Полукровка
Шрифт:
К тому времени, когда она вошла на кухню, большая часть ее семьи уже начала свой рабочий день. Увидев ее опухшие глаза и несчастное выражение лица, Эйфи снова усадила ее за кухонный стол, подав еще теплого чая, хлеба с маслом и джемом.
— О, милая, — успокаивала она, проводя рукой по спутанным волосам Сорчи. — Твой отец и братья вывели собак. Они найдут его.
Она ела механически, ничего не ощущая. Сорча ненавидела это, ненавидела быть плаксивой и бесполезной, но она не знала, что еще делать с нарастающим безумным ужасом, который разрастался в ее груди, сдавливая сердце и легкие. Казалось, единственный
Сорче было не лучше, когда поздним утром входная дверь с грохотом распахнулась, и в дом торопливо вошел Коннор, а Найл трусцой следовал за ним по пятам.
— Коннор, не…
Братья вошли в кухню, и взгляд Коннора упал на Сорчу. Она медленно поднялась со своего места, страх затягивал ее в подводное течение.
— В чем дело?
— Тебе нужно пойти и посмотреть.
— Нет, — сказал Найл, вставая между нами. — Она не должна этого видеть.
Предчувствие покалывало на ее пальцах и губах.
— Покажи мне.
Найл отчаянно покачал головой.
— Сорча, ты не захочешь это видеть.
Она посмотрела невидящим взглядом на брата, затем на Коннора и его мрачное лицо. Он выглядел старше, под глазами прорезались морщинки.
— Покажи мне.
Коннор кивнул и вывел ее на улицу, остановившись лишь для того, чтобы взять пальто и варежки. Найл молча последовал за ними, его рот превратился в одну тонкую линию.
Она последовала за Коннором через поместье, мимо луга и леса, где провела свое детство, играя. Они были почти у границы владений, когда она заметила горстку конюхов вместе с ее отцом и Диармудом, собравшихся вокруг упавшего дерева.
Сорча знала, что идет вперед, но не чувствовала земли под ногами. Она не слышала, когда ее отец зашипел и спросил, о чем думал Коннор, приводя ее сюда. Поначалу, она не знала, на что смотрит, когда обогнула то дерево.
Вдоль заплесневелого бревна была поспешно вырыта яма, огромные комья мерзлой земли сдвинуты, освобождая место для огромного зеленого тела. Единственная причина, по которой оно поместилось под бревном, заключалась в том, что у тела не было головы.
У него почти не было груди, мышцы были разрезаны и вырваны когтями, как будто каким-то огромным зверем. Зеленая плоть была изуродована, но кровь не запятнала землю вокруг них. Кто бы ни сделал это, он сделал это не здесь.
Сорча не осознавала, что у нее подкашиваются ноги, пока Коннор не подхватил ее, перенеся на себя ее вес. Ей показалось, что он что-то произносит, возможно, ее имя, и подумала, что ее отец и все остальные, возможно, тоже что-то говорят. Все они смотрели на нее со страхом, с жалостью.
Единственным звуком, который услышала Сорча, был ее собственный крик, эхом разнесшийся среди деревьев.
Это продолжалось и продолжалось, ужасный звук, подобного которому она никогда раньше не издавала. Он вырывался из ее легких, разрывая горло.
Ее тело сотрясалось, руки брата были единственным, что удерживало ее на ногах.
Это невозможно…
Это не…
— Это не он, — прохрипела она. — Это не он.
Коннор сжал ее в объятиях.
— Сорча…
Она тряхнула
— Нет, нет, посмотри на это! Это настоящий орк, посмотри, какой высокий. Орек не такой высокий. И он не такой зеленый. Он, он…
Не здесь.
Мертвый, обезглавленный орк был на территории поместья, но Сорча всем своим существом знала, что Орека тут нет.
Он ушел.
— Но если это не он… — сказал Найл.
— За нами следили, — простонала она.
Судьба, возможно ли это — мог ли это быть тот следопыт? Или другой, посланный главой клана, который купил ее?
Лицо Кьярана вытянулось, и он снова посмотрел на труп с новым ужасом.
— Черт, — пробормотал он, потирая рот. — Отвези ее домой. Я должен рассказать Дарроу о случившемся.
— А как же Орек? — спросил Коннор.
— Он пошел назад, — сказала Сорча онемевшими губами.
Это было единственное, что имело хоть какой-то смысл.
И почему исчезла голова, чисто отрубленная у основания черепа? И порезы, его испачканная рубашка. Вчера он сражался с этим орком и победил. Он сделал все это, подготовился к уходу, привел себя в порядок и вернулся в дом к своей паре. Чтобы провести с ней последнюю ночь.
Он прощался с ней.
У Сорчи скрутило живот, она оттолкнулась от Коннора и, пошатываясь, направилась к дому. Ее братья были рядом, чтобы взять ее за руки, и она позволила им увести себя.
— Он пошел назад, — снова сказала она, ни к кому не обращаясь. Самой себе.
По мере продвижения на юг Орек начал заставлять себя есть и урывками спать. Это замедлило его продвижение, но он не хотел повторять ошибки Сайласа. Он должен быть отдохнувшим и готовым, когда наткнется на охотничий отряд.
Поэтому он запихивал еду в рот, не чувствуя вкуса. Он проспал самые темные части ночи, завернувшись в меха, которые все еще слабо пахли его парой. И она снилась ему.
Сорча лежала без сна в течение череды туманных дней и ночей. Она не знала, сколько из них прошло, знала только, что провела их одна, в постели, которая не должна была быть холодной, с сердцем, которое не должно было быть разбито.
Но оно было разбито.
В конце концов ее слезам пришел конец, Даррах слизывал их с ее лица, и вместе с ними исчезло всякое желание вставать с постели.
Вместо этого она погрузилась в свои страдания и горечь.
Ее семья приходили один за другим, чтобы попытаться вытащить ее. Младшие были слишком расстроены, чтобы открыть дверь, вместо этого окликая ее с другой стороны, но Коннор, по крайней мере, не боялся ее. Наконец он проскользнул в ее комнату, развел огонь и сел, чтобы рассказать ей о прогрессе, которого он добился с новой кроватью. Вскоре после того, как она попросила его, он начал мастерить новый каркас, но рассказал ей, как Орек тайно помогал ему, желая научиться работать по дереву и сделать для нее что-нибудь самому.