Поломанный Мир 5: Последние Люди
Шрифт:
– Определенно, лучше.
– Тогда выкладывай. – Выжившая поджала губы. Разумеется, была нетерпелива.
Упрашивать вервольфа дважды не пришлось. Он выложил всё, как есть.
Деталей он, разумеется, никаких не знал. Оперировал, в первую очередь, своими домыслами. Ведь мертвецы историй не рассказывают. У Йенса для девчушки имелось только то, что он видел, и козырь в построении аргументации.
– По-твоему, – начала отроковица, держась довольно враждебно. – Моих родителей больше нет в живых? С чего бы тебе так
Как и всякому ребенку, ей претило даже просто допустить гибель матери с отцом. Она все еще своим умом и сердцем была чересчур юна. Но перемены в жизни сглаживали углы: быть может, эта девчушка еще до встречи с Йенсом начала догадываться о безвозвратном уходе родных.
Настал опасный момент, на самом деле. И Крёгер гадал про себя, что в собеседнице окажется сильнее – трудный возраст или адаптация к новой реальности, где люди гибнут на ровном месте. За себя Йенс не беспокоился: с него все, как с гуся вода. А вот девчонка перед лицом неудобной истины могла совершить любую глупость. Любую.
– Я никогда не спешу с выводами, девочка, – строго предупредил Йенс. Был холоден, как лёд. – И я знаю, с какой тварью столкнулся там, на перекрестке. Знаю, как она завлекает людей. Как убивает. Что делает с телами. Шансы, что твои родители еще где-то там, призрачны. Ты можешь сходить и сама проверит, что и как. Будешь на перекрестке к позднему вечеру.
– Нет, – качала головой та. – Не могу.
«Твои проблемы, значит», – подумал егерь. Но вслух этого говорить не стал.
Просто продолжил мысль.
– И я бы ничего не заявлял, если бы не обнаружил в паутине… это.
Крёгер явил взору собеседницы пистолет с колесцовым замком лишь сейчас. На бедняжке не было лица. Видать, козырь сработал, как надо. Еще миг назад она надеялась, что егерь просто-напросто врёт, лишь бы дорваться до съестных запасов. Ситуация перевернулась с ног на голову одномоментно.
Всё-таки вервольф не брешет. Её родителей больше нет.
Перевертыш передал памятный предмет собеседнице. Та взяла его в руки, принялась крутить и вертеть, изучая. Сомнений быть не может, это их, семейный.
Отроковица поджала губы, уставившись куда-то сквозь егеря. Да, Йенс прекрасно знал, что это за взгляд. Ей очень хотелось зарыдать, ведь ком от утраты подступил к горлу, и лишь сила воли, через титаническое подавление самой себя, не давал её эмоциям излиться наружу, не давал девочке очиститься душой.
– Мне жаль. Искренне, – сказал Крёгер, нисколько не лукавя. – Я тоже терял близких. Тоже по вине чудовищ.
– Я же говорила им, сами спокойно дойдем. Телега, битком набитая людьми, дорогу не ускорит! – сокрушалась выжившая, общаясь будто со своим отражением.
– Ты так и не уточнила, зачем вообще они пошли к тому перекрестку, – напоминал Йенс, прерывая её полубредовое состояние.
Девчушка опомнилась. Еле заметно вздрогнула и поглядела на егеря, вскидывая
– Семья моя не просто так засела в этой глухомани. Вообще-то, с тех самых пор, как все началось, мы постоянно перемещались. Искали место, которое бы стало для нас убежищем на постоянку. Но сейчас не об этом. Вчера на пути нам встретился друг семьи. Один из тех, с кем мы покидали родной город. Позже наши пути развело в стороны, вчера вот опять сошлись. Разведывал местность и наткнулся на нас.
Йенс кивнул, внимая.
– Он… рассказал о месте, которое мои родители так отчаянно пытались обрести. Я подслушала их разговор. И мать с отцом попросту загорелись. Втроем они принялись решать, как поступить. Как воссоединиться с его группой, точно таких же беженцев с Востока. Раз уж мы набрели на изобилие пищи в этой деревне, нужно было сообразить, как все перетащить. У них имелась повозка. Отправились втроем, ведь так безопаснее…
– А тебя… – гадал Крёгер, – получается, просто оставили сторожить провизию?
Девица замялась, до последнего отказываясь отвечать. Затем пробубнила:
– Не совсем.
– И правда, великий смысл охранять «мешки с картошкой»! Тогда…
Крёгер так и не успел уточнить детали. Острый волчий слух зацепился за странный шорох, доносившийся с лестницы. Девица всполошилась, тоже расслышав его. Егерь мигом глянул за собеседницу и обнаружил постороннего. Их беседу все это время подслушивал маленький силуэт.
Очень тихий. Незаметный совершенно. А ведь обычно дети очень много шумят.
Но не в этом случае, понимал Йенс. И на то имелась неочевидная причина.
– Тоня, – ласково и в то же время требовательно, по праву старшинства, обратилась отроковица к сестричке. – Кому сказано, жди внизу. Снаружи опасно.
Малышка не произнесла ни слова. Только надула губки бантиком и направилась по ступенькам обратно, вниз. Чуть ли не вприпрыжку.
«Да… Весь этот проклятый мир катится в лавовую бездну. Но некоторым карапузам удается сохранить наивное, детское восприятие жизни. Это редкая удача. Все-таки удача, не иначе», – задумался вдруг Йенс.
– Сколько ей лет? – поинтересовался он.
– Одиннадцать весной исполнилось, – ответила выжившая нехотя, со скрипом. – Мы отвлеклись, кажется.
«В одиннадцать лет лишиться родителей. И вот так, по щелчку пальца… Потеря есть потеря – это всегда страшный удар. Детали – это просто усугубляющее. Горе никогда не приходит вовремя».
– Твоя сестра и словечком не обмолвилась. Послушная такая, – отметил егерь.
– Послушная, – признала отроковица. – Но… не говорит она, потому что не может. Немая она. От рождения. Даже когда родилась, мама рассказывала, ни звука не произнесла. Совсем. Что твое проклятие.