Помпилий. А народная речь, о которой мы говорим, и возвышена наставлением и мощью, и возвышает своих приверженцев честью и славой. А что она возвышена честью, это бесспорно. Разве слуги ее не превосходят славой любых государей, маркизов, графов и вельмож? XVIII. Не без основания отмечаем мы эту блистательную народную речь и вторым прилагательным, называя ее осевой. Ибо, подобно тому как дверь всецело зависит от оси и, следуя повороту оси, отворяется или внутрь, или наружу, так и все скопище городских говоров поворачивается туда и сюда, следуя в движении и остановке той, которая поистине является главой семьи. А причина нашего названия ее придворной та, что, будь у нас, италийцев, королевский двор, она стала бы палатинской… Ибо если королевский двор является средоточием всего королевства и августейшим правительством для его частей, то и эта речь должна быть общей для всех, а не чьей бы то ни было частной собственностью и ей следует пребывать и обитать при дворе; и никакая иная обитель не достойна такой обитательницы, каковой является народная речь, о которой мы говорим. И поэтому-то пребывающие во всех королевских дворцах всегда пользуются блистательной народной речью… Заслуживает она и названия правильной, потому что правильность есть не что иное, как проверка того, что надо обрабатывать правилом; а так как прибор для такого рода выверки имеется обычно лишь у высочайших правительств, то и все хорошо выверенное и исполненное может называться правильным… XIX. И эта народная речь, которая показана блистательной, осевой, придворной и правильной, есть, мы утверждаем, та самая, какая зовется народной италийскою речью. Ибо, подобно тому как найдется некая народная речь, присущая Кремоне, так найдется и некая присущая Ломбардии; и как найдется речь, присущая Ломбардии, так найдется и такая, которая присуща всей левой Италии; и как найдутся все эти народные речи, так найдется и та, какая принадлежит всей Италии в целом. И подобно тому, как одна зовется кремонской, другая — ломбардской, а третья — речью половины Италии, так и эта, принадлежащая всей Италии, называется народной италийскою речью. Ведь ею пользуются в Италии блистательные мастера поэтических творений на народном языке — сицилийцы, апулийцы, тосканцы, романьольцы, ломбардцы и мужи обеих марок» (О народном красноречии. Пер. Ф. Петровского).

Трактат «О народном красноречии» (De Vulgari Eloquentia) содержит свод правил единственного и истинного народного красноречия, того поэтического языка, которым Данте гордится, почитая себя его основателем, и который он противопоставляет множеству разнородных языков, считая новоявленным единством, отражением первоначальной близости вещей и чем-то сходным с той формой речи, которой говорил Адам. Блистательное красноречие, за которым Данте охотится, как за «чуемой пантерой» [522] , представляет собой реконструкцию эдемского языка, исцеление от вавилонской травмы. Именно этот отважный замах на роль восстановителя совершенного языка определяет позицию Данте. Вместо того чтобы негодовать из-за множественности языков, Данте делает упор на их почти животную силу, на их способность обновляться и переменяться во времени. Именно имея дело с таким эластичным, пригодным для творчества материалом, Данте замахивается на создание совершенного и естественного современного языка, и не стремится восстановить утраченные модели прошлого, как-то: первородный еврейский язык, «какой издали уста первого говорящего». Данте выдвигает самого себя на роль новоявленного (и более совершенного) Адама. В сравнении с дантовой гордыней бледнеет позднейшее высказывание Рембо «il faut etre absolument moderne» [523] . В борьбе отцов и детей текст, начатый словами «Земную жизнь пройдя до половины», отцеубийственнее, нежели текст книги, названной «Одно лето в аду».

522

«После охоты в лесных нагорьях и пастбищах Италии и не отыскав пантеры, которую выслеживали мы, стараясь ее найти, проследим ее более разумно, дабы ту, которую мы чуем всюду, но которая нигде не показывается, изловить, хорошенько опутав тенетами. Итак, взявшись снова за свои охотничьи снаряды, мы утверждаем, что во всяком роде вещей должна быть единица, по которой мы равняем и оцениваем определенного рода вещи и от которой мы отмериваем и все остальное» (О народном красноречии. XVI. Пер. Ф. Петровского).

523

«Надо быть абсолютно во всем современным. Никаких псалмов: завоеванного не отдавать». Пер. М. П. Кудинова. Из книги «Одно лето в аду» (Une saison en enfer, 1873), единственного изданного автором произведения французского поэта Артюра Рембо (1854–1891).

Поделиться:
Популярные книги

Душелов. Том 2

Faded Emory
2. Внутренние демоны
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Душелов. Том 2

Фею не драконить!

Завойчинская Милена
2. Феями не рождаются
Фантастика:
юмористическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Фею не драконить!

Монстр из прошлого тысячелетия

Еслер Андрей
5. Соприкосновение миров
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Монстр из прошлого тысячелетия

Я – Стрела. Трилогия

Суббота Светлана
Я - Стрела
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
6.82
рейтинг книги
Я – Стрела. Трилогия

Мастер 2

Чащин Валерий
2. Мастер
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
попаданцы
технофэнтези
4.50
рейтинг книги
Мастер 2

Матабар III

Клеванский Кирилл Сергеевич
3. Матабар
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Матабар III

Слабость Виктории Бергман (сборник)

Сунд Эрик Аксл
Лучший скандинавский триллер
Детективы:
триллеры
прочие детективы
6.25
рейтинг книги
Слабость Виктории Бергман (сборник)

Прогрессор поневоле

Распопов Дмитрий Викторович
2. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Прогрессор поневоле

Пять попыток вспомнить правду

Муратова Ульяна
2. Проклятые луной
Фантастика:
фэнтези
эпическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Пять попыток вспомнить правду

Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Улофсон Руне Пер
Проза:
историческая проза
5.00
рейтинг книги
Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Холодный ветер перемен

Иванов Дмитрий
7. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.80
рейтинг книги
Холодный ветер перемен

Очешуеть! Я - жена дракона?!

Амеличева Елена
Фантастика:
юмористическая фантастика
5.43
рейтинг книги
Очешуеть! Я - жена дракона?!

70 Рублей

Кожевников Павел
1. 70 Рублей
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
попаданцы
постапокалипсис
6.00
рейтинг книги
70 Рублей

Неучтенный. Дилогия

Муравьёв Константин Николаевич
Неучтенный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
7.98
рейтинг книги
Неучтенный. Дилогия