Полуденная буря
Шрифт:
– Под трейгов идти?!
– Да не идти. И не под трейгов. А заручиться поддержкой Витгольда. Пускай даже видимостью поддержки. Потянуть время. А там, глядишь, листопад, порошник – не сильно-то войну затевать захочешь. Нет, попер Витек на рожон, как медведь остромордый. Вот и затравили. А какой славный воин был!
– Не ты ль его затравил, а?
– И я тоже. Я человек подневольный. Служу не за страх, не за жалованье. Служил, – поправился Брохан. – Со мной четыре сотни «речных ястребов». А ты хотела, чтоб я Хардвара послал
– Складно говоришь. Весь такой из себя невиноватый, честный и справедливый, как герои бардовские. Песни писать не пробовал?
– Смейся, смейся. Мне уже все едино. Я одной ногой в Верхнем Мире, мне сейчас, может, место за столом Пастыря Оленей расчищают. Все стерплю. А хотел и взаправду малой кровью отделаться. Потому и поединок отцу твоему предложил. Кто ж знал, что Брицелл по-своему дело выкрутит, как ему удобно?
Вейте молчала. Что ответить? Крыло Чайки и впрямь не так плох был. И отец его хвалил частенько. За то, что из простолюдинов в военачальники выбился. За то, что мзды от контрабандистов и пиратов не брал. За то, что в глаза королю мог возразить, когда из того самодурство перло.
– Слушай меня, де... Прости, Вейте. Мне все едино помирать. Сама ты за отца и за тал разоренный не отомстишь, не надейся. Протяни руку. Да не так. Ладошкой вверх.
Девушка повиновалась. Брохан с усилием сдернул с пальца шипастый перстень и вложил ей в руку.
– Это что еще за?..
– Когда совсем туго станет, иди в Фан-Белл, к причалу, где мои «ястребы» швартуются. Найдешь Гурана Щербатого или Гуню... Как же имя-то его? А, запамятовал! Покажешь кольцо...
– Ага! А они мне камень на шею – и в воду.
– Не перебивай! Вот бабье племя! Чтоб не подумали, будто с трупа моего сняла, спросишь Щербатого, не этот ли перстенек его щербатым сделал? И прибавишь: дело в корчме было. «Два окорока» называется. А Гуне скажешь, что больше всех на свете боится он матери своей, как она клюкой его промеж лопаток охаживает. Поверят и помогут. Обскажешь им, как я помер, все речники поднимутся...
– Да погоди помирать-то. Рассветет, я тебя к селянам вытащу. Глядишь, и поживешь еще. – Вейте уже забыла, как совсем недавно собиралась пырнуть сухопарого усатого воина мечом.
– Не вытащишь. Лезь на дерево бегом.
– Зачем это?
– Вот дурочка! Не слышишь ничего? Кикимора по зарослям очерета шастает. Нас почуяла...
Девушка прислушалась. От реки и вправду доносилось негромкое горловое бульканье. Словно огромная лягушка квакнуть норовит, но боится или стесняется и пасть закрытой держит.
С кикиморой ей не совладать. Хищник быстрый, сильный. Когти – в ладонь длиной. Зубы – что
– Лезь на дерево, кому говорю!
– А ты?
– А что я? Я уже мертвец. Меч мне оставишь. Утром заберешь.
– Я тебя не брошу!
– Вот дура баба! Бегом на дерево! – Не то бульканье, не то кваканье доносилось уже из-за ближних стволов. – Отец из-за меня погиб, так хоть дочку сберечь...
– Брохан, я...
– Ты отомстить хочешь, Вейте, дочь Витека Железный Кулак?
– Хочу!
– Тогда лезь! Давай ногу!
Крыло Чайки подставил сложенные «лодочкой» ладони.
– Ну? Ждать долго?
Вейте решилась. Положила меч на мокрые листья. Так, чтоб сразу калека рукоятку нашарил. Поклонилась Брохану, да не как равный равному и даже не как талун королю, а как самый бедный поселянин повелителю кланяется. Потом осторожно поставила сапожок на ладони воина.
– Давай. – Сильные руки толкнули ее вверх.
Усилие вызвало такой приступ боли, что Брохан завыл, зарычал голодным клыканом.
Кикимора забулькала в ответ уже в полный голос, но Вейте успела вцепиться непослушными пальцами в нижнюю ветку – локтей семь до земли, сама в жизни не допрыгнула бы. Подтянулась, забросила одну ногу, вторую. Уселась. Глянула вниз.
Кикимора вышла на поляну и теперь кралась к костерку. Короткое, толстое тело, паучьи лапы с перепонками между пальцами. Когти. Зубы.
– И-и-и-эх! – воскликнул Брохан, и в его голосе звучала почти что радость. – Меч в руках! Ну, Пастырь Оленей, готовь пир горой!
Хищник присел на задние лапы и зашипел, раздувая горловой мешок. Гребень жестких, бурых с прозеленью волос от загривка до темени то поднимался, то опускался.
– Ну давай, тварь! Я жду! – Брохан выставил перед собой меч.
Кикимора прыгнула.
Скрежет когтей по кольчуге.
Визг подраненного зверя.
Глухой вскрик речника.
Бульканье.
Хруст.
Удовлетворенное урчание.
Слез Вейте больше не сдерживала. Они текли горячим ручейками по щеками и капали вниз, туда, где погиб человек, которого еще утром она считала злейшим врагом.
Глава IX
Тал Ихэрен, пойма Ауд Мора, златолист, день четвертый, позднее утро
Несмелое осеннее солнце проглядывало сквозь прорехи в серых низких облаках, словно красотка-скромница из посада. После вчерашнего дождя раскисшая земля чавкала под копытами коней. Промозглой сыростью тянуло с близкого Ауд Мора.
Разношерстная ватага осторожно продвигалась, примериваясь оставить по правую руку наглухо заросшую очеретом старицу.
Едущий впереди светлобородый веселин то и дело поглядывал на небо – не отверзнется ли, как и намедни, дно у облаков, не посыплется ли на головы холодная осенняя морось.